1914–2014. Европа выходит из истории?
Шрифт:
На «вершине Европы»?
Через десять лет после объединения правительства Германии, воспользовавшись преимуществами, которыми располагала немецкая экономика, попытались с помощью политики гиперконкуренции вознести страну на «вершину Европы» (как в 2005 г. выразилась Ангела Меркель). Если судить по стремительному росту внешней торговли Федеративной Республики с Восточной Европой и Азией, а также с партнерами по еврозоне, это им вполне удалось. Другие страны зоны евро не учли масштаб вызова, который им бросила Германия, а по сути – сама глобализация.
Германия в целом хорошо справилась с кризисом 2008–2009 гг. Ее производство вновь вышло на уровень 2007 г., а потом и преодолело эту планку. Профицит ее торгового баланса вновь стал расти, несмотря на то, что Китай отобрал у нее звание первого экспортера планеты. Да это и не так важно: Германия остается крупнейшей «мастерской» мира в том, что касается различного оборудования и дорогих автомобилей, обгоняя США, Японию и тем более Китай.
Если судить по дефициту ее торгового баланса и все сокращающейся доле на мировом экспортном
Как это ни парадоксально, но после 2010 г. кризис евро лишь укрепил доминирующую роль Германии в Европе. Однако за это приходится расплачиваться. Общеевропейская рецессия тормозит ее рост и привносит в ее будущее изрядную долю неопределенности: до каких пор Германия сможет использовать в собственных целях валюту, которая одновременно с ней ходит еще в семнадцати странах? Может ли она воспринимать евро как простой инструмент повышения конкурентоспособности своей экономики, не обращая внимания на то, что сильный евро в сочетании с обожествлением свободного рынка и сокращением бюджетного дефицита, которое было навязано средиземноморским странам, обрекает их на равновесие неполной занятости и невыносимую хроническую безработицу?
Выбор в пользу внешней конкурентоспособности
Долгосрочные стратегические ориентиры, которые избирает Германия, все чаще лежат за пределами Европы. В 2012 г. ее основным торговым партнером стал Китай. Крупными партнерами не только в энергетической, но и в промышленной сферах для нее служат Россия, а также Украина и Казахстан. На более далеких рубежах немецкие фирмы ориентируются на рынки Южной и Юго-Восточной Азии. 43 % немецкого экспорта (т. е. 1097 миллиардов евро в 2012 г.) устремляется в страны, лежащие за пределами Евросоюза; всего 37,5 % – к партнерам по еврозоне. Что касается импорта (909 миллиардов), здесь страны еврозоны и остальной мир друг друга уравновешивают. У идеи трансатлантического партнерства, которую недавно воскресил президент Обама и тотчас же подхватил Баррозу, нет более горячего сторонника, чем Берлин. Если создать обширную зону свободного обмена товарами, услугами и капиталами, протянувшуюся по обе стороны Атлантического океана, и согласовать друг с другом действующие там нормы, немецкая промышленность получит дополнительный инструмент для мировой экспансии.
Сегодня Германия воспринимает себя как большую Швейцарию, а ее граждане больше всего озабочены тем, чтобы сохранить свою покупательную способность и пенсионные накопления. Однако она может себе позволить так жить лишь потому, что на деле, скорее, напоминает маленький Китай и, подобно ему, экспортирует около половины произведенных ею товаров. Вот почему Германии так важно сохранить свою конкурентоспособность на рынках развивающихся стран, растущих гораздо большими темпами, чем ее европейские соседи, а также на американском рынке, который тоже явно более динамичен. Немецкая дипломатия – это прежде всего дипломатия экономическая. Безопасность не является для нее одним из приоритетов. Европа кажется ей континентом, где надолго установился мир, и она полагает, что может не обращать внимания на возможные стратегические угрозы. Россия, с которой ее связывает тесное партнерство (12 % российского рынка, 3000 промышленных предприятий), больше не представляет для нее опасности. Она знает, что Москва скорее озабочена «ближним зарубежьем» (страны СНГ): подъемом радикального исламизма на Кавказе, в Центральной Азии и на ее собственной территории, а в перспективе – тенью Китая, которая ложится на российский Дальний Восток. Так что Россия, ставшая «новым рубежом» немецкой промышленности, сулит Германии лишь хорошую прибыль. Так возродилась вековая традиция германо-российского партнерства.
На экстренный случай у Германии есть «договор о подстраховке» с НАТО. Ради этого она готова регулярно «скидываться» (ее расходы на оборону едва превышают 1 % ВВП). Заверения в верности США позволяют ей свободно торговать с Китаем и Россией. Она даже может себе позволить порой взбрыкнуть (как в 2003 г. по вопросу Ирака) или самоустраниться (как в 2011 г. по поводу Ливии или в 2013 г. во время сирийского кризиса). Германия полностью отдает на откуп средиземноморских стран неблагодарную задачу охраны южной границы Европы, Америке – успокоение Ближнего Востока, а Франции с Великобританией – Африку, где они сдерживают напор радикального исламизма и, что не менее значимо, в качестве бывших колонизаторов борются с угрозой аномии [163] . Тут Германия может запоздало тешиться своей невинностью: благодаря Бисмарку она почти не успела поучаствовать в разделе колониального пирога…
163
От греческого слова nomos – закон. Я понимаю под аномией отсутствие общепризнанных правил.
Это привилегированное положение позволяет Германии, как ни парадоксально, позиционировать себя одновременно как большую Швейцарию и как маленький Китай. Лоран Фебис и Оливье Пассе обратили внимание на тот факт, что торговый профицит Германии, которым она в 2007 г. была на две трети обязана Евросоюзу, сегодня на три четверти генерируется странами, лежащими за его пределами [164] . С точки зрения конъюнктуры доля, которая во внешнеторговом профиците Германии приходится на страны, не входящие в ЕС, выросла с 35 % в 2007 г. до 74 % в 2012 г. В то же время просматривается и структурно значимый тренд: доля Евросоюза в общем
экспорте Германии с 2007 по 2012 г. уменьшилась с 65 до 57 %. Снижение немецкого экспорта в другие страны Европы связано с рецессией, вызванной кризисом евро, и политикой бюджетной экономии, прописанной для того, чтобы с ним справиться. Из-за этого структурного разрыва Германия также увеличила свой импорт из Евросоюза: как из стран еврозоны, так и из своего hinterland в Центральной Европе. Так что для немецкой промышленности Европа стала трамплином, который помог ей отправиться на завоевание внешних рынков, прежде всего в развивающихся странах Азии.164
L’Allemagne prend le large // Les 'Echos, 13 mai 2013.
Нуждается ли еще Германия в Европе?
Германия гораздо лучше поднаторела в экономических войнах, чем ее соседи. Этот вывод заставляет поднять еще один, более общий вопрос: в каких сферах Федеративная Республика сегодня все еще зависит от Европы? Та сослужила ей службу, когда дала добро на объединение. После обошедшегося недешево поглощения ГДР, выставленной на продажу по экономически невозможному, но политически целесообразному курсу 1 Deutsche Mark = 1 Ostmark (что явно противоречило немецкой валютной ортодоксии), насколько уместно навязывать жесткий реабилитационный курс «странам Юга», которых больше не называют Euromed или PIIGS [165] , но порой все еще величают GIPSI [166] ?
165
PIIGS – милый акроним (созвучный английскому слову «свиньи». – Прим. пер.), обозначающий Португалию, Ирландию, Италию, Грецию и Испанию (по-английски – Spain).
166
GIPSI – Греция, Италия, Португалия, Испания, Ирландия (акроним GIPSI созвучен английскому слову «gipsy» (бродяга, цыган). – Прим. пер.).
Старинная поговорка Am deutschen Wesen, die Welt genesen [167] никогда не приносила Германии ничего, кроме неприятностей. На фоне манифестаций, устроенных южноевропейскими indignados («возмущенные»), у Германии не может не возникнуть искушения «уйти из Европы»… Как замечает филолог Хайнц Вицманн, «сегодняшняя Германия, отождествив свои интересы с ростом экономики, ищет партнеров по всему миру… О Франции она вспоминает редко» [168] .
167
Приблизительный перевод: «Немецкий дух излечит мир».
168
Wizmann H. // Lib'eration, 5 avril 2013.
В 2006 г. на вопрос: «Есть ли у нас будущее в Европе?», положительно отвечали 62 % немцев, в 2012 г. – лишь 41 %. Напротив, доля отрицательных ответов с 2007 по 2012 г. выросла с 10 до 34 %. Любовь ушла…
Германию обвиняют в том, что она не «хочет делиться своей кредитной картой». Но что в этом странного? Для нее важно сохранить ресурсы, чтобы «финансировать все возрастающие пенсионные расходы». Если вспомнить о ее демографической ситуации, этот подход более чем оправдан. Немецкие лидеры заявляют о том, что не хотят попустительствовать своим европейским партнерам, чтобы поддержать курс евро – наследника марки. Их озабоченность тоже понятна, поскольку немецкая экономика, учитывая ее специализацию, жизненно заинтересована в том, чтобы экспортировать по хорошей цене. Тем не менее интересы Германии не должны вести к тому, что из-за завышенного курса евро, полностью открытого для международной конкуренции внутреннего рынка и введенных в действие планов бюджетной экономии, ее европейские партнеры были обречены на равновесие неполной занятости, которое в долгосрочной перспективе окажется нестерпимым. Однако именно так сейчас все и складывается: в Германии уровень безработицы составляет 7 %, в среднем по еврозоне – 12 %, а в Испании и Греции – 27 %. В результате Германия сталкивается с объективно противоречащими друг другу требованиями.
Предложения Х.-В. Зинна
Летом 2012 г., в самый разгар кризиса единой валюты и еще до того, как М. Драги торжественно пообещал рынкам ее спасти, один из самых авторитетных немецких экономистов, директор Института экономических исследований (IFO) Ханс-Вернер Зинн [169] писал о том, что «существует лишь два возможных пути для того, чтобы восстановить конкурентоспособность стран Юга [не спровоцировав всплеск инфляции в основных государствах еврозоны]: они либо выходят из валютного союза и девальвируют свои новые валюты, либо остаются в еврозоне и соглашаются встать на долгий и тернистый путь снижения цен. Оба решения будут болезненны, но второй вариант («внутренняя девальвация»), конечно, опаснее (сильное снижение зарплат, политическая нестабильность, риск гражданской войны). Так что единственным надежным решением остается выход из еврозоны».
169
Zinn H.-W. Sinn // Le Monde, 1er ao^ut 2012.