1920 год
Шрифт:
Мы решили ночевать где-нибудь в подъезде.
Нет, это слишком холодно. Эти камни обладают удивительной способностью быстро остывать. И притом эта ниша, куда мы залезли, плохо защищает от взоров патрулей. А сейчас патрули пойдут. На улицах уже ни одного человека. Идет тихий, мирный дождь. Удивительно, как быстро большевики покончили с грабителями, налетчиками и всякими уголовными.
Надо пройтись. Ну, в конце концов, наскочим на патруль, как-нибудь вывернемся. И потом - блестящая мысль: пусть патруль нас забирает. В конце концов, не расстреляют же за это,
Пошли... На одном из перекрестков:
– Стой!..
Мы остановились.
– Откуда так поздно, товарищи?..
– Да разве ж поздно?.. Вот беда, часов нет!.. Что, будете забирать нас, товарищи, в район?
– А вы кто такие?.. Далеко вам?
– Да нет, не далеко нам... Тут на Канатной.
Патруль, собравшись вокруг нас кучкой, раздумывал.
– Ну, идите... домой ... все равно ...
Вот неудача...
* * *[лдн-книги1]
Идем дальше. Дождик перестал, - работает луна. Это большое подспорье социалистическому хозяйству. При социализме как общее правило, - электричество не горит. Совершенно тихо. Вдруг снова наткнулись на патруль.
Эти нас взяли. Мы едва успели условиться, что сочинять, как нас разделили.
Старший подошел в Вовке и о чем-то с ним беседовал на ходу. Потом подошел ко мне.
– Откуда вы идете товарищ?
– С Ришельевской.
– А номер?
Я сказал условленный номер.
– У кого же там были?
Я сделал застенчивое лицо.
– Да это... его знакомые... он молодой... я там в первый раз и был...
– Ну да, а фамилия как?
Я сказал нарочно исковерканную фамилию, но похожую на ту, которую должен был сказать Вовка, При этом прибавил, что, может быть, и не так, потому что я этих барышень не знаю, мне старому неинтересно...
– Значит, выпивали, товарищ?
– А что же я пьяный, что ли? Я дунул ему в нос.
– А чем занимаетесь?
– Артист... музыкант... Раньше на рояле и на скрипке давал уроки, а теперь на гитаре. Специальность "старые романсы" ... Ученики ко мне ходят... Сам голос я уже потерял, не выступаю ... После тифа ...
Заинтересовавшись, подошел другой патрулист.
Так вы, товарищ, гитарист?.. Я тоже на гитаре играю. Хорошая у вас гитара?
– Ничего себе... Только раньше я привык играть на одиннадцатиструнной, а это обыкновенная - семиструнная ... Ничего, сходит ...
– А какие романсы, товарищ?
– Исключительно самые старинные. Ну вот, например, "Тигренок", "А из рощи, рощи темной", "Три создания небес", - вот тоже замечательный романс ... Это не то, товарищ, что теперь пошло - Вертинский-Вертинский ... "Лиловый негр ей подает манто" ... ну, какой смысл!.. Почему он "лиловый", когда все негры черные?
Тут я решил остановить поток своего красноречия: кажется, было довольно. Патруль явно убедился в нашей невинности и подлинности. Старший сказал дружелюбно:
– Ну, если, товарищи, у вас документы в порядке, то вам ничего не будет... Сейчас и отпустят...
Район... Темень полная. Патруль, ругаясь, поднимается по лестнице на ощупь. Вводят нас в какое-то помещение. Тут тоже абсолютно темно. В темноте ставший кому-то докладывает про нас. Происходит
ругань в виду того, что нет ни света ни спичек. Наконец, с трудом находят. Зажигают какую-то коптилку, которая считается лампой. Участок. За перегородкой начальство, в виде какого-то еврея. Нотабена: патруль, как, по-видимому, вся низшая милиция,-из русских. А начальство, так, приблизительно с чина околоточного надзирателя, евреи.Начальство спрашивает, кто мы, где живем, документы. Предъявляем...
Комиссар занялся тем, что вызвал по телефону адресный стол: проверить, живет ли такой-то по указанному мною адресу. Но, видимо, с ответом что-то не ладилось...
– Что? Нет света в адресном столе?.. Не можете дать справки? Что? Разбили себе голову?.. Обо что?.. О шкаф?.. Что за безобразие ...
В конце концов, проэкзаменовав нас еще о роде наших занятий, при чем снова на сцену выплыла гитара и старинные романсы, нам объявили что мы свободны. Но это совсем не входило в мои планы.
Прежде всего, я рассудил, что прятаться от чрезвычайки выгоднее всего в районе, ибо карающей руке советской власти не придет в голову искать контрреволюционеров в своей собственной полиции. А, во-вторых, куда же нам идти?.. Опять на улицу? .. Но первый патруль схватит нас снова.
Поэтому я попросил разрешения переночевать здесь в районе, каковое милостиво получил.
Мы улеглись на широком подоконнике. Начальство "дормировало" на деревянных скамейках.
Утром мы были разбужены довольно странным инцидентом.
Начальство хотя и грозно, но довольно беспомощно взывало :
– Вестовой!.. Что вы не слышите, вестовой!..
Да, у них есть "вестовые"... В этом государстве социалистов, тех самых социалистов, которые чуть ли не краеугольным камнем своей программы ставили борьбу против "денщиков" ...
– Вестовой ...
В ответ на последний отчаянный призыв неожиданно раскрылся ... шкаф ... Большой шкаф для дел .. И с верхней полки раздалось:
– Чого?
Потом свесились громадные сапоги, которые вместе с нечесаной головой н прыгнули в комнату.
Посмотрев на нас, "вестовой Украинской Советской Социалистической Республики" добродушно изрек:
– Такая наша квартира...
Было уже совсем светло. Мы пошли. Но так как в пять часов утра возвращаться не приходилось, решили пройтись по базару, благо он под боком.
Какая красота, этот базар ...
Правда, ничего, кроме редиски... Но зато ее-то уже вдоволь. Она собрана в большие корзины, которые напоминают огромные чудовища с сотнями усиков, - это хвостики редисок. Чудовища розовые, красные и лиловатые всех оттенков, впрочем, есть желтые и белые.
Мы купили по пучку (50 рублей пучок) и лазали по базару, аппетитно закусывая ... Захотелось бубликов. Торговка долго почему-то смотрела на Вовку. Наконец, сказала:
– Извиняюсь, вы русский?
– Русский ...
Она перекрестилась ...
– Вот, поверите, первый раз, как ушли деникинцы, на русском человеке студенческую фуражку вижу... Ах, жиды проклятые...
В это утро была суббота.
А потому, пробродив изрядное количество времени по улицам, мы сподобились увидеть "субботник"...