1920 год
Шрифт:
– Да ведь вы его не спрашивали?
– Я не спрашивал... но Владимир Александрович спрашивал, и он сказал, что не знает никакого Ф. М.
– А как же он мог сказать неизвестному студенту? .. Вели бы вы его спросили, он бы сказал. А вы не спросили ... Василий Витальевич?
– Иван Дмитриевич... В соседней комнате слушают..
– Иван Дмитриевич, не губите вы дело... Подумайте, вам письмо, личное от самого Врангеля ...
– Как, это еще что? ..
– А то, что вслед за "Котиком" прислали они второго курьера. С письмом от Врангеля к вам и с деньгами, чтобы вы работу открыли ... Иван Дмитриевич, не слушайте вы тех ...
Мне было совершенно очевидно, что "Котик" провокатор и что он погубил Эфема. И что этот второй курьер с письмом от Врангеля тоже провокатор. И все-таки...
И все-таки. .. Когда женщина смотрит вам в глаза и вы читаете a них, что, не окажем прямо трусость, а просто "излишняя осторожность" может погубить дело, - это плохая атмосфера для принятия благоразумных решений.
Я решил рискнуть... Она, оказывается, видела уже этого второго курьера.
– Честнейший человек... Офицер ... фронтовик ... так и видно... Целый день у меня вас ждал. Приходите завтра, я им скажу, в семь часов...
Я согласился.
Я шел обратно через какой-то базар. Ах, какие там за 200 рублей можно было поесть щи!... Мне очень хотелось. Но это было слишком дорого для меня.
Но зато я не отказал себе в удовольствии пощупать гитару... Хорошая гитара продавалась на базаре. И сверкала так на солнце медными струнами, как золото 10000 рублей...
И когда я взял несколько аккордов на этой золотострунной гитаре, внутренний голос совершенно явственно и отчетливо зашептал:
– Берегись ... берегись... берегись ...
Мне не было страшно, и он не отговаривал меня от моего решения... Он только настойчиво твердил:
– Берегись... берегись... берегись ...
Бывают же такие случайности...
Когда я шел при белом свете солнца по Н-ской улице я столкнулся лицом к лицу с человеком, который был тогда в "желтых" Теперь я рассмотрел его вполне. Он был одет иначе в темно-синем люстриновом, а на голове форменная фуражка, вроде как у заграничных моряков. И вообще в его облике было что-то заграничное. Он был еврей, - это несомненно. Но я бы сказал - иностранный еврей.
Встретив его я подумал:
"А не будет сейчас маленький толстый, что был в черных лакированных..".
И через несколько шагов столкнулся с этим последним. И этот, несомненно, был тоже евреем. Он был одет одинаково с тем первым, с тем же заграничным отпечатком. Теперь я их великолепно рассмотрел...
Отравляясь на свидание с почти заведомым провокатором, я должен был принять некоторые меры. Я сделал так:
Во-первых, я решил опоздать на час Я понимал, что провокатор приведет с собой свой хвост, который расположится на улице. И мне было выгодно, чтобы они пришли раньше меня, потому что, если бы мне удалось остановить наличность агентов чрезвычайки у дома, я бы просто не вошел.
Но для этого мне нужно было иметь свою полицию. Так и было сделано. Я решил поставить дело семейным образом Я поручил главное начальство Ляле. У него под началом был младший сын - Димка, а в резерве моя жена. Она очень беспокоилась, и я чувствовал, что ей легче будет на "поле сражения".
Они должны были занять свои места раньше условленного времени Ляля против дома, Димка - через квартал так, чтобы видеть Лялю и исполнять его телеграфные приказания, жена - около ограды одной церкви
поблизости Я должен был прийти с опозданием на час к церковной ограде. Здесь мне бы сообщили, что там делается около дома.Я пришел к ограде, как было условленно. Знакомая фигура жены, которую никак нельзя было подогнать под защитный цвет, стояла у ворот. Ее внешность, также как и вид обоих сыновей, всегда меня беспокоила. За три улицы от них веяло белогвардейщиной.
– Мальчики не приходили?
– Нет ...
Значит, все благополучно. Я пошел, думая о том, какой жестокой пытке я подвергаю близких. Но как-то мы все дисциплинировались. Надо, так надо. Ни протестов ни упрашиваний... В общем мы научились понимать, что в трудных положениях только отчетливое исполнение того, что надо, спасает дело.
На условленном углу я нашел Димку. Он в своей красной рубашке и с вьющейся шевелюрой совсем напоминал Ваню из "Жизни за царя". Опера не совсем подходящая к случаю, хотя...
– Благополучно? ..
– Можно идти ... Вон Ляля...
Ляля, по классическом обычаю, применяемому в таких случаях, лузгал семечки. Удивительно, как семечки действуют успокаивающим образом на чрезвычайку. А еще, говорят, верный способ, если кто-нибудь вас подозревает, пройти мимо и пустить ему дым в лицо. Впрочем, не пробовал - некурящий... Но знаю, что очень хорошо почаще сплевывать... Плевки и до сих пор служат гарантией демократичности...
– Ну, как дела? ..
– Тех нет.
Под словом "те" он подразумевал бывших "желтых и лакированных", ныне называемых "заграничные жиды в морских фуражках". Благодаря сегодняшней встрече я мог с совершеннейшей точностью описать их наружность.
– А кто-нибудь входил в дом?
– Входили, многие ... Но невозможно определить ... На улице никто не дежурит, это я знаю ...
– Ну, я пойду ... Тебе хорошо виден балкон?
– Виден ...
– Я суду сидеть на этом балконе. В случае чего -наш условленный знак... Если со мною что-нибудь случится, - я запрещаю делать глупости ... Понимаешь?
Он приложился головой к моему виску и несколько раз как-то особенно постукал. Это с детства было у него выражением нежности, повиновения и беспомощного протеста ...
Расположение было такое.
Вход был только через ворога. Нужный мне дом стоял во дворе, квартира была в третьем этаже. С балкона хорошо было видно улицу, потому что по фасаду были только одноэтажные здания.
Я вошел в квартиру. Варвара Петровна встретила меня :
– Нет его еще ...
Это было скверно ... Они меня перехитрили. Я опаздывал на час, они, очевидно, решили опоздать на два... Теперь я в западне, если сейчас не уйду отсюда. Когда он придет, то, разумеется, оставит свой хвост у ворот.
А ведь это единственный выход. Значит, он будет у меня отрезан. Впрочем, я заметил рядом с воротами лавочку. Лавочка, наверное, имеет черный выход во двор, а значит, в крайнем случае, можно будет выйти через нее.
Я стал ожидать. Варвара Петровна продолжала убеждать меня в том, какой хороший человек "Котик", и что новый курьер - тоже хороший. Я сидел на балконе и ясно видел Лялю на скамеечке, напротив. Я даже видел Диму через квартал, по крайней мере, его красную рубашку. Ляля сидел смирно, изредка мельком взглядывая в мою сторону, так что я понял, что он меня видит. Но он не подавал никаких тревожных знаков.