1924 год. Старовер
Шрифт:
Михаил резко оборвал себя на полуслове, бросил на меня подозрительный взгляд, но, не увидев на моем лице какого-либо интереса или любопытства, успокоился. Зато после его оговорки я получил прямое подтверждение связи Левши с Дороховым. Видно, Михаил в свое время хотел уйти в банду, но отец ему запретил. Отсюда и зависть, что золотишко не ему, а другим досталось.
За такими разговорами и складывалась наша дорога, на которую мы потратили трое суток, выписывая хитрые петли и обходя кордоны, пока наконец не увидели вдали блеск золотых куполов церквей.
– Приехали? – кивнул я головой в сторону видневшегося города.
– Еще нет, – ответил Мишка,
– Надо так надо, – не стал спорить я. – А банька там есть?
– Есть, но только для своих, – довольно усмехнулся сын Дорохова. – Да не боись, парень, все будет! И банька будет, и стол будет. Эх, гульнем мы сегодня, Егорка!
В девяти верстах от Красноярска расположился постоялый двор. Высокий шест с пучком сена наверху, старинный и привычный знак для проезжающих, издалека привлекал внимание путников, да и место удобное – тракт рядом. По нему в город едут крестьяне из близлежащих деревень. Место для них самое подходящее: есть чем напоить-накормить лошадей, сохранить в целости товар на продажу, самим попить чаю да выспаться, и все за небольшую, как раз по деревенскому кошельку плату, а ранним утречком отдохнувшие лошадки быстро донесут до города.
Две добротных больших избы-пятистенки, просторный, всегда чисто выметенный, огороженный высоким дощатым забором двор. В глубине – баня, крытый дранкой бревенчатый сарай, приспособленный под конюшню, у стены – большая поленница дров, а под навесом – душистое сено.
В пятистенке, что попросторнее, оборудованы широкие полати. На них без тесноты спокойно лягут два десятка мужиков. На скобленом деревянном полу лежат чистые рогожины, в центре – огромная беленая жаркая печь с постоянно кипящим ведерным медным чайником. На окнах – простые занавески, а в глубине помещения – стол с двумя длинными лавками.
Вторая изба немногим поменьше, но там размещение совсем другое: в отдельных светелках, где на кроватях лежат матрасы, под потолком – подвесные керосиновые лампы в цветастых китайских абажурах, на окнах – белые занавески с узором. На полу – круглые вязаные коврики, такой же вязки лоскутные разноцветные дорожки из комнаты в комнату. Есть лишняя денежка – барином ночуешь, а ежели в карманах негусто – иди на общие полати!
Въехали во двор. К моему удивлению, он был почти пустой, только в глубине двора, у сарая стоит телега, да у коновязи привязана лошадь. Просто сработало стандартное мышление: постоялый двор, значит, должен быть народ. И где он?
Мишка уже соскочил на землю, потянулся с наслаждением так, что косточки захрустели. Повернулся, посмотрел на меня:
– Чего сидишь? Все, Егорка, приехали!
– Чего тут так пусто?
Мишка усмехнулся и в нескольких словах объяснил, что местные крестьяне, торговые агенты или скупщики заполняют постоялый двор в основном по вечерам, когда едут в город или, наоборот, возвращаются домой. Только успел он мне это рассказать, как на пороге ближайшего к нам дома показались две фигуры: мужская и женская. Они еще только всматривались в нас, как вдруг слева я почувствовал какое-то движение. Прямо не стал смотреть, но, слезая с лошади, чуть повернул голову. В тени проема ворот сарая стояла еле заметная фигура мужика, пристально изучавшего нас. Мне не были видны его глаза, но при этом я внутренне напрягся, чувствуя его цепкое и холодное внимание.
– Эй! Так это Мишаня! – вдруг воскликнул мужчина, стоявший на пороге
дома.– И правда, Миша, – словно подтвердила стоявшая рядом с ним женщина.
«В сарае кто? Конюх? Охранник?»
На душу легла тень сомнения в том, что на этом постоялом дворе все чисто, с другой стороны, ничего удивительного в этом не было, ведь ехали мы к лошадиному барышнику, а здесь без криминала никак нельзя. Лошадки в это время были ценным и ходовым товаром, а значит, их повсеместно угоняли. Так что вполне возможно, подумал я, что здешние ребята могли развлекаться подобным образом.
Когда мы еще только подъезжали, я попросил Михаила обо мне много не говорить. Егор, старовер, хочет продать лошадь – и все, на этом и договорились. Правда, особой веры у меня к нему не было, да и пообещал он легко, а самое главное, что ему сказал отец, то он и сделает.
– Семен! Здорово! А вы, Настасья Андреевна, все хорошеете! – закричал в ответ сын Дорохова. – Прямо как яблочко наливное, румяное и крепкое!
– Ты это к чему, Мишенька, мне похвалу поешь? – с легкой усмешкой, чисто по-женски изогнув стан, выставив полную грудь, спросила женщина. – Или жениться собрался? Так я не против!
– Не, я еще молодой! Не нагулялся вдоволь! – направляясь к ним, ответил Михаил под смех парочки. – Как у вас? Все живы-здоровы?
– Не жалуемся, а так, как выйдет, потому как под богом ходим. У вас что? Как батя?
Я остался стоять у лошадей, делая вид, что с любопытством оглядываюсь по сторонам. Пока Мишка обменивался любезностями и новостями, я оценивал обстановку. Мужчина, которого я заметил в сарае, пропал. Не вышел, голоса не подал. Раз – и нет его.
– Егор, чего стоишь как не родной! Иди к нам! – позвал меня Мишка. – С хозяевами познакомлю!
Неторопливо подошел, по пути оценивая эту парочку. Женщине было лет тридцать пять, высокая грудь, большие, подернутые голубоватой поволокой темные глаза и крутые бедра. Она окинула меня оценивающим взглядом, чуть улыбнулась, приосанилась, и я понял, почему сын Дорохова просто ест ее своим взглядом. Из этой женщины прямо рвалась наружу животно-чувственная страсть, которая заставляла мужскую душу неистово ее желать.
«Как есть ведьма! – неожиданно подумал я, встретившись с ней взглядом, а затем отведя глаза к ее полному удовольствию. – И ведь не скажешь, что красавица».
Мужчина, стоявший с ней, тех же лет, жилистый и крепкий, смотрел на меня с приветливой полуулыбкой, но при этом его взгляд оставался холодным и острым.
«Тот еще волчара. Насчет конокрадов я не ошибся, а может, здесь и еще чего похуже. Ну, Антип, если ты дурное задумал, пожалеешь».
– Хорошего дня вам, люди добрые. Зовут меня Егор, – я назвался этим именем, решив пока не светить свой документ.
– Меня Семен, – представился мужчина. – А это Анастасия, самая главная хозяйка здесь.
Кивнув головой, я бросил взгляд на Мишку. Тот наконец отвел глаза от прелестей женщины и сказал:
– Мы тут по делу. Поговорить надо.
– Тогда пройдемте в дом. Чайку попьем и по делу покалякаем. – Когда Мишка оглянулся на лошадей, усмехнулся. – Не волнуйся, Мишаня, вещички ваши сейчас принесут. Васька!
– Вы проходите, гости дорогие, проходите, – и женщина пошла вперед.
Разворачиваясь к двери, я еще успел заметить, как из-за угла дома выскочил плотный паренек лет четырнадцати. Спустя десять минут, когда мы уже сидели за столом, он же принес наши седельные сумки и Мишкины мешки. Стоило Ваське убежать, как Семен спросил у Михаила: