1924 год. Старовер

Уркаганы начали разбираться, каждый приводя свою точку зрения, но при этом ни Терентий, ни Сила даже слова не сказали. Я тоже молчал. Наконец решили, что проверить кровью старовера – хорошее решение проблемы.

«Проверили, а теперь решили кровью замазать. Твоя работа, сука старая Терентий, твоя. Ну-ну».

За домом оказалась хорошо утоптанная площадка, скрытая от чужих взглядов разросшимся ягодным кустарником и плодовыми деревьями, чьи ветки низко нависали над забором. Народ, дымя папирос ками, окружил место схватки и теперь оживленно перешептывался, глядя на меня и Бура, стоявших напротив друг друга с ножами в руках.

Бандит, согласно воровским канонам, сначала скорчил зверскую рожу, перебросил пару раз нож из руки в руку, прошелся по мне матом, только потом стал осторожно подбираться ко мне, забирая влево. Хотя у Бура не было ни малейшего понятия о ножевом бое, это не давало повода расслабиться, наоборот, я напрягся в ожидании его атаки, при этом пока ничего не предпринимая.

Не выдержав захлестнувшего его напряжения, Бур кинулся на меня. Рванувшись вперед, он взмахнул рукой с ножом, целясь мне в лицо. Ожидая нечто подобное, резко ушел назад и влево, при этом выбросил вперед руку с ножом, как бы намекая на атаку, на что вор быстро отреагировал, сразу замахал ножом слева направо и обратно. Несмотря на то, что прошло несколько минут схватки, лицо Бура побагровело, на лбу выступил обильный пот, а сам он стал тяжело дышать.

Теперь пришла моя очередь оскорблять противника, тем самым подталкивая его к необдуманным действиям. Бандит от дикой злобы потерял голову, а вместе с ней и осторожность. С криком: «Сука рваная! Убью, падла!» – кинулся на меня, словно бык на красную тряпку. Я достиг, чего хотел.

Легко уйдя от удара в сторону, попутно полоснув вора острием по запястью, я быстро ушел назад и влево. Бур закричал от боли и выронил нож, по запястью его правой руки хлынула кровь. Он попытался зажать глубокий порез на запястье, но кровь продолжала течь между пальцами. Он стоял так несколько секунд, затем подхватил с земли нож и бросился на меня с диким криком.

Подбежав, он просто выбросил вперед руку с ножом, целясь мне в горло, но меня там уже не было. В это самое мгновение я находился сбоку от него, нанося сильный и хлесткий режущий удар ножом в боковую поверхность шеи, затем сразу отскочил, чтобы не попасть под ударившую из раны струю крови. Бур покачнулся, захрипел, вскинул руки к шее, пытаясь закрыть рану, при этом нож выпал у него из руки. В следующую секунду он пошатнулся, не смог удержать равновесие и тяжело рухнул на землю. Тело вора дернулось несколько раз в агонии, а затем застыло в луже натекшей крови.

Бросил взгляд на воровскую элиту. Воры царской закалки (это было написано на их лицах) явно получили удовольствие от схватки, а вот кое-кто из молодых имел бледный вид, но при этом, насколько я мог видеть, явной неприязни ко мне в толпе воров не было. Вот чего я не знал, так это того, что с сегодняшнего дня получил в воровских кругах пусть и неофициальную кличку «Старовер».

– Умыться можно? – спросил я, ни к кому лично не обращаясь.

Раздался голос Терентия:

– Биток, проводи Старовера.

Биток оказался моим старым знакомцем Семеном, который проводил меня к рукомойнику, где я, сняв рубашку, вымылся, но перед этим тщательно вымыл и вытер нож. Заметив это, Семен, подпиравший стену в двух шагах от меня, не сказал ни слова, а только понимающе усмехнулся. Меня снова провели в комнату, где воры уже расселись по своим местам, затем Черный огласил вердикт воровского толковища:

– К тебе претензий нет. Теперь ты сам по себе.

– Так я пойду?

– Иди.

Не успел я добраться до калитки, как меня догнал молодой паренек, один из четырех сидящих за столом во дворе. Одет он был в светло-синюю рубаху, заправленную в брюки, а его сапоги прямо блестели на солнце. Он был на пару лет моложе меня, но иногда я забывался, глядя на людей глазами из той жизни. Вихрастый, курносый, с быстрыми, наглыми глазами. Правда, сейчас он смотрел на меня с определенной долей уважения, насколько можно было понять его взгляд.

– Погодь! Я тебя провожу.

Скользнул быстрым взглядом по двору. Все кто был сейчас провожали меня глазами.

– Пошли, – я толкнул калитку, и мы вышли в заросший бурьяном переулок. – Не доводилось мне здесь бывать. Что за место?

Тот вдруг неожиданно заулыбался во весь рот:

– А чего тут говорить! Одно слово – Таракановка.

Парнишка, явно любящий поговорить, рассказал, что дом, где сегодня собрались на толковище местные уркаганы, находится в поселке Таракановка, а рядом с ним расположен шпалопропиточный завод.

– Сколько здесь людей? – переспросил он меня. – Кто ж его знает. Работяги в основном живут. Как только монету получат, так сразу половину пропивают. Здесь самогон в каждом втором доме гонят. Мильтоны сколько раз приезжали и облавы делали, а все без толку.

– А почему Таракановка?

– Говорят, что местные свою самогонку еще при царях из тараканов гнать начали! – пошутил он и сам же засмеялся во все горло свой шутке.

На обратном пути меня хорошо так потряхивало от скопившегося во мне напряжения. Сойдя с пролетки у своего любимого трактира, я решил, что моему организму срочно требуется восстановление, и заказал себе роскошный обед на полтора рубля, а уходя, порадовал своего приятеля, полового Василия, двадцатью копейками на чай.

Вернувшись в лавку, сразу привлек к себе внимание своих коллег, хотя оба были заняты работой с покупателями. Коромыслов своим личным аршином отмерял ситец какой-то молодке в цветастом платке, причем с приходом, не натягивая материал, о чем-то говоря с ней вполголоса, а Ленька предлагал товар аж двум клиентам. Один из них, мужчина, приценивался к одеколонам и требовал запах, как в Парижу; тем временем средних лет женщина, довольно скромно одетая, растерянно крутила в руках керосиновую лампу. Видно, раздумывала: покупать или не покупать?

Дверь на склад была открыта, поэтому не задерживаясь я сразу прошел на свое рабочее место. Сев за стол, потянулся и только сейчас ощутил, как остатки напряжения окончательно ушли. Теперь мне осталось только дождаться прихода Терентия, который должен был предложить мне какое-то хитрозакрученное дело.

Не угадал я в одном: вместо него пришел Силантий. Сел напротив меня, какое-то время смотрел, потом начал говорить, только начало разговора оказалось для меня неожиданным:

– Знаешь, парень, приходилось мне бывать в разных местах, много всяких людей видел. И староверов тоже. Так вот, ты кто угодно, но только не из них. Крови не боишься, пером владеешь, про то, как ты стреляешь, наслышан. Читать и писать умеешь, говоришь гладко, как по писаному. Думали мы на тебя сначала, что иностранец, так нет, да и молод больно. На белую кость тоже не тянешь. Навидались мы тут всяких-разных господ, уж отличить завсегда сможем, да и кулаками машешь знатно. Мы тут с Ножом было подумали, что заслала к нам тебя уголовка под видом Егорки Аграфова, вот только Петля все подтвердил. И то, что из леса полумертвым приполз, тоже доподлинно верно, Антип Дорохов попусту врать не станет. Значит, к чекистам или чертовой роте ты никакого касательства не имеешь и получается, что ты, Старовер, для нас со всех сторон непонятный человек.

– Поэтому кровью решили замазать? – усмехнулся я.

– А ты как думал? Нам уверенность надобна. Хотим понять: чьих кровей будешь?

– Просто возьмите на веру, что не опасный я для вас человек.

– Так мы тебя и не опасаемся. Знаем, что ты в розыске, да и кровью теперь проверен, только понять хотим, что у тебя за душой.

Если большевики считали уголовников «близкими по духу социальными элементами» в отличие от своих политических противников, то я для местных воров был в этом отношении ближе и понятнее. Беглый преступник, это все что они хотели обо мне знать, а все остальное было им неинтересно. Он сам по себе, так пусть и будет, решили воры, пока не соберется нам дорогу перебежать. Давить на меня никто из них не собирался, а этот разговор Сила затеял из чистого любопытства: вдруг расколется. С другой стороны, столь пристальное внимание настораживало, и я решил прощупать почву: