1937. Сталин против заговора «глобалистов»

При всем при том Сталин вынужден был бы оказывать грандиозную помощь «красной стороне», ведущей столь широкомасштабную войну. А это, в начале 30-х, когда индустриализация только набирала свой разбег, было бы ужасным разорением. Даже если бы левые и победили, то СССР все равно оказался бы разоренным. И Россия пошла бы на поклон к красной Германии, восстановившей свою мощную промышленность. Последняя же превратилась бы в центр все- [- 106 -] го коммунистического и левого движения. Туда, вне всякого сомнения, устремились бы десятки тысяч интернационалистов со всего мира. И среди них оказалось бы очень много леваков, недовольных Сталиным и сталинским курсом. Далее Россию бы использовали — как сырьевой придаток левой Европы — в противостоянии с «реакцией».

При этом европейский конфликт все равно был бы неизбежен. Левые в Европе схлестнулись бы с правыми, привлекая наши человеческие ресурсы — то есть бросая наших солдат на пушки и пулеметы фашистов.

Сталин все это отлично понимал, поэтому был категорически против союза с социал-демократами. Особенно — с левыми, ведь они-то как раз и могли революционизировать всю социал-демократию. (При одновременной социал-демократизации, то есть либерализации коммунистов.) Но ведь опасения, приведенные выше, нельзя было озвучить «на публику». Масса коммунистов, особенно зарубежных, этого просто не поняла бы. Зачем думать о какой-то там России, когда дело пахнет революцией в Европе? Это же «национальная ограниченность», которая совсем не красит вождя мирового пролетариата!

Исходя из всего этого, Сталин взял на вооружение тезис коминтерновского лидера Зиновьева о «социал-фашизме». Это сработало — среди левацки настроенных коммунистов было принято отождествлять социал-демократов и фашистов. (Впрочем, и сами социал-демократы в долгу не остались, изобретя термин — «коммуно-фашизм».) И вообще, социал-демократов не любили, чему были веские основания.

Взять хотя бы историю с Венгерской Советской Республикой, которая пала именно благодаря социал-демократам. Правда, вначале она, благодаря им же, и возникла. В отличие от России, «пролетарская» революция в Венгрии опиралась на блок «большевиков» и «меньшевиков». Там вообще все напоминало некую [- 107 -] оперетку — с политическим уклоном. Сначала Венгрией, получившей независимость осенью 1918 года, правило «реакционное» правительство графа Хадика. Но оно почти сразу же было свергнуто в результате красного путча, устроенного левыми социал-демократами и «революционными социалистами». Революцию делали леворадикалы, однако к власти пришли умеренные либералы, милостиво отдавшие два министерских портфеля социал-демократам — причем правым, в перевороте не участвовавшим. Новое, либеральное правительство, как это и водится, очень много говорило, но мало делало. В стране начался голод, что вызвало недовольство, которым воспользовалась свеже-созданная Коммунистическая партия Венгрии. По образцу России в стране стали возникать Советы, где заседали и коммунисты, и социал-демократы. Все дело шло к революции, что немало обеспокоило Антанту. Тогда западные демократии решили особо не возиться с «суверенной» Венгрией и попросту выдвинули ей ультиматум, потребовав впустить оккупационные войска на определенные территории — для борьбы с революцией. Позже, через 38 лет, те же самые демократии будут громко возмущаться «советской оккупацией», положившей конец «венгерской освободительной революции».

Либеральное правительство Венгрии, конечно же, ориентировалось на Антанту, но даже для него это было слишком. В то же время и выступить против своих «демократических» покровителей оно не отваживалось. Решение было принято «соломоново» — кабинет ушел в отставку, а власть передали социал-демократам — дескать, пусть расхлебывают сами. Последние от такого «подарка» были явно не в восторге и поспешили разделить ответственность с коммунистами, вожди которых на тот момент сидели по тюрьмам (правительство-то было либеральное!). В результате произошло объединение двух партий в одну — единую [- 108 -] Социалистическую партию Венгрии (СПВ), которая провозгласила советскую республику.

Далее начались соответствующие преобразования, которые свелись к национализации частной собственности. И тут социалисты сделали одну очень существенную ошибку — они национализировали помещичью землю, но крестьянам ее не отдали. Поэтому село коммунистов не поддержало, хотя там было достаточно бедных крестьян.

В принципе у советской республики был шанс выжить — несмотря на начавшуюся оккупацию. Ее, по заданию Антанты, устроили королевская Румыния и республиканско-демократическая Чехословакия. (Через 50 лет Запад будет оплакивать «пражскую весну», «раздавленную советскими танками».) Все дело испортили правые социал-демократы, получившие важные посты в правительстве. Нарком военных дел Хаубрих и главком Красной Армии В. Беем сумели войти в сговор с Антантой и через английскую и итальянскую разведки передавали важнейшую информацию. И тут уже было победить очень трудно. Венгерская Советская Республика пала — благодаря социал-демократам. И это великолепно помнили коминтерновцы, перед которыми тогда закрыли блестящие перспективы. Ведь наряду с Венгрией советские республики возникли еще в Баварии и в Словакии. Если бы венгерские социалисты дождались РККА (а она шла к ним на помощь), то дело могло пойти совсем «весело».

Впрочем, эсдеки «нагадили» коммунистам не только в Венгрии. Так, в Норвегии первоначально вся социал-демократическая Рабочая партия перешла на позиции большевизма и даже вступила в Коминтерн. Но потом эсдековское ядро все же «опомнилось» и отошло от большевизма.

Весьма интересно получилось с Итальянской социалистической партией (ИСП), большинство которой стояло на большевистских позициях. Партия была [- 109 -] готова вступить в Коминтерн, однако же оказалась не на «высоте» — руководство социалистов не сумело воспользоваться мощнейшим стачечным движением, отдав его на откуп «оппортунистическим» профсоюзам. Поэтому из ИСП вышло левое крыло, образовавшее вместе с группой А. Грамши «правильную», коммунистическую партию.

Иначе обстояли дела с Французской социалистической партией (ФСП). Она также воспылала большевизмом и заявила о необходимости вступления в Коминтерн. Это встретило противодействие правых, составлявших меньшинство. В конце концов это меньшинство покинуло ФСП, а сама она переименовала себя в «коммунистическую партию».

Со временем социалистическое движение раскололось аж на три лагеря. Сохранялся и даже доминировал Второй Интернационал, основанный еще Ф. Энгельсом. Он стоял на позициях социал-реформизма и всячески критиковал большевизм. Там верховодили германские социал-демократы и английские лейбористы.

Приверженцы большевизма объединились в Третий Интернационал, Коминтерн. А между ними завис «Двухсполовинный Интернационал», официально именуемый «Международным объединением социалистических партий» (здесь ведущую роль играли австрийские эсдеки и Независимая рабочая партия Англии). «Двухсполовинные» социал-демократы пытались угодить и вашим, и нашим. Они выступали за революцию и хвалили большевизм, однако считали последний специфически российской технологией, непригодной в условиях «передовой» Европы.

Когда выяснилось, что мировая революция опаздывает совсем уж неприлично, а большинство левых рабочих продолжает оставаться в рядах социал-демократии, Ленин решил сделать шаг навстречу последней. Он выдвинул лозунг «единого рабочего фронта», кото- [- 110 -] рый, по его мнению, должны были создать коммунисты и эсдеки. Ильич, как позже и Троцкий, понял, что революция в Европе возможна только как плод совместных усилий коммунистов и социал-демократов (при этом особая роль должна принадлежать левым эсдекам). Ленин писал: «Цель и смысл тактики единого фронта состоит в том, чтобы втянуть в борьбу против капитала более и более широкую массу рабочих, не останавливаясь перед повторными обращениями с предложением вести совместно такую борьбу даже к вождям II и II¹/₂ Интернационалов».

Социал-демократы откликнулись на предложение большевиков, и в апреле 1922 года в Берлине прошла конференция представителей всех трех Интернационалов. Там обсуждался вопрос о подготовке всемирного рабочего конгресса. Казалось бы, создание единого фронта — есть дело решенное, но в самый последний момент лидеры Второго и «Двухсполовинного» Интернационалов решили проводить рабочий конгресс без коммунистов. Более того, «Двухсполовинный» интернационал объединился со Вторым в Социалистический рабочий интернационал.

Так что у коммунистов не было каких-либо причин любить эсдеков. И тезис Зиновьева о «социал-фашизме» многие встретили с большим удовольствием. Сталин был далек от зиновьевского левачества, но сравнение социал-демократов с фашистами показалось ему мощным политтехнологическим орудием, с помощью которого он вознамерился сорвать объединение коммунистов и социал-демократов, грозившее левой революцией.

Итогом сталинских усилий, предпринятых на этом направлении, стало решение X пленума ИККИ (июль 1929 года). На нем «социал-фашизм» был объявлен «особой формой фашизма в странах с сильными социал-демократическими партиями». Более того, редактируя документы пленума, Сталин вставил следующее поло- [- 111 -] жение: «Пленум ИККИ предлагает обратить особое внимание на усиление борьбы против «левого» крыла социал-демократии, задерживающего процесс распада соц.-демократии путем сеяния иллюзий об оппозиционности этого крыла к политике руководящих с.-дем. инстанций, а на деле всемерно поддерживающего политику соц.-фашизма».