1941, Великая Отечественная катастрофа: Итоги дискуссии
Шрифт:
Когда немцы начали знакомиться с нашими трофейными танками, их поражало это дикое непонимание основ танкового боя. Ведь сами они всю захваченную в Чехословакии бронетехнику Первым делом вернули обратно на завод для доработки, потребовав смонтировать на каждом танке командирскую башенку и командирское место, чтобы освободить командира экипажа от всех обязанностей, кроме непосредственного руководства боем.
В начале войны немецкие танкисты неожиданно для себя встретились с нашими тяжелыми танками КВ. Командир 41-го танкового корпуса генерал Райнгарт так описал увиденное:
«Примерно сотня наших танков, из которых около трети пыли Т-4 (средний немецкий танк с пушкой 75 мм и лобовой броней и 60 мм. — Ю.М.), заняли исходные позиции для нанесения контрудара.
Один из советских танков приблизился к гаубице на 100 метров. Артиллеристы открыли по нему огонь прямой наводкой и добились попадания — все равно что молния ударила. Танк остановился. «Мы подбили его», — облегченно вздохнули артиллеристы. «Да, мы его подбили», — сказал командир гаубицы. Вдруг кто-то из расчета орудия истошно завопил: «Он опять поехал!» Действительно, танк ожил и начал приближаться к орудию. Еще минута, и блестящие металлом гусеницы танка словно игрушку впечатали гаубицу в землю. Расправившись с орудием, танк продолжил путь как ни в чем не бывало».
Казалось бы, все хорошо, и наши, пусть немногочисленные, КВ могли уже в начале войны выбить всю немецкую бронетехнику. Но... Читаем мемуары дальше. Вот так немецкий танкист вспоминает бой 24 июня 1941 г. у г. Дубиссы:
«КВ-1 и ДВ-2, с которыми мы столкнулись впервые, пред-• тавляли собой нечто необыкновенное. Мы открыли огонь с <дистанции 800 метров, но безрезультатно. Мы сближались с противником, нас разделяли уже какие-то 50—100 метров. Начавшаяся огневая дуэль складывалась явно не в нашу пользу. Паши бронебойные снаряды рикошетировали от брони совет-< ких танков, которые прошли сквозь наши порядки и направи-шсь к пехоте и тыловым службам. Тогда мы развернулись и открыли огонь вслед советским танкам бронебойными снарядами особого назначения (РгОг40) с необычайно короткой дистанции — всего 30—60 метров. Только теперь нам удалось подбить несколько машин противника».
Смотрите, наши танки прошли мимо немецких, совсем рядом, — и не заметили их, не расстреляли. Почему? Ведь в КВ было 5 человек экипажа! Было-то было, да что толку?
Механик-водитель смотрел в единственный триплекс, видя перед собой всего несколько метров дороги. Еще меньше видел пулеметчик в прицел шаровой установки размером с замочную скважину. Наводчик смотрел в прицел пушки, у которого угол обзора всего 7 градусов, радист вообще смотровых приборов не имел, а командир обязан был вытаскивать снаряды из укладки на полу танка и прятать в нее стреляные гильзы. Кому же было за полем боя следить? У командира КВ даже люка не было, чтобы выглянуть и осмотреться.
В необходимости освободить танкового командира от всех прочих обязанностей может усомниться лишь человек, никогда не служивший в армии. Помню, когда мы только начали заниматься на военной кафедре, мы сперва тоже недоумевали. Мол, механик-водитель ведет танк — это понятно. Наводчик стреляет — понятно. Заряжающий заряжает — понятно. А командир просто сидит и ничего не делает! Почему бы ему самому из пушки не стрелять?
Рассмотрим только один элемент работы командира танка — корректировку огня. Пушку в цель наводят с помощью оптического прицела. Если заглянуть в него, то в центре увидишь прицельную марку (угол вершиной вверх), иногда говорят — «перекрестье прицела». И сетку делений в тысячных, т.е. 1/1000 круга. Виден в прицел очень небольшой кусочек местности. Возьмите лист бумаги, сверните в трубку
и посмотрите в нее. Столько видно и в прицел. Наведите трубку на какой-нибудь предмет и подпрыгните, постаравшись удержать этот предмет в поле зрения. Уверен, у вас не получится — предмет пропадет из видимости, и вам потребуется время, чтобы вновь навести на него трубку. То же происходит и при выстреле пушки, когда танк вздрагивает.Первый выстрел делают, подведя прицельную марку в центр цели. Но обычно прицел несколько сбивается — на точность стрельбы влияет и температура воздуха, и ветер, и масса других факторов. В результате первый, снаряд ляжет где-то рядом с целью. Очень важно заметить, где! Потому что следующий выстрел нужно делать с учетом промаха, с учетом отклонения снаряда от цели — с корректировкой.
Но, повторяю, танк при выстреле вздрагивает, цель выскальзывает из поля зрения, и если снаряд бронебойный (со слабым взрывом или вообще без взрыва), а расстояние до цели относительно небольшое (снаряд летит секунду или менее), то наводчик не способен увидеть, куда попал снаряд, не способен сам скорректировать огонь.
Это делает командир танка, давая поправку, скажем: «Фигура вправо, выше полфигуры». И следующий снаряд ляжет точно в цель.
Вот очень показательный случай, рассказанный ветераном — механиком-водителем БТ-7. В начале войны их танк вел бой даже не с танком, а с немецкой танкеткой — слабобронированной машиной, вооруженной обычным пулеметом. Немецкий пулеметчик ничего бэтэшке» сделать не мог, его пули отскакивали от лобовой и бортовой брони. Но и командир-наводчик нашего танка ничего не мог сделать танкетке — он стрелял из пушки, но не видел, куда попадают снаряды, не мог сам себе скорректировать огонь и раз за разом промахивался. Тогда он навел пушку на танкетку, открыл люк, под его «ащитой высунулся из башни и выстрелил, чтобы наконец понять, куда попадают его снаряды. В это время немецкий пулеметчик дал очередь, пули пробили 6-мм броню крышки люка, командир был убит, и механик вывел танк из боя — стрелять стало некому. «Бэ-I лику» победила боевая машина немцев, которая и доброго слова-го не стоит.
Конечно, во всем этом повинен не только Тухачевский, не он один тгда не понимал элементарных основ танкового боя, но именно при нем в конструкцию советских танков был заложен этот маразм, свозивший на нет их преимущество перед немецкой бронетехникой и в начале войны стоивший нашим танкистам тысяч и тысяч жизней.
Считается, что Тухачевский был такой великий стратег, что даже немцы у него учились своему блицкригу.
Между тем, как ни сильны танки, они являются только средством усиления пехоты, поскольку лишь та территория считается и является завоеванной, на которую ступила нога пехотинца. Можно утопить весь вражеский флот, можно забросать вражескую страну авиабомбами, можно изъездить ее на танке, но пока на данной территории не гакрепился пехотинец — она все еще принадлежит врагу. Это аксиома войн, и именно ее «стратег» Тухачевский не понимал.
А вот Гудериан понимал это прекрасно и еще в 1936 г. сформулировал главную мысль блицкрига:
«Задача пехоты состоит в том, чтобы немедленно исполь-.ювать эффект танковой атаки для быстрого продвижения вперед и развития успеха до тех пор, пока местность не будет полностью захвачена и очищена от противника».
Иными словами, в танковых войсках ударная сила — танки, но основная сила — пехота.
В своих «Воспоминаниях солдата» Гудериан пояснял (выделено мною. — Ю.М.):
«В 1929 г. я пришел к убеждению, что танки, действуя самостоятельно или совместно с пехотой, никогда не сумеют (добиться решающей роли. Изучение военной истории, маневры, проводившиеся в Англии, и наш собственный опыт с макетами укрепили мое мнение в том, что танки только тогда сумеют проявить свою полную мощь, когда другие рода войск, на чью поддержку им неизбежно приходится опираться, будут иметь одинаковую с ними скорость и проходимость. В соединении, < остоящем из всех родов войск, танки должны играть главенствующую роль, а остальные рода войск действовать в их интересах. Поэтому необходимо не вводить танки в состав пехотных дивизий, а создавать танковые дивизии, которые включали бы все рода войск, обеспечивающие эффективность действий танков».