1941, Великая Отечественная катастрофа: Итоги дискуссии

По иронии судьбы, под названием «план прикрытия границы» наиболее близко расположенные к ней мехкорпуса придавались общевойсковым армиям, а непосредственно навстречу 1-й танковой группе противника выступили 9-й (300 танков) и 19-й (450 танков) механизированные корпуса. Но им требовалось пройти не одну сотню километров, прежде чем войти в соприкосновение с противником. Это произошло 26 июня в районе Дубно, в ходе проведения контрудара по 48-му моторизованному корпусу, совместно с частями 8-го (920 танков) и 15-го (738 танков) механизированных корпусов. Им противостояли 11-я (146 танков), 16-я (143 танка)и 14-я (147 танков) немецкие танковые дивизии с корпусными частями усиления. Вроде бы и тут подавляющее превосходство: 2408 советских танков против 436 немецких. Но данные приведены по состоянию на 22 июня и по всему парку в целом, боеготовых же машин в четырех советских корпусах на эту дату имелось не^олее 1700. Кроме того, в течение четырех дней мехкорпуса вели бои и совершали многочисленные марши, неся при этом и боевые и главным образом не боевые потери. Так, например, к моменту начала контрудара в советской 43-й танковой дивизии имелось 79 боеготовых танков из списочного состава в 237 машин. Если учесть, что многие корпуса вводились в бой неполным составом и по частям, то становится очевидным, что танков в атакующих группировках советских войск было немногим больше, чем в обороняющейся немецкой. Вот и растаяло подавляющее превосходство как дым.

Анализируя все сказанное выше, можно сделать вывод, что немецкое командование не смогло добиться подавляющего превосходства в танках не только в полосе всего будущего фронта, но и в полосах отдельных групп армий. Однако наши войска были рассредоточены на большой территории вдоль границы и до 400 км в глубину. Вследствие этого части первого эшелона войск прикрытия значительно уступали противнику, войска которого были развернуты непосредственно у границы. Подобное расположение наших войск позволяло громить их по частям. На направлениях главных ударов немецкое командование смогло создать превосходство в танках над нашими войсками, которое было близко к подавляющему.

Итогом сражений июня — июля 1941 г. стал разгром практически всех механизированных корпусов, дислоцировавшихся в приграничных военных округах. С 22 июня по 9 июля 1941 г. потери Красной Армии составили 11712 танков (среднесуточно 233 танка). Огромные потери людей и техники привели к экстренному переходу от корпусов к более мелким частям — бригадам, полкам и батальонам.

Так, может быть, Сталин был прав, говоря, что танков у нас в несколько раз меньше и вырабатываем мы их меньше, чем немцы?

К сожалению, в распоряжении автора нет абсолютно точных данных о соотношении сил в танках на советско-германском фронте во второй половине 1941 г. Однако даже имеющиеся цифры, пусть и на разные даты, позволяют сделать определенные выводы. Итак, по состоянию на 4 сентября 1941 г. в 17 немецких танковых дивизиях всех четырех танковых групп имелось 1586 боеспособных танков. Данными по действующей Красной Армии на начало сентября автор не располагает, но вот на 1 декабря 1941 г. в советских войсках на фронте насчитывался 1731 исправный танк. Ну а на 1 января 1942 г. на советско-германском фронте соотношение сил в танках составляло 1588 к 840 (1,9:1) в нашу пользу! Справедливости ради необходимо отметить, что в приводимых по Вермахту данных не учтены штурмовые орудия и прочие САУ, потери которых были в несколько раз меньше, чем танков. Так, например, по немецким данным, с июня по ноябрь 1941 г. на всех фронтах (т.е. включая Африку) был безвозвратно потерян 2251 танк. За это же время потери штурмовых орудий составили всего 75 единиц, а до 1 января 1942 г. — 96 единиц. Учитывая потери и производство штурмовых орудий и САУ во втором полугодии 1941 г., допуская, что вся убыль была восполнена (по штурмовым орудиям это действительно имело место, а вот по другим САУ — нет), возьмем число 600 единиц. Но даже с учетом этого, существенно завышенного, числа количество немецких танков и САУ на Восточном фронте на 1 января 1942 г. все равно составит 1440 единиц, то есть на сотню с лишним меньше, чем у Красной Армии. Даже тяжелейшей для СССР осенью 1941 г. немцы в лучшем случае с трудом смогли добиться соотношения в танках 1:1! Какое уж там превосходство в разы! Никогда за все время Великой Отечественной войны немцы не имели превосходства.над Красной Армией в танках в целом.

Еще интереснее картина в части производства танков. Во втором полугодии 1941 г., то есть с 1 июля по 31 декабря, германская промышленность изготовила 2175 танков и САУ (1859+316), а промышленность СССР — 4968 танков и САУ (4867+101)! Однако хорошо известно, что в 1941 —1942 гг. значительную часть нашего танкового производства составляли легкие танки. Быть может, тут у противника наблюдается превосходство? Нет, не наблюдается. Достаточно сказать, что за указанный период наши заводы выпустили только «тридцатьчетверок» 1886 штук, то есть больше, чем вся Германия танков. Ну а вместе КВ и Т-34 было изготовлено 2816 единиц, то есть больше, чем вся Германия изготовила танков и САУ.

Итак, мы убедились, что никакого превосходства Вермахта в танках над Красной Армии накануне войны не было и в помине. Скорее наоборот. К концу 1941 г. наблюдался примерный паритет при значительно больших объемах производства танков в СССР.

С количественной составляющей все понятно, а с качественной?

Для начала можно привести пару цитат-штампов советского периода. Так, в книге «50 лет Вооруженных Сил СССР» читаем: «В советских западных приграничных округах войска имели... 1800 тяжелых и средних танков (в том числе 1475 новых типов), а также значительное число легких танков устаревших конструкций». Из «Истории Коммунистической партии Советского Союза» можно почерпнуть информацию о том, что «удельный вес танков новых типов составлял лишь 18,2%». Сразу возникает вопрос: что такое «старый тип» и «новый тип» и по какому принципу боевые машины на эти типы разделяются? Не мешало бы разобраться и с «устарелостью конструкции», и с тем, как она соотносится с вышеуказанными типами.

Германское танкостроение началось в январе 1934 г. с запуска в серийное производство легкого танка Рг.1, и в этом отношении оно на два года моложе советского, если считать стартовым годом массового танкостроения в СССР 1932-й, когда из заводских цехов начали выходить танки Т-26 и БТ. Два года — срок небольшой, и, по идее, советская техника не могла успеть состариться по сравнению с немецкой. На деле же не совсем так. Дело в том, что все советские танки начала 1930-х гг. создавались на основе конструкций середины или второй половины 1920-х и соответствовали тогдашним взглядам советского военного руководства на применение танков. Серии модернизаций продлевали им жизнь с технической точки зрения, но концептуально к 1941 г. эти боевые машины устарели безнадежно. Произошло это главным образом потому, что из сочетания трех основных боевых свойств танка «огонь+броня+маневр» у советских машин упор делался на сочетание «огонь+маневр». В результате

Красная Армия имела хорошо вооруженные, но слабобронированные танки, вполне пригодные для действий в условиях почти полного отсутствия противотанковой обороны, характерных для конца 1920-х — начала 1930-х гг.

В отличие от советских, основные типы немецких танков создавались уже в середине 1930-х гг., то есть в период активного формирования эффективных сил противотанковой обороны. В армиях разных стран в этот период одна за другой принимаются на вооружение противотанковые пушки калибра от 25 до 47 мм, а потому немецкие конструкторы при создании своих танков особое внимание уделяют сочетанию «броня+маневр». Все немецкие танки, за исключением Рг.1, соответствовали этой концепции, причем включая и чехословацкие Рг.35(1) и Рг.38(1). Первый — в меньшей степени, второй — в большей. Этим, по-видимому, и объясняется легкая усваиваемость их Вермахтом.

Совершенно очевидно, что комплекс свойств «броня+маневр» более перспективный. Кардинально усилить вооружение танка в большинстве случаев значительно проще, чем в той же степени повысить уровень его защищенности. Последний путь ведет, как правило, к перегрузке ходовой части и силовой установки, заметно снижая характеристики маневренности. Во всяком случае, в СССР, несмотря на предпринимаемые в этом направлении во второй половине 1930-х гг. шаги, добиться заметного улучшения защищенности легких и средних танков так и не смогли. Что же касается усиления вооружения, то и советский, и немецкий опыт говорит об обратном. Без какого-либо снижения маневренных характеристик было кардинально усилено вооружение легких танков Т-26 и БТ-2 (причем с заменой башен!), а также среднего Т-28. Без серьезных хлопот и немцы на танке Рг.Ш заменили 37-мм пушку на 50-мм. Таким образом, путь усиления вооружения в перспективе мог привести к оптимальному сочетанию свойств «огонь+броня+маневр», чего немцы добились на танке Рг.1У в начале 1942 г. после установки длинноствольной 75-мм пушки.

На основании этих рассуждений можно сделать вывод, что в 1941 г. практически все танки, состоявшие на вооружении Вермахта, были современнее всех танков Красной Армии так называемых «старых типов». Однако «современнее» далеко не всегда значит «новее». Достаточно сказать, что в 1939—1940 гг. в Красную Армию поступило 2629 танков Т-26 и 2126 БТ-7 и БТ-7М, то есть 4755 концептуально устаревших, но свеженьких с точки зрения изготовления танков. Отсчет начат с 1939 г. не случайно — именно тогда начались поставки в части Панцерваффе танков Рг. III и РгЛУ, на этот же год приходятся и наиболее массовые поставки танков Рг.П. Кстати, любопытно и еще одно обстоятельство: промышленность Третьего рейха произвела с 1934 по 1940 г. 4709 танков всех типов, то есть примерно столько же, сколько советская промышленность танков двух марок и только за два года. Парадокс — немцы располагали более современным, но одновременно и более старым по возрасту танковым парком. Справедливости ради, впрочем, следует признать, что несколько больший возраст немецкого танкового парка с лихвой компенсировался более высокими качеством изготовления и уровнем обслуживания, позволявшими увеличить периоды межремонтной эксплуатации техники.

До сих пор речь шла только о советских танках «старых типов», к которым относятся все танки, принятые на вооружение Красной Армии до декабря 1939 г., то есть до момента принятия на вооружение танков «новых типов» — Т-34 и КВ. Что касается последних, то тут вроде бы все просто — обе машины и новые, и современные, и вообще самые-самые! Однако мы уже убедились, что «новый» не всегда означает «современный». Убедимся в этом еще раз. Начнем с КВ.

Тяжелый танк КВ был разработан в 1939 г. и запущен в серийное производство в 1940-м. По состоянию на 1941 г. он был не просто новым, он был новейшим. С точки зрения конструкции машина была современной: удачная компоновка, обеспечивавшая неплохие условия работы экипажа, сам экипаж из пяти человек, то есть с полным функциональным разделением обязанностей, противоснарядное бронирование, сильная пушка, неплохие маневренные характеристики. Сочетанию «огонь+броня+маневр» КВ соответствовал почти оптимально. Но именно — почти! Для 1941 г. у КВ была избыточно мощная броня и недостаточно мощная для такого танка пушка. То, что установленное на нем орудие гарантированно поражало любой танк Вермахта, ничего не значит, их гарантированно поражала и «со-рокапятка». А вот то, что тяжелый КВ был вооружен слабее, чем средний Т-34, принципиально важно. Что же мы имеем, так сказать, в сухом остатке? А то, что КВ, который в 1941 г. использовался как обычный общевойсковой танк, был безусловно сильнее, но концептуально не современнее немецкого тяжелого танка Рг.1У.