1962. Хрущев. Кеннеди. Кастро. Как мир чуть не погиб
Шрифт:
7 февраля 1955 г. было принято решение о создании Совета Обороны Союза ССР как постоянно действующего органа для рассмотрения вопросов обороны страны и Вооруженных сил. Вопрос о председателе теперь решился однозначно – Хрущев.
Для того чтобы отодвинуть Молотова, Хрущев объявил центральным для советской внешней политики вопрос о сближении с Югославией – именно потому, что глава МИД выступал последовательным критиком Тито, который вырезал всю просоветскую часть компартии Югославии и всячески заигрывал с НАТО. Экзекуция Молотова на Пленуме состоялась в июле 1955 года.
С этого времени Хрущев активно взялся за кадры МИДа, в массовом порядке наводняя его работниками партийных органов, знавших о дипломатии исключительно со страниц центральных газет.
Идею созыва совещания в верхах – вопреки позиции США – поддерживали Англия и Франция. После долгих колебаний Эйзенхауэр принял решение все-таки отправиться в Женеву. Перед отъездом он заверил,
100
Public Papers of the Presidents of the United States. Dwight D. Eisenhower. 1955. Wash., 1957. Р. 575.
Первая за десятилетие встреча глав великих держав вызвала колоссальный интерес. Улицы Женевы были заполнены зеваками, многие из которых специально приехали туда ради такого знаменательного события. Советской делегацией на правах премьера руководил Булганин, в ее состав входили Хрущев, Молотов, Громыко, а также маршал Жуков – на правах фронтового соратника Эйзенхауэра.
Сама конференция, открытые заседания которой проходили в зале заседаний прежней Лиги Наций в Пале де Насьон, из которого открывался отличный вид на Женевское озеро и горы, оказалась довольно скучной и свелась к обмену политическими заявлениями. Повестка дня – воссоединение Германии, европейская безопасность, разоружение, контакты между странами Востока и Запада.
Булганин предложил текст договора о европейской безопасности, который должен быть заключен между НАТО и странами Варшавского договора и предусматривал немедленный отказ от ядерного оружия. В планы западных держав ничего подобное не входило.
Громыко вспоминал, что заметное оживление вызвало напоминание Булганина об инициативе СССР по вступлению в НАТО: «Как бы там ни было, но ни тогда, ни позже какого-либо формального ответа на свое предложение в Женеве мы так и не получили» [101] .
101
Громыко А. А. Памятное. Новые горизонты. Кн. 1. М., 2015. С. 484.
Самым примечательным предложением Эйзенхауэра в Женеве стал план «открытого неба», предусматривавший наблюдательные полеты друг над другом, который Хрущев расценил как схему легализации шпионажа без желания двигаться в сторону сокращения вооружений.
Вечером 22 мая российская делегация устраивала прием. «Атмосфера была расслабленной и легкой, – записал глава британского МИД Макмиллан. – Я все сильнее чувствовал, что Булганин, хотя и номинальный глава, имел небольшое значение и что Молотов был уже «больным человеком». Хрущев – для меня загадка. Как может этот толстый, вульгарный человек, с поросячьими глазками и бесконечным потоком речи быть реальным правителем – наследником царей – миллионов людей в этой огромной стране?» [102]
102
Macmillan Н. Autobiography. Vol. 3. Tides of Fortune. N.Y., 1969. Р. 620–622.
Видный американский дипломат Чарльз Болен назвал Женеву «одной из самых бесплодных и разочаровывающих встреч» [103] . Единственным конкретным решением стало соглашение о том, что здесь же в Женеве в октябре пройдет конференция министров иностранных дел.
Конференция началась 26 октября с представления тремя западными странами совместного плана по вопросу воссоединения Германии и европейской безопасности. Молотов в ответ предложил проект договора о коллективной безопасности. Оставался несогласованным только один вопрос: общегерманских выборов. Это была точка наибольшего сближения позиций Советского Союза и западных держав с Ялты в 1945 году.
103
Bohlen Ch. Witness to History. 1929–1969. N.Y., 1973. Р. 386.
У Трояновского, который переводил переговоры, «сложилось впечатление, что, добиваясь объединения Германии, западные делегации готовы были пойти на дальнейшие серьезные уступки советской стороне, которая могла бы получить гораздо больше того, что она получила в результате объединения Германии в 1990 году. Виной тому во многом личные амбиции. Вероятно, Хрущев просто не хотел, чтобы Молотов, отставка которого была уже предрешена, заработал под занавес какие-либо лавры…
Когда на конференции министров был объявлен перерыв, Молотов и Громыко отправились к Хрущеву, который в это время отдыхал в Крыму… Однако после разговора с Хрущевым оба вышли от него понурые и злые» [104] .104
Трояновский О. А. Через годы и расстояния. История одной семьи. М., 2017. С. 174.
А Хрущев и Булганин занялись Востоком. Их азиатское турне – в Индию, Бирму и Афганистан – длилось почти два месяца, толпы людей собирались посмотреть на советское руководство. Возвратившись, первый секретарь заявил на заседании Президиума: «В Индии – нечто похожее на “керенщину”. Будет обостряться борьба. Компартия будет расти».
Москва впервые заявляла себя как серьезный игрок на Ближнем Востоке, который до этого момента рассматривался западными странами как своя политическая вотчина.
Макмиллан сделал явно не устроившие западную дипломатию выводы: «Они вступают в контакты с Сирией, Саудовской Аравией, Ливией и другими странами. Это действительно начало нового наступления на Ближнем Востоке, пока Европа сдерживается “духом Женевы”, а Дальний Восток временно стабилизирован» [105] .
Поставки вооружений на Ближний Восток открывали новое обширное поле для конфронтации с Западом. Хрущев поведает египетскому лидеру Насеру: «Лучшая оборона – нападение. Я сказал, что нам необходима новая, активная дипломатия, поскольку невозможность ядерной войны означает, что борьба между нами и капиталистами будет теперь вестись другими средствами. Я не авантюрист… Но мы должны поддержать новые освободительные движения» [106] .
105
Macmillan Н. Autobiography. Vol. 3. Tides of Fortune. N.Y., 1969. Р. 636–637.
106
Таубман У. Хрущев. М., 2008. С. 389.
На Президиуме ЦК 13 февраля 1956 года было принято решение: внести на Пленум ЦК КПСС предложение о том, что Президиум ЦК считает необходимым на закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности и утвердить докладчиком Н. С. Хрущева». Как отмечал историк Рудольф Германович Пихоя, «грубо нарушалась традиция подготовки не только съезда, но и вообще сколько-нибудь крупного партийного мероприятия: утверждался доклад, текста которого в это время вообще не существовало. Его еще предстояло написать» [107] .
107
Пихоя Р. Советский Союз: история власти. 1945–1991. Новосибирск, 2000. С. 125.
К началу съезда над текстом секретного доклада еще работали две команды спичрайтеров. Окончательный текст – авторский, хрущевский.
Бурлацкий полагал: «Надо было обладать натурой Хрущева – отчаянностью до авантюризма, надо было пройти через испытания страданием, страхом, приспособленчеством, чтобы решиться на такой шаг» [108] .
Секретный доклад Хрущева произвел эффект разорвавшейся ядерной бомбы. «Как было не верить ему? Конкретные, жуткие факты, имена, названные им, безусловно проверены и точны, – вспоминал присутствовавший в зале Николай Байбаков. – И все ж что-то настораживало – особенно какая-то неестественная, срывающаяся на выкрик нота, что-то личное, необъяснимая передержка. Вот Хрущев, тяжело дыша, выпил воды из стакана, воспаленный, решительный… Факты замельчили, утрачивая свою значимость и остроту… Изображаемый Хрущевым Сталин все же никак не совмещался с тем живым образом, который мне ясно помнился. Сталин самодурствовал, не признавал чужих мнений? Изощренно издевался? Это не так. Был Сталин некомпетентным в военных вопросах, руководил операциями на фронтах “по глобусу”? И опять – очевидная и грубая неправда… Человек, возглавлявший страну, построивший великое государство, не мог быть сознательным его губителем… В сарказме Хрущева сквозила нескрываемая личная ненависть к Сталину. Невольно возникала мысль – это не что иное, как месть Сталину за вынужденное многолетнее подобострастие перед ним» [109] .
108
Бурлацкий Ф. М. Никита Хрущев. М., 2003. С. 65.
109
Байбаков Н. От Сталина до Ельцина. М., 1998. С. 118, 119.