1968. Год, который встряхнул мир

«Диггеры» унаследовали наименование от движения за освоение свободных земель, существовавшего в Англии в семнадцатом веке. Его участники пророчили приход революции, которая будет состоять в отмене денег и собственности; их вдохновляли идеи уничтожить и то и другое и отпустить все живое на свободу.

Хоффман также организовал «уборку» на Третьей улице в Ист-Вилледже, считавшейся одной из самых грязных улиц Манхэттена. Полиция не знала, как реагировать, когда Хоффман и диггеры явились в этот квартал с метлами и швабрами. Один из пришедших даже подошел к полисмену и начал полировать его бляху. Тот расхохотался. Смеялись все, и в сообщении, опубликованном в «Вилледж войс», говорилось, что «уборка» была «дурачеством». Позже в том же году Хоффман организовал «перекур»: люди отправились в парк на Томпкинс-сквер и закурили марихуану (надо заметить, что этим так или иначе занимались почти все).

«Современная группа революционеров, — пояснял Хоффман, — направляется не на фабрику, а в телецентр».

Другом и соперником Хоффмана был Джерри Рубин, родившийся в семье «синих воротничков» в Цинциннати. Существует история о том, как в январе 1968 года Рубин и Хоффман, катаясь по полу в наркотическом ступоре, основали движение «Йиппи!», но в действительности все было наоборот: то было не событие, о котором участники предпочли бы умолчать (да вот беда: сведения случайно просочились в прессу по вине некоего коварного очевидца), а сознательно распространявшийся сюжет. На самом деле Рубин и Хоффман трезво взвесили и рассчитали многое, прежде чем основать это движение. Во время своего «свободного» периода Хоффман намеревался назвать группу «Свободные люди». Действительно, его первая книга «Революционный ад как самоцель», вышедшая в 1968 году, была подписана псевдонимом Свободный. Но после долгой дискуссии основатели отказались от названия «Свободные люди» в пользу «Йиппи!». Не менее года прошло до того момента, как они заметили при случае, что это название означает «Молодежная международная партия».

Никто не знал, насколько следует принимать Эбби Хоффмана всерьез, и в этом была его сила. Многое относительно этого непостижимого клоуна 60-х можно понять из следующей истории. В 1967 году Хоффман женился второй раз. Отчет о «свадьбе» был также опубликован в «Вилледж войс»: «Приносите цветы, угощение, приводите друзей; приветствуются шутки, костюмы, раскрашенные лица». Пара должна была сочетаться «по мановению Духа Святого»; оба были в белом, с гирляндами в волосах. На церемонии звучали строки из «И Сзин», китайской «Книги перемен», которой пользовались для предсказания будущего более трех тысяч лет назад и к которой вновь обратились в 1968 году любители популярного мистицизма. Жених явно находился под действием марихуаны и беспричинно хихикал. Журнал «Тайм» сообщил об этой свадьбе в своем июльском выпуске 1967 года, посвященном хиппи, но не упомянул имена «влюбленной пары»: имя Эбби Хоффмана не было широко известно до 1968 года. Но после «свадьбы», не придавая это никакой огласке, молодожены отправились в храм Эммануэля (несомненно, «буржуазный») в Верхнем Ист-Сайде — богатом районе Манхэттена, где рабби Натан А. Перельман спокойно совершил бракосочетание по обряду реформистской церкви.

Евреи активно участвовали в студенческом движении в 1968 году не только в Польше, но и в Соединенных Штатах и Франции (хотя соотношение их количества и общего числа участников было неодинаково). В Колумбийском и Мичиганском университетах (двух кампусах, где Эс-ди-эс действовало наиболее интенсивно), евреи составляли больше половины участников этого движения. Когда Том Хейден впервые приехал в Мичиганский университет, он заметил, что политические активисты были сплошь евреями из семей сторонников левого движения. Евреи составляли две трети белых «райдеров свободы». Марио Савио, представлявший собой примечательное исключение, говорил:

«Я не еврей, но мне случалось видеть такие картины — поразительные картины. Груды тел. Курганы из тел. Ничто так не действовало на мое сознание, как эти картины. И эти картины послужили для меня особым импульсом — может быть, другие люди приходят к таким мыслям иначе. Для меня это означало, что всякая вещь нуждается в осмыслении. И сама реальность тоже. Потому что это было, как если бы вы открыли ящик стола вашего отца и нашли порнографические картинки, где изображено, как взрослые пристают к детям. Это кажется темной и непонятной тайной человечества: в какой-то момент в недавнем прошлом людей сжигали и складывали в кучи... Эти картины повлияли на жизни людей. Я знаю, что они оказали влияние на мою жизнь, возможно не столь сильное, но у меня возникло что-то близкое к желанию, чтобы это больше никогда не повторялось. Несомненно, то же самое ощущают евреи. Однако у неевреев это чувство тоже есть».

* * *

Люди, родившиеся во время Второй мировой войны и сразу после нее, росли в мире, переменившемся из-за недавнего ужаса, и это заставило их видеть общество в совершенно ином свете. Великий урок нацистского геноцида, полученный послевоенным поколением, состоял в том, что каждый ощущал себя обязанным высказаться, оказавшись перед лицом зла. Тот, кто промолчал, чем бы он ни руководствовался, по мнению этого поколения, заслуживал сочувствия и обвинения в свете истории в той же мере, в какой этого заслуживали немцы. Так подсудимые на процессах военных преступников ссылались в свое оправдание на выполнение приказа. То было поколение, еще детьми узнавшее об Аушвице и Берген-Бельсене, о Хиросиме и Нагасаки; дети, которых учили все их детские годы, что в любой момент взрослые могут решиться начать атомную войну и жизни на Земле придет конец.

В то время как старшее поколение оправдывало ядерную бомбардировку Японии, потому что она прекратила войну, новое поколение еще раз, будучи детьми, увидело картину этого события и отнеслось к нему совершенно иначе. Оно так же видело по телевизору грибовидные облака от ядерных взрывов, поскольку США по-прежнему проводили наземные испытания атомного оружия. Американцы и европейцы, жители Запада и Востока, выросли с сознанием, что Соединенные Штаты, продолжавшие создавать бомбы — они становились все «больше» и «лучше», — были единственной страной, которая однажды действительно использовала их. И все время шли разговоры о том, что это произойдет вновь — в Корее, на Кубе, во Вьетнаме. Дети, родившиеся в 40-е годы в странах обоих блоков, росли, обучаясь самозащите во время ядерной атаки. Савио вспоминал, как в школе им велели прятаться под парты. «Я, в конце концов, получал по физике хорошие отметки, поэтому даже тогда задавал себе вопрос: “Неужели это действительно поможет?”»

«Холодная война» оказала такой же эффект на детей всего мира, чье детство пришлось на этот период. Она заставила их бояться обоих военных блоков. Поэтому молодежь Европы,

Латинской Америки, Африки и Азии столь быстро и решительно осудила военные действия США во Вьетнаме. В общем и целом это являлось не поддержкой коммунистов, но неприятием того факта, что военный блок (все равно какой) навязывает свою власть. Казнь Розенберга и жизни, погубленные в результате расследований комиссии сенатора Джозефа Маккарти, внушили американской молодежи недоверие к правительству.

Молодежь всего земного шара видела: мир обременен двумя равными — и несправедливыми — силами. Американская молодежь усвоила важность ведения борьбы как с коммунистами, так и с антикоммунистами. Декларация Порт-Гурона признавала, что коммунизму необходимо противостоять: «Советский Союз — система, ответственная за проведение тотального подавления организованного противостояния, а также носитель идеи будущего, во имя которого было принесено в жертву множество человеческих жизней; страна, где имели место многочисленные случаи унижения человеческого достоинства разной степени тяжести». Однако, согласно Декларации Порт-Гурона, антикоммунистические силы в Америке приносят скорее вред, чем пользу. Декларация предупреждала, что «безрассудное следование антикоммунистическим идеям стало серьезной социальной проблемой».

Впервые подобные мысли нашли свое выражение в 50-е годы с появлением образов, созданных в кино Джеймсом Ди-ном, Марлоном Брандо и Элвисом Пресли, а также литературы «поколения битников» — Гинзберга и Джека Керуака. Однако в 60-е эти настроения усилились. Молодежь возлагала надежды на Джона Кеннеди, во многом потому, что он тоже был относительно молод — Кеннеди стал вторым из наиболее молодых президентов в истории, и к тому же заменил Эйзенхауэра— самого старого президента. Инаугурация Кеннеди в 1961 году ознаменовала наиболее радикальное «возрастное изменение» в Белом доме: разница между уходящим и заступающим на пост президентами составляла почти тридцать лет. Но даже при Кеннеди молодые американцы ощутили кризис, возникший в результате размещения ракет на Кубе, как устрашающий опыт, и в результате осознали, что власть имущие склонны играть с жизнями себе подобных, даже если они молоды и обладают хорошим чувством юмора.

Большинство тех, кто приезжал в кампусы колледжей в середине 60-х годов, питали глубокое отвращение и недоверие к любым формам власти. Люди, занимавшее ключевые посты, не пользовались доверием, в какой бы части политического спектра они ни находились. По этой причине среди них не было полновластных лидеров. Если бы кто-нибудь из студенческих руководителей, скажем, Савио или Хейден, объявил себя лидером, он бы полностью лишился доверия.

Люди этого поколения отличались еще одной характерной особенностью. Они выросли в эпоху телевидения, им не приходилось учиться пользоваться им: это умение приходило естественно, подобно тому как дети, выросшие в 90-е, в эпоху компьютеров, имея с ними дело, руководствуются своего рода инстинктом, который у более старших людей не формируется даже в результате обучения. В 1960 году на одной из последних пресс-конференций Эйзенхауэра корреспондент Роберт Спи-вак задал президенту вопрос: как он считает, была ли справедлива пресса по отношению к нему за те восемь лет, что он провел в Белом доме? Эйзенхауэр ответил: «Ну, если уж вы заговорили об этом, то я не знаю, что репортер может сделать президенту. Не так ли?» Подобное мнение с тех пор никогда не звучало из уст представителей Белого дома. О Кеннеди, родившемся в 1917 году, говорили, что он «понимает телевидение», однако на самом деле создателем «телевизионного президентства» Кеннеди стал его брат Роберт — он был младше Джона на восемь лет.