20 писем в никуда
Шрифт:
– Объяснишь, что это за хрень лежит в твоем чемодане?
– рычит Ян. Честно говоря, я бы предпочла бездумную истерику, чем этот зловещий резкий тон, понижающий температуру в комнате на двести градусов. Он стоит в одних трусах и мне хочется спросить какого черта ему вдруг понадобилось в моем чемодане, но видимо пока в этой комнате право задавать вопросы принадлежит лишь одному человеку и очевидно, что это не я.
– О чем ты?
– как можно спокойнее спрашиваю я, старательно делая вид, будто не понимаю, что ему от меня нужно.
– Не строй из себя идиотку,
– Ян разворачивает свою находку и тычет мне в лицо. Это действительно письма от Стефана и мне необходимо как можно скорее выкрутиться из этого дерьма. Если я буду продолжать молчать, подозрения Яна только укрепятся и переубедить его окажется почти невозможно.
Пока я пытаюсь сообразить, что сказать, Ян ставит одно колено на кровать и наклоняется, расставляя руки по обе стороны от моей головы. Мое сердце бьется подобно испуганной колибри, когда его черный взгляд хищно въедается в мои глаза.
– Анисия, поторопись, - рыкает парень, - Мне нужны разумные объяснения. Либо ты отвечаешь на вопрос, либо я заставлю тебя сожрать эти поганые сантименты.
Поганые сантименты?
Господи, помоги мне что - нибудь придумать!
– Ну?
– настаивает Ян. Я лежу, придавленная к матрасу его телом, ощущая всю тяжесть, исходившей от него злости и не могу вымолвить ни слова. В моей голове проносятся множество фрагментов моей жизни, которые были наиболее запоминающимися и вдруг я останавливаю внимание только на одном из них и внезапно для самой себя нахожу выход.
– Это моя творческая работа, - выпаливаю я, молясь, чтобы Ян заглотил наживку.
– Что?
Он немного приподнимается, давление на грудную клетку ослабевает и мне становится легче дышать. Ян с неверием смотрит на меня, слегка прищурившись и очевидно, ждет дальнейших разъяснений.
Я набираю в грудь побольше воздуха и говорю:
– Это моя творческая работа, над которой я работала, когда училась. Преподаватель по зарубежной литературе давал нам парное задание.
– И кто же был твоей парой?
– Дана, - без колебаний отвечаю я, - Она была в роли венгра и писала мне письма. А я писала послания для нее. Кстати, мы справились на отлично.
– И почему ты хранишь все эти письма?
Я хочу пожать плечом, но вовремя вспоминаю о своей ключице и не делаю этого.
– Как память, - вру я, надеясь, что Яну не хватит мозгов сопоставить мои частые визиты в Будапешт с моей "творческой работой". Боже мой, оказывается я могу быть виртуозной лгуньей. Я даже сама начала сомневаться в существовании Стефана. Видимо от этого моя ложь стала еще более правдоподобной.
Ян совсем отстраняется и садится на кровать, поджав под себя одну ногу.
– Точно?
– подозрительные нотки сквозят в его голосе, и я не спешу расслабляться.
– Абсолютно. Может, мы поужинаем? Я проголодалась, - пытаюсь усмирить его пыл и увести в сторону нейтральной темы. Несколько минут, Ян сидит молча, видимо обдумывая все, что я сказала. Это был тот самый случай, когда ложь была во благо, а если быть точнее, во спасение.
– Хорошо, - вздыхает Ян и, запустив обе руки в волосы, взъерошивает их, - Я приму душ и закажу что - нибудь.
Затем он поднимается и направляется обратно в ванную, но на пол пути
замирает, и я снова цепенею.– Прости, что нагрубил, - тихо произносит Ян, не оборачиваясь, - Ты же знаешь, что когда дело касается тебя, я слетаю с тормозов.
И он просто уходит, а я глупо смотрю на закрытую дверь, с раскрытым от удивления ртом.
Дело приобретает совершенно неожиданный поворот!
Следующие несколько дней проходят относительно спокойно, за исключением того, что мне приходится быть более осмотрительной и осторожной. Я все время слежу за своими словами, действиями и даже мыслями. Письма Стефана, я запечатала в конверт и отправила по почте к себе домой, где их забрала Дана и надежно спрятала. На самом деле необходимость читать их давно отпала, потому что каждое из этих писем я знала наизусть.
Мои травмы заживают не так быстро, как хотелось бы. Я уже могу передвигаться без посторонней помощи, но только не на длительные расстояния, так что при всем желании, до Будапешта мне пока не добраться.
– Вчера, когда мы летели вечерним рейсом из Праги один голубоглазый брюнет сделал своей девушке предложение, - рассказывает Дана. Они сидит в кресле и выщипывает себе брови, а я наблюдаю за ней. Я так по ней скучала, поэтому, как только Ян сообщил, что уезжает по делам в соседний город, я пригласила подругу в гости. После того происшествия с письмами больше не происходило ничего, что могло бы пошатнуть уверенность Яна во мне и его поведение не вызывает опасения.
– Здорово. Хотела бы я это увидеть.
Дана делает сочувственную мордашку и откладывает пинцет в сторону.
– Как твоя ключица?
– Уже лучше.
– А что насчет Яна?
– Он держится. Во всяком случае, старается, - не понимаю, почему я пытаюсь оправдать его.
Приподнявшись с дивана, я спускаю одну ногу вниз.
– Поможешь встать?
– спрашиваю я. Подруга подпрыгивает с кресла и помогает мне подняться. Я неуклюже висну на ее плече, и мы вместе доходим до кухни.
– До сих пор не понимаю, как тебе удалось убедить Яна в том, что письма от Стефана всего лишь твоя студенческая работа. Мне казалось, он всегда был на шаг впереди всех, а тут так легко поверил.
Пока Дана высказывает свои предположения, я достаю из кармана пижамных штанов пачку ментоловых сигарет и закуриваю. Подруга приоткрывает окно, наливает себе кофе, а для меня готовит чай с мандариновыми корочками. Я благодарно улыбаюсь, когда она ставит передо мной чашку, а сама устраивается напротив.
– Может, есть что - то, что беспокоит его намного больше, чем эти письма?
– Или кто - то, - произношу я и пробую чай.
Больше мы не говорим о Яне, а просто болтаем о разных пустяках. Я не забываю поглядывать на часы, чтобы приезд Яна не застал нас обеих врасплох. Он никогда не жаловал Дану, впрочем, как и всех с кем я общалась, но к ней у него всегда было больше всего претензий.
Иногда я думаю, почему Ян стал таким неуправляемым? Почему ему так важно знать, что я люблю его и ежедневно требовать, чтобы я не смела даже, думать, о разрыве с ним? Ян вырос в полной семье, с любящими родителями, которые уж точно никогда не обделяли его любовью и нежностью, но он ведет себя так, будто все было иначе.