2018.Лирика двадцати строк
Шрифт:
На парне - небо голубое,
Король, валет и с дамой - сет.
Как глубоко вздыхает поле.
Тепло их душ, тепло лучей,
На перекрестке сожаления.
Как вздох пропущенных мячей,
И без надежды обольщения.
2002
***
Сиреневый каскад ступенчатой воды
Я вижу каждый день вдали на побережье.
Сквозь лупу из пруда смотрю, а где там ты?
Но с каждым днем, увы, тебя я вижу реже.
А,
Среди других людей на неком побережье?
Сквозь облака потерь ищу тебя любя,
Смотрю сквозь микроскоп, слеза глаза мне режет.
Я в лупу из пруда просматриваю дно,
Быть может, это там я что-то потеряла.
Не вижу ничего, лишь солнышко одно,
Да лодку на песке, а в ней и я застряла.
Иду вокруг пруда, лежит он словно жук,
Смотрю на небеса и местные просторы.
В бинокль ты смотрел, как в воду я вхожу,
Но мы вдруг разошлись - житейские раздоры.
И вот, беру очки, смотрю на монитор.
Каскад, пруд за стеной, я их, увы, не вижу.
Съесть бублик, он, как, тор. Все. Камера. Мотор.
А где-то вдалеке Останкинская вышка.
2002
***
На берегу, покрытым смогом,
Я вижу древности черты.
Вот частокол, который смог бы
Огородить от горя рты.
А там повыше колокольня,
Домов, размытые следы.
Их можно обойти невольно,
А вот лежат холсты, холсты.
Их отбелили просто солнцем,
Но юбки женщин все мокры,
Они мочили их у донца.
И вот в руках у них багры.
Мужчины, сети, дети, бредни,
На них холстина, вид рубах.
И лапти среди них не редки,
Вот кто-то в колокол вдруг: Бах.
Собака бродит в подворотне,
И на завалинках платки.
Старушки в них, платки не портят,
А сапоги еще редки.
2002
***
В вишневом шелке играет солнце,
в вишневых искрах ты солнцу рад,
В томатном соке немного соли,
Словесным спорам, как солнцу - рад.
Рука змеею ласкает шею
и отпускает совсем легко.
Глаза смеются, уста немеют,
И все сверкает вокруг него.
И мощно плечи слегка кружатся,
Рука находит их дальний край.
Томление лечит и мы прижаты.
Тела и коды, касания - рай.
Он заблудился в вишневом шелке
и окунулся во тьму ночей.
В душе гордился, рассветом желтым,
Что был любимый, что был он чей.
Вода струится по мышцам тела,
Сверкает волос, весь словно шелк.
И все проходит, и все забылось,
И только двери лишь тихо щелк.
2002
***
Сжимаются
мышцы от грустных мелодий,Сжимается что-то в душе от тоски,
А все потому, что вся жизнь из пародий,
И что-то противно стучится в виски.
А то холодильник клокочет угрюмо,
Компрессор устал и ему невдомек,
Зачем надо бегать по внутренним трюмам,
Лет 20 - работал, а этот год нет.
Устал холодильник, трясется противно,
Грохочет, щекочет, но холод идет.
И шум отдается во мне песней дивной,
Что больше не хочет он делать свой лед.
Купили другой. Его мне подарили,
Он очень большой, в нем застыла вода,
Но ручку его через день уж отбили,
Такая случилась вдруг с ним ерунда.
В нем камеры две, есть мороз или холод,
Конечно, спасибо, с таким хорошо,
А ручку совсем оторвали, стал молод.
Так что мне сказать. Он стал гладким еще.
24 мая 2002
***
Сияет белый воротник,
Он с небольшой каймой,
Как белый к алому привык...
Сказал, что стиль сей мой.
Глаза, с прозрачной бирюзой,
Судьбой отмеченной,
А брови: молния с грозой,
Характер - женщины.
Еще что? Губ простой излом,
Грустнее некуда,
Они встречаются со злом,
А молвить некому.
И нос, как нос, слегка похож.
Ноздря с ноздрей идет.
Он рисовал не первый год,
Как будто мазал йод.
А волос, волос! Как кошма!
Как будто бы парик.
Художник Бог, художник Маг,
Хотя давно старик.
16 июля 2002
***
Момент инерции исчез,
Душа упала, раздвоилась,
Из тьмы возник какой-то крест,
И поднялся над тиной ила.
Взошла заря, разогнала
Всю эту дикую картину.
Она одна, она мала,
И день настал, где солнце дену?
Оно светило из-за туч,
Оно вонзалось во все окна,
Оно не знало диких круч,
Оно всегда на крышах доков.
А где-то к вечеру луна
Упала светом с полным ликом
На потемневшие луга,
Где тени трав качались дико.
И сон окутал как туман,
И темнота, и грусть манили
В еще один ночной обман,
Вдруг лампа, вздрогнув, засветила.
2002
***
Я думала все, напишу я в Канаду,
Должны быть еще мужики.
Теперь знаю точно, так делать не надо,
У нас тоже есть ямщики.