2028
Шрифт:
Первая волна тварей грянула на второй год. Это были не то собаки, не то огромные крысы. Их стая, не очень большая, приползла к нашим стенам, стараясь проникнуть внутрь. Тогда всеобщий переполох чуть не стоил всем жизни: некоторым тварям удалось вломиться через центральный вход в вестибюль, а потом пробраться и на второй этаж. Эти шныряющие по коридору порождения забредали в аудитории, сеяли ужас, и кому-то не повезло оказаться на их пути. Но именно в тот день поисковики должны были отправиться на очередную вылазку. Наверное, это и спасло всех нас от неминуемой гибели.
Виктор Петрович вместе с Алексеем Третьяком – командиром второй группы – смогли организовать оборону.
Потом были другие волны: одна через полгода, потом ещё две – через год. Но несмотря на то, что они были явлением редким, после того чуть не ставшим для всех роковым дня было принято решение организовать круглосуточный дозор, вооружив студентов оружием. Двери главного входа мы укрепили с обеих сторон железными листами, в других частях здания заперли и наглухо заколотили досками, а окна перекрыли решётками. Такие меры предосторожности вселили в нас спокойствие и уверенность, и вот уже три года мы не теряем бдительность, готовясь встретить тех, кто снова явится к нам из мглы.
Что же их потянуло к нам тогда? Что приводит их к нам снова? Чувство голода? Стремление к теплу? Страх? А если последнее, то от кого такие мерзкие твари могут бежать? Кто может быть ещё страшней и опасней, чем они сами? Туман скрывает множество тайн, и даже поисковики, решающие шагнуть в его беспросветное царство, не сталкиваются и с большинством из них. И слава богу.
Ну а мы до сих пор живём, цепляемся своими пальцами за этот мир. Возводим, разграбляем, защищаемся и даже заводим семьи. Некоторые из студентов решились на женитьбу, у некоторых даже родились дети. В глазах молодых родителей горело счастье. И казалось, привычное для нас никуда не ушло. Однако правила жизни изменились кардинально.
Смотря на их счастливые лица, я нередко задавался вопросом: понимают ли они, что делают? Осознают ли всю опасность для жизней, рождающихся в этих стенах? Ведь за ними расположился враждебный, непонятный нам мир, и наше будущее стоит под угрозой полного уничтожения. Так не является ли легкомыслием, или даже преступлением их действия? Смогут ли они защитить новую жизнь, если и самим нужна защита?
В очередной раз я подумал об этом, проходя мимо центральной части корпуса. Слева от меня спускалась двойная лестница, ведущая в ещё один вестибюль. В отличие от первого, он был освещён лучше, и людей здесь было намного больше.
Этот корпус был всегда многолюден. Чуть выше, за поднимающимися ступенями, у перехода на четвёртый этаж располагается огромная аудитория с двустворчатыми дверьми по обеим сторонам от лестницы. Раньше в ней проходили потоковые занятия с огромным числом студентов, а также проводили конференции и торжественные мероприятия. Сейчас она используется нами для собраний, на которых решаются важнейшие вопросы.
Возле закрытых дверей сейчас сидели на ступенях студенты: кто отдыхал после рабочего дня, кто только готовился заступить на смену. Они обменивались
новостями, сплетнями; кто-то пускал шутку, не всегда приличную, и группа заливалась звонким смехом.В просторном вестибюле на первом этаже тоже сейчас находились студенты. За стенами с решетками с обеих сторон располагались технические помещения. Раньше в них находился гардероб. Я хорошо помню эти длинные очереди, выстраивающиеся по обеим сторонам. Пока стоишь и ждёшь, обсуждаешь с сокурсниками прошедшие пары; узнаешь, у кого какие хвосты закрыты, ну а кто идёт на отчисление. Сейчас тут обустроены мастерские и склад с различными инструментами. Рядом расположился технический персонал: работники занимаются уборкой помещений и ремонтом. По самому вестибюлю расставлены столы, сооружены небольшие палатки, в которых ремонтируют всё ещё имеющуюся в распоряжении технику.
Как и тогда, в прекрасные времена прошлой жизни, вестибюль сейчас был наполнен гулом голосов, и только не хватало музыки из радио – собственного, университетского, – которая когда-то разлеталась по этой части университета.
Я прошёл мимо раскрытых застеклённых двустворчатых дверей, таких же как и в коридоре центрального корпуса, поздоровался с идущими навстречу знакомыми. Потом вышел на перепутье окрашенного в жёлтый цвет коридора: здесь располагался деканат одного из институтов, влево уходил другой коридор, а справа был выход на лестничную площадку. Я осмотрелся; много студентов сейчас было и здесь. Потом двинулся дальше, в сторону коворкинга.
Из общего гула голосов до меня долетели обрывки разговора. У зарешеченного окна справа стоял студент с парнем, одетым в чёрную куртку, серые плотные штаны, заправленные в кожаные берцы, и с длинным рюкзаком – почти баулом! – на спине.
– А собаку вы видели? – обратился к нему студент.
– Собаку? Какую ещё собаку? – недоумённо спросил тот. Чуть замедлив шаг, я взглянул на него: это был один из вернувшихся с вылазки, которого я встретил в вестибюле. – Не натыкались мы ни на каких собак.
– Она как раз спустилась по ступеням в том направлении, откуда вы пришли, – студент немного недоверчиво глядел на поисковика. – Вы должны были, по идее, на неё наткнуться.
– Не, никого мы не видели. Ни души вообще. Да и тихо было в этот раз, спокойно. Прям как на кладбище.
Не задерживаясь более возле них и не привлекая к себе лишнего внимания, я пошёл дальше.
За квадратом входа впереди расступался просторный зал, озаряемый багровым светом горящего костерка в центре помещения и керосиновых ламп, стоящих на столах у стен. Низкий потолок упирался в каменные квадратные приземистые столбы, стоявшие по центру. Белая побелка на стенах в некоторых местах осыпалась, и кое-где проступали небольшие трещины. Устеленный серым кафелем пол был вычищен насколько было возможным, и в определённых его местах отражались бликами от горящего костра.
Привычно именуемый нами «коворкинг» был сейчас запружен людьми. Раньше в этом месте рядами стояли разноцветные диваны, сейчас же большинство из них отсутствовали, и эта пустота будто бы делала помещение шире и объёмнее, а наличие скамеек и стульев в некоторых его местах не нарушало ощущения простора.
В основном студенты располагались по центру, за костерком. Сидели на полу: кто на голом кафеле, кто на расстеленной ткани. Другие сидели на скамейках у стен: кто беседуя, кто в обнимку и держа в руках слабо извивающийся свёрток. С противоположной от выхода стороны стены помещения чуть сужались, и в том месте располагались столы и некоторые из тех самых диванов: словно находились они там не просто так, а как напоминание о прошлой жизни.