23 оттенка одиночества

– Однако как это касается меня? – громко восклицает женщина. Я улавливаю стуки каблуков и представляю миссис Рочестер, нервно разгуливающую взад-перед посреди комнаты. – Я не хочу иметь ничего общего с твоей семьей, Трой. Ты это понимаешь?

– Я бы не позвонил вам, если бы был иной вариант. Вы ведь и так это знаете! Но иначе не получается. Мне лишь нужно, чтобы кто-то передал маме мой номер.

– И почему ты звонишь мне?

– Потому что вы не останетесь в стороне. Вы знаете, на что способен мой отец.

– Еще я знаю, на что способен ты.

Пропускаю замечание мимо ушей. Нервно выдыхаю и говорю:

– Номер я скинул вам сообщением. Прошу, просто передайте, что я жду ее звонка.

– Ты хоть понимаешь, что не имеешь права просить меня о чем-либо? – шипит она и замолкает.

Не знаю, что ответить. Все собираюсь с мыслями, собираюсь сказать, что никогда и никого не любил так, как Китти. Но не успеваю. Миссис Рочестер говорит:

– Не делай больше этого, Трой.

И кладет трубку.

– Нет, подождите!

Орать в пустой телефон – тупая затея, но я еще несколько секунд зову мать Китти, будто она неожиданно передумает и вновь восстановит связь. Интересно, теперь миссис Рочестер ненавидит меня еще больше? Или ненавидеть больше – невозможно?

– Дьявол!

– Ну что? – Джейк подходит ко мне, вертя в руках бутылку из-под воды. Он устал и, наверняка, хочет в общагу. – Решил свои проблемы?

– Нет.

– И что теперь?

– Теперь я поеду в Ричмонд. – Прохожусь пальцами по волосам.

– Одолжить тачку?

– Только если не планируешь увидеть ее вновь.

– Все так плохо? – По лицу Джейка пробегает тень волнения, и на секунду мне кажется, будто ему, действительно, не плевать на меня и мои проблемы. – Чувак, может, поедем вместе? Я все равно схожу здесь с ума.

– Нет, - коротко киваю, - но ты только что растопил мое ледяное сердце.

– О, брат, я ведь к тебе со всей душой!

Мы начинаем смеяться. Джейк подбрасывает в воздух бутылку, пытается схватить ее, но она со стуком валится вниз. Теперь мне и вовсе нечем дышать. Ржу до коликов и весь путь до общаги подкалываю его, пусть и знаю, что нарываюсь на неприятности. В конце концов, он врезает мне в челюсть, а я ставлю ему подножку.

– Эй! – восклицает он, оказавшись на земле. – Чувак, осторожнее! Мне еще сегодня идти со своей цыпочкой в кино. Слышишь?

– Не волнуйся. Девушкам нравятся боевые шрамы.

– Лучше бы их привлекала моя густая шевелюра. Но у тебя, конечно, свои фишки. Весь изрисованный, будто наемник; загадочный, гоняешь на байке.

– Ты слишком много болтаешь, чувак.

– Ой, я же забыл. – Джейк поднимается и делает реверанс. – Простите принцеска. Говорить о вас негоже нам, простым смердящим смертным.

– Ты и, правда, воняешь, брат. В следующий раз не пиво у меня пей, а смой дрянь.

– В общаге душ – дорогое удовольствие!

– Конечно.

Когда я возвращаюсь домой, на улице сгущаются сумерки. Я привык проводить вечера в одиночестве, не видеть посторонних, не слышать их голосов. Мне это нравится. Более того, такая жизнь отличается от прошлых дней, когда я тратил время в шумных компаниях, мог сидеть с Китти днями напролет и болтать попусту. Сейчас иначе. Сейчас я выхожу лишь тогда, когда собираюсь заработать денег. Данный расклад меня вполне устраивает, к тому же людям все равно – рядом я или уже сдох где-то со скуки.

Собираюсь приготовить очередную безвкусную дрянь. Иду вдоль неровной, темно-серой стены, проверяю сообщения на автоответчике и вскидываю брови, заметив новое уведомление. Останавливаюсь. Неужели…

– Трой, - говорит знакомый голос.
– Звонила Хелен. Сказала, ты переживаешь. Но не волнуйся, сынок. Я в порядке, правда. – Смотрю на телефон так, будто впервые вижу его. Затем крепко зажмуриваюсь и представляю лицо человека, которого не видел уже два года. Мурашки бегут по спине, а руки сводит. Никогда бы не подумал, что могу так скучать, так волноваться, так хотеть вернуться.
– Я рада, что ты цел и невредим. И прошу тебя, не вздумай приезжать. Пожалуйста. Я позвоню, когда появится возможность.

Сообщение обрывается, а я порывисто облокачиваюсь о стену руками и заставляю себя сдержать внутри рычание, крик. Я похож на кретина, на сломленного мальчишку, который еле стоит на ногах и тяжело дышит. Но я не могу себе этого позволить. Если решаешься на что-то – живи с этим. Не жалуйся, не ной, не пытайся убедить себя в том, что ты можешь что-то изменить. Ты уже все испортил. Поздно колебаться.

Люди постоянно твердят, что побег – отличное средство от воспоминаний и тупых мыслей. И я поверил им. Я сбежал. Однако от кого? От проблем, от отца, от Китти?

Или же от самого себя.

КИТТИ

За два месяца мы с Троем почти не видимся. Лишь однажды он подошел ко мне и сказал передать маме спасибо. Я тогда кивнула, но и не подумала упоминать в разговоре его имя, иначе пришлось бы выслушивать сокрушительную тираду о том, что я должна срочно собирать вещи и пулей нестись вон из этого университета.

Жизнь приобретает неожиданные краски. Теперь я не сижу в комнате и не думаю о том, как сложно дышать при мыслях о прошлом. Теперь я хожу в кино, в кафе, просто гуляю в парке, и рядом всегда Кай, который заставляет меня улыбаться. Мне приятно проводить с ним время, и зачастую я забываю о боли. Это странно, но это интригует.

Мама, когда услышала о том, что Стелла зовет меня отдыхать во Флориду, сразу же согласилась и предложила дать денег. Не думала, что она может так легко расстаться с немалой, пригретой у сердца суммой. Однако мама счастлива. И я счастлива, пусть все это время и ощущаю некий горький привкус, будто свалившиеся на меня с неба сладости – качественная подделка.

– Это паршиво, Китти, - возмущается Кай, замотанный в смешной, толстый шарф. На улице пять градусов, и мы стараемся не прогуливаться, а нестись к общежитию. На мне отвратительный, вишневый берет крупной вязки. Стащила бы его с головы и сожгла где-то в переулке, но Стелла обожает подобные вещи, и я бы поплатилась жизнью за его намеренное уничтожение. – Ты уезжаешь на неделю! Вернешься – и сразу учеба.

– Прости, - виновато улыбаюсь, - но ты ведь знаешь Стеллу. Она запланировала эту поездку еще в октябре. Поздно отказываться.

– Опять ссылалась на английских писателей?

Смеюсь. Прижимаюсь ближе к Каю и чувствую, как он сжимает мою руку. Знаю, что должна ощутить в груди пожар, бабочек, или что там еще ощущают влюбленные идиотки. Но почему-то мне становится не по себе, и я лишь рассеянно хмыкаю.

– Знаешь, она…, - встряхиваю головой, - на этот раз цитировала Алана Тьюринга. Я сказала: неправильно просто взять и бросить все. А она ответила: законов, которые полностью определяли бы нашу жизнь и поведение, не существует.