23
Шрифт:
— Алло, — это уже ко мне обращались. — Хоронили Ангелину, вот только фамилия неизвестна.
— А где ее похоронили, не знаете?
— Так. Ага. Тут вот в квитанции указано. В городе Г.
Глава 44
20 апреля. Четверг
Все дороги ведут в Г. Впервые Анилегна появилась там в 60-е, когда моя мама была еще подружкой Обуховой. Впрочем, может, она появлялась в Г. и раньше, мне известно только о 60-х. Затем Анилегна появляется в Г. через 30 лет, в середине 90-х, буквально за год
— Дозвонились? — в комнату вернулся Кузьмич и подсел на самый краешек кровати, как будто это он был в гостях, а не я.
— Ну можно и так сказать. А вы чего так долго?
— А вот дружка встретил. Фуру отгоняет на Одессу.
— Фура — это хо-ро-шо, — я хотел сказать «дружок — это хорошо», но получилось именно так.
Сейчас я думал, как добраться до Г., минуя всевозможные милицейские блокпосты. На автовокзал соваться нельзя — там могут схватить. Да и вообще в людных местах ходить нежелательно, наверняка мой фоторобот (хотя, какой фоторобот, фотография!) вывешен во всех людных местах. Да и весь Г. уже знает, что я «маньяк-серийник». Как я там появлюсь?
— Ничего себе?! Как ты здесь появился?! — на всю комнату прокричал знакомый бас. Я не поверил глазам: в дверях стоял Жора, тот самый дальнобойщик, который подобрал меня ночью на шоссе возле кладбища и подвез к Академгородку. — А вырядился-то как! Прям жених! — Жора здоровенным шагом подошел ко мне и скомкал мою руку своей лапой в зверском рукопожатии.
— Привет, Жора, рад тебя вновь видеть!
Я действительно обрадовался этой встрече — этот огромный богатырь вселял в меня какое-то спокойствие и умиротворенность. Этакий Алеша Попович двадцать первого века.
Больше меня обрадовался только Кузьмич. Видя, что я знаю всех его «полезных» знакомых, он вновь засуетился:
— Может, что еще поесть желаете? К обеду жена голубчиков принесет…
Но я его особо не слушал. У меня в голове родилась новая мысль.
— Жора, а ты на Одессу едешь?
— Да, в Василькове на складе сейчас загрузимся и едем.
— А меня не возьмешь с собой?
— На море потянуло?
— Да к маме решил заехать. Мне как раз на полпути до Одессы.
— Не вопрос, дружище. — Нагнувшись к моему уху, Жора шепнул: — Мне опять сон снился. В дороге расскажу… — И уже чуть громче добавил: — Кузьмич мужик отменный, но расскажи — будет весь Васильков знать.
— Ну-ну-ну… Кузьмич, как могила, — это уже подал голос сам Кузьмич, наигранно обидевшись. — Мне вон Владислав Аркадьевич может сказать такое, что не каждому подчиненному скажет. А все потому, что знает, — Кузьмич больше никому.
При упоминании о Владиславе Аркадьевиче мне поскорее захотелось убраться из этих гаражей.
Я резко поднялся:
— Когда едем?
— Сейчас и едем. Ну, бывай, Кузьмич! — Жора протянул охраннику руку. — В следующий раз поболтаем дольше. Что-то Витьку у тебя не сидится, видимо, плохо принимаешь гостей!
— Так это ж… Я не знал… — Кузьмич стал виновато оправдываться. Я за него тут же заступился:
— Все было просто здорово, Кузьмич! Вы мне очень сильно помогли! Обязательно
скажу Владиславу Аркадьевичу, какой вы молодец!От моих слов Кузьмич просто засиял. Он пытался скрыть улыбку, но она сама так и лезла наружу, обнажая его маленькие и местами черные зубки.
Вы же заходите к нам, Виктор! Не забывайте! Я буду знать, так жена и голубчиков, и все сделает…
Я так понял, жена у Кузьмича специализировалась исключительно на «голубчиках».
— Обязательно, Кузьмич! Всего хорошего! — Я пожал ему руку и вышел на улицу.
Погода была ясной, но на гоизонте собирались тучи. Похоже, надвигалась гроза. За шлагбаумом стоял уже знакомый ЗИЛ, к которому я и направился.
— Жора, а где напарник? — спросил я, когда мы уже сели в кабину и стали отъезжать от гаражей.
Кузьмич энергично махал нам рукой.
— По магазинам пошел продуктов взять в дорогу.
Вскоре мы выехали на магистральное шоссе и стали объезжать Васильков по дуге, направляясь к складам.
— Так что там тебе, Жора, приснилось такое?
— Да опять, Витек, какая-то хрень. Как будто я стихи пишу.
Я весь напрягся.
— Стихи? Ты когда-то писал стихи?
— Ни разу в жизни. Даже не знаю, как их составлять.
— Угу. Ну понятно. Так что там дальше во сне?
— Я писал какие-то странные стихи. Напишу, и оно тут же сбудется. Напишу — и сбудется. И так все время.
— Да, ерунда какая-то. И что ты писал?
— Написал, что у Витька, не у тебя, у напарника моего, горе случится. И оно тут же случилось.
— Какое именно горе?
— Не знаю. Вернее, не помню. Но что-то страшное я написал.
— А зачем ты ему горя пожелал?
— Да в том-то и дело, что я не хотел этого писать. Но почему-то написал.
— Понятно. Что еще ты писал?
— Затем я написал еще один стих и тут же очутился в сельском доме на похоронах. Хоронили маленькую девочку. Я отчетливо помню ее маму, женщину лет тридцати, она все плакала и проклинала кого-то неизвестного. Кто-то убил ее девочку, и они не знают, кто. Я будто был рядом с ними и в то же время не там. И чувствовал свою вину. Мне кажется, я даже во сне плакал, потому что, когда проснулся, то лицо мокрое было.
— Брось, Жора! Это только сон. Еще что-нибудь тебе снилось?
— Да. Под самое утро. Я с чем-то боролся. Мне постоянно приказывали написать еще одно стихотворение, и я таки написал. Но не то, что от меня требовали. Я помню, ощутил, что как только его написал, мне сразу же стало хорошо. Сначала больно, а потом хорошо. Вот и весь сон.
— Немного странный сон, но, главное, Жора, в голову это себе не вбивать. Сны бывают разные, но реальная жизнь всегда другая. Вот в ней и нужно быть, согласен? — я весело подмигнул Жоре, хотя на сердце заскребли кошки. Мне этот человек стал симпатичен, и совсем не хотелось, чтобы его постигла беда. — Расскажи лучше о себе, чем живешь?
Мы въехали на территорию складов. Поднимался ветер. На горизонте уже сверкали молнии.
— Опа, здоров! Ты опять здесь? — напарник Жоры стоял возле одного из складов и пил кефир. — Жорик, тебе просто с этим парнем пруха сплошная.
— Привет, Витек, — я пожал ему руку. — Буду вам двоим компанию в дороге на Одессу составлять.
— Шустрый малый, — Витек повернулся к Жоре, — он мне решительно нравится. — У моего тезки было отменное настроение, видимо, в Василькове хороший кефир продают.