28 панфиловцев. Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва!

Его помощник вложил в руку лейтенанта увесистую противотанковую гранату с рубчатой рукояткой.

– Мать его в гробину! Получай, тварь!

Граната взорвалась под кормой танка, когда тот уже выползал из окопа, заполненного перемолотой землей и останками тел двух пулеметчиков. Взрыв снес, расплющил обе выхлопные трубы. Подбросил вверх оторванные мелкие железяки и что-то нарушил в работе двигателя.

Он дымил, захлебывался, и 23 тонная машина двигалась рывками, сотрясаясь от толчков согнутого взрывом вала.

Василий Клочков с хищно прищуренным глазом забежал сбоку. Танк размолол еще один окоп и продолжал стрелять из пулемета, уже остановившись. Двигатель молотил вхолостую, а политрук, крепкий, тридцатилетний мужик, бросил бутылку с «КС» в лобовую часть башни.

Машина горела. Вернее, сгорала липкая опасная, как гадюка, жидкость, краска на броне. Едкий дым окутал башню, пробиваясь в смотровые щели.

Распахнулись боковые и командирский люки. Наружу выскакивали люди в черной униформе и круглых матовых касках, срывая их на ходу.

Клочков стрелял из «нагана», тот делал осечки, но тремя пулями Василий ранил в живот немецкого лейтенанта и свалил механика, так и не успевшего воспользоваться своим массивным «вальтером».

Наводчика догнал выстрелом в спину лейтенант Шишкин, а двух остальных членов экипажи с остервенением били штыками бойцы.

– Твари! Живых людей кромсали!

– Добивай их!

С тяжелым «Т 4» расправились сравнительно быстро. Он горел среди окопов. Кто-то бросил гранату в распахнутый люк. Рванули сразу несколько снарядов, выбив боковые люки.

Однако орудие на холме, на которое рассчитывали Гундилович и Сташков, немцы забросали минами из подвезенных 80 миллиметровых минометов.

«Трехдюймовка» осела на перебитое колесо, из откатника били струйки масла, а расчет почти полностью погиб. Мины скосили осколками даже траву.

Еще один танк подбило орудие Сташкова, укрытое у обочины. Танк с проломленной броней уволокли на прицепе, а минометы переключились на последнее орудие в батарее и разбили его.

Старый артиллерист Сташков получил осколок в щеку и, выплевывая кровь, отчаянно матерился. На него прикрикнула медсестра:

– Ну что вы ругаетесь, как наш сапожник. Посидите спокойно, я рану перевяжу.

Тяжелых отправили в тыл следом за отступающими подразделениями. Легкораненые остались в строю. Тем, кто пытался уйти, дорогу бесцеремонно перегородил Василий Клочков.

– Винтовку держать сможешь? Вот и держи. Надо здесь хотя бы до вечера продержаться. Иначе добьют фрицы и нас, и всех остальных.

После отбитой первой атаки немцы приостановились. Вели редкий огонь минометы, рассеивали очереди пулеметы. Иван Москаленко верно определил:

– Авиацию ждут. В этом мешке удобно будет целиться. И ни одной зенитки…

Капитан Гундилович приказал рыть окопы в полный профиль. Это вызвало не слишком положительную реакцию:

– Мы же прикрытие. Или снова в оборону вставать?

– Ни одной пушки не осталось…

– У меня к винтовке всего три обоймы.

Прискакал на взмыленной лошади адъютант командира полка. Сбросил на землю перевязанный надвое мешок с патронами.

– Вот, полтысячи винтовочных патронов доставил.

– Что, теперь тебя в задницу целовать за доблесть?

Адъютант, из молодых лейтенантов, не обращая внимания на подковырки, оглядел дымивший танк «Т 4».

– Молодцы, два танка уделали.

– Тебя хвалить нас прислали? – внимательно поглядел на лейтенанта капитан Гундилович. – Или как…

Адъютант сразу перешел на официальный тон и доложил:

– Товарищ полковник просили выяснить обстановку.

– Орудия разбиты. Кроме «максима» остался один ручной пулемет. Патронов в лучшем случае на час боя. Уяснил обстановку?

Адъютант помялся.

– Товарищ полковник приказали… просили до ночи фрицев придержать. Мы в девяти километрах отсюда новую линию обороны строим. Там речка, есть возможность за что-то уцепиться.

– И ты, что ли, эту оборону строишь?

– Я свои обязанности выполняю. Что передать товарищу полковнику?

– Автомат у тебя хороший. Давай-ка гляну, – вместо ответа протянул руку капитан.

– Обычный автомат системы Шпагина, – отодвигаясь, сказал лейтенант.

– Давай, давай его сюда. Он тебе не нужен.

Старшина Егор Первухин снял с плеча адъютанта «ППШ» и протянул капитану.

– Плоховато ты его чистишь. А запасной диск где?

– В обозе оставил, – растерянно ответил адъютант.

– Значит, воевать не собирался? Тогда я, пожалуй, твой «ППШ» себе возьму. Взамен бери любую винтовку. Их много после погибших бойцов осталось. А то красуются в штабе с автоматом.

Адъютант молча сопел. Спорить с командиром роты, который оставлен воевать до конца, он не решался. Лишь снова напомнил:

– Так что мне полковнику передать?

– Четвертая рота свою задачу выполнит, – с долей излишней торжественности ответил капитан. – А ты скачи быстрее назад, пока обстрел не начался. Винтовку не забудь.

Когда лейтенант ускакал, так и не взяв винтовку, все дружно засмеялись. А ротный попросил вестового:

– Почисть автомат. Он мне в бою действительно пригодится. Василий, ты тоже замени свой «наган» на что-нибудь посерьезнее.

– Вот у меня «вальтер» есть, – показал массивный пистолет политрук. – Добыл в бою.

– Егор, – подозвал старшину капитан. – Возьми пару бойцов и пройдись вдоль дороги. Тут многие части резво отступали, повозки разбитые валяются. Собирай боеприпасы, какие найдешь, больше нам надеяться не на кого.

Первухину повезло. В одной из разбитых «полуторок» обнаружили две лопнувших цинковых коробки с патронами. Из бака осторожно перелили в канистру остатки бензина. Если смешать с машинным маслом, получится неплохой коктейль против танков.

В перевернутой повозке нашли кое-какое саперное имущество: с полсотни двухсотграммовых толовых шашек, бикфордов шнур.