28 сантиметров счастья

– Дай нож, – просит меня маньяк, пока я зависаю, раздумывая над его словами. Я разворачиваюсь, достаю из ящика длинный и тонкий нож, и замираю с ним в руках. Потом поднимаю взгляд на мужчину. Он продолжает наблюдать за мной с иронией в глазах, будто я цирковой зверек, и произносит:

– Даже не думай. У тебя ничего не получится, а я хочу отрезать кусочек омлета.

– Отдай мне ключи от квартиры, – спокойно произношу я и начинаю обходить стол, наставив на маньяка нож. Каждая клеточка моего тела, впрочем, напряжена: я в любой момент готова защищаться и реагирую на каждое движение мужчины. Он едва шевелит пальцами, а я уже сжимаю рукоятку, ожидая момента, когда он нападет.

– Я ведь не обидел тебя, – произносит маньяк, и что-то я не ощущаю в его голосе беспокойства. Он будто бы ведет со мной обычную беседу за чашечкой кофе, – а ты, цыпа, тычешь в меня холодным оружием. Кто из нас тут преступник и плохая девочка?

– Не манипулируй, – отрезаю я, – ты похитил меня.

– По приказу. Так бы я тебя и пальцем не тронул.

Он пользуется моим секундным замешательством, пока я пытаюсь подобрать контраргумент – в один момент оказывается возле меня, а потом я неожиданно ложусь грудью на стол с заломанной за спину рукой. Так плавно и незаметно, будто бы это был какой-то хитрый танец. Он просто развернул меня и обезвредил.

– Я тебе даже больно не делаю, не так ли цыпа? – маньяк вытряхивает у меня из руки нож, и он со звоном падает на пол, – я не садист, чтобы обижать беременную девушку. Рустам сказал мне проследить за тобой. Ты ему пока нужна живой и здоровой. Будешь дальше вредить себе или побережешься и спокойно посидишь?

– Посижу, – бормочу я.

– Поверю. Для справки тебе – Рустам не распоряжался, чтобы к тебе никто не прикасался. Так что веди себя хорошо, и я стану для тебя добрым папочкой. Будешь вести плохо – пеняй на себя.

Он отпускает меня и усаживает на стул, больно стукнув попой. Я униженно обкусываю губы, глядя как он забирает тарелку с омлетом из-под моего носа и вилку.

Чтоб ты подавился, гад.

– Я сейчас поем и мы отправимся на УЗИ, цыпа, – слышу я, и ошарашено оборачиваюсь.

– Что?! Зачем?

Инстинктивно моя рука ложится на живот, потому что этим людям я абсолютно не доверяю. С них станется отвезти меня в какую-нибудь клинику и сделать прерывание. Маньяк замечает мой жест и морщится.

– Успокойся. Никто тебе ничего не сделает плохого.

– Слабо верится, – бормочу я.

– Слишком много заморочек, цыпа. Просто нужно подтверждение твоих слов. Ты же не думаешь, что Садаев так просто поверит, что ты забеременела от него с одного раза? Много таких приходило… одна даже слишком далеко зашла.

– И что с ней случилось? – цепляюсь я за последнюю фразу, а мужчина многозначительно смотрит на меня, но ничего не говорит.

Он доедает омлет, а я мысленно наслаждаюсь тем, что успела плюнуть в него. Сделал гадость – сердцу радость. Когда-нибудь я об этом ему расскажу, чтобы его потом годами тошнило при виде жареных яиц.

Перед выходом из квартиры маньяк неожиданно защелкивает на моем запястье один из наручников. Я пораженно опускаю взгляд и вижу, что прикована вторым наручником к нему.

– Какого черта? … – вырывается у меня вопрос.

– Чтобы ты не сбежала, цыпа.

– Прекрасно… только выглядит, знаешь ли, очень подозрительно, – пожимаю я плечами, – прохожие вызовут полицию, стоит нам только выйти за порог.

– Всем плевать, цыпа. Увидишь.

И когда мы покидаем квартиру, я понимаю, что всем действительно будет плевать. По крайней мере ни в лифте, ни на подземном паркинге я вообще ни одного человека не вижу. Мне везет, как утопленнику.

Мандраж начинает меня бить, как только мы подъезжаем к клинике. Я готова отрезать себе руку – было бы только чем, чтобы сбежать от опасности. Во мне всего лишь набор клеток, если верить словам того гинеколога, но материнский инстинкт уже проснулся и кричит, что доверять человеку рядом со мной – плохая идея.

Я надеюсь, что несмотря на все, что творится сейчас, я смогу выбраться и скрыться в другом городе. Стать хорошей и заботливой матерью. Не такой, как моя. Одно из первых моих воспоминаний – как я сижу в машине отца, одетая в пижаму в горошек, и мои глаза закрываются от усталости, потому что на дворе ночь. А меня в тот день отправили к бабушке. Потому что мать отправилась рожать брата.

А забрали меня обратно только через много лет, когда бабушки не стало.

Я не хотела, чтобы у моего ребенка были ТАКИЕ первые воспоминания.

В отражении стеклянных дверей клиники я вижу себя – испуганную и растрепанную, в водолазке с чужого плеча, которая болтается на мне, как на вешалке. Выгляжу я, как похищенный цыганами ребенок из бедной семьи.

В клнике тоже практически пустота. Только одна глубоко беременная девушка сидит у окна и что-то пишет в свой телефон. Маньяк толкает дверь, на которой написана фамилия врача, мы заходим в светлое помещение с аппаратурой для УЗИ, которая вызывает во мне только мерзкую дрожь, и врач в белом халате, милая блондиночка с собранными в густой хвост волосами, поднимает на нас взгляд.

– С мужем будем смотреть? – спрашивает приветливо она, а маньяк подводит меня к кушетке и заставляет сесть на нее. В этот момент врач замечает наручники и ее глаза округляются от шока, – простите… вы…

– Позвоните в полицию, – решительно произношу я, глядя на девушку, – меня похитили и этот человек удерживает меня силой.

Маньяк неожиданно смеется. Так довольно и весело, будто бы я сказала какую-то шутку. Врач переводит на него взгляд, в котором по-прежнему плещется изумление.

– Моя жена та еще шутница, – доброжелательно произносит мужчина, а я зло выдыхаю, – любит шокировать людей.

– Я не шучу, – упрямо произношу я, – вызовите полицию. Я требую, чтобы вы вызвали полицию! Я нахожусь в опасности, вы понимаете?! – пытаюсь я убедить медсестру, и, ура – она тянется к телефону.

Ее рука замирает над трубкой, когда рядом со мной раздается шорох. Маньяк достает пистолет и прицеливается в девушку. Она резко бледнеет.

– Руку убери, – голос мужчины меняется и становится жутким и холодным, как сталь ножа, – закончишь – и звони, куда хочешь, если не боишься, что эту клинику прикроют. Не тем людям перечить собираешься. Шевелись давай.

Блондиночка медленно сглатывает, надевает перчатки и подходит к нам. Бросает на меня испуганный и виноватый взгляд, а я сжимаю зубы в бессильной злобе. Опять я обломалась.

– Когда была последняя менструация? – спрашивает она отстраненным профессиональным голосом, и я цежу в ответ:

– Двадцать шестого апреля.

Это крайне унизительно. Все, что происходит сейчас. Еще и этот гад берет меня за руку и ободряюще сжимает. Будто бы действительно заботливый муж, который привел беременную жену на осмотр. Я пытаюсь вырвать ладонь, но пальцы сжимают кисть едва ли не до боли, и я, застонав, замираю.