33 мгновенья счастья. Записки немцев о приключениях в Питере
Шрифт:
«Давай, давай!» — Митя подтолкнул меня к лестнице, которая вела на галерею, расположенную вдоль торцевой стены зала. Сам он так спешил, что наступал мне на пятки, и на последней ступеньке мы оказались одновременно. Две вьетнамки за стойкой протирали стаканы. На нас они едва взглянули.
Все столики у балюстрады были отделены друг от друга мощными колоннами — мы сидели, словно в ложе. Зонтики полностью скрывали из виду женщин. Двигались только руки вьетнамок да блики света от шара, которые ближе к стенам и потолку становились все проворнее и крупнее.
«Мы первые!» — сказал Митя, удерживая зал в поле зрения.
Я хотел завоевать доверие Мити, разузнать, что за среда его окружает и как ему удается делать такие фотографии. Я хотел понять, что это за человек, каждый день рискующий жизнью. Ведь именно Митя был тем, кто всегда появляется в нужный момент, кто никогда не теряет нити разговора и к кому комиссары относятся с любовью, похожей на ненависть. Я восхищался его чутьем индейца. Если бы не Митя — и это подтверждал мне каждый, кому бы я ни говорил о своем намерении, — мафия исчезла бы из общественного сознания. Страницы с текстом можно было просто перелистывать, не читая, но не обратить внимания на его фотографии было нельзя.
«У вас есть ангел-хранитель?» — спросил он, сощурившись и не выпуская сигареты изо рта.
«Я полагаюсь на вас», — ответил я.
Между зонтиками туда-сюда сновали женщины.
«Вы же не ребенок!»
«Ну, тут я ориентируюсь хуже ребенка», — возразил я и был счастлив, что мы, по крайней мере, теперь хоть разговариваем друг с другом.
«Что вы хотите узнать? Я холост, мне тридцать два года, официально нигде не работаю».
«И вы боретесь, Митя, боретесь против мафии!»
«Я не борюсь против мафии».
«Да нет же, вы боретесь, своими средствами, своими фотографиями боретесь…»
«Я не могу бороться против того, чего нет!»
Митя быстро взглянул на меня, когда я засмеялся, и снова уставился на зонтики.
«Абсурд, как это нет?»
«Нет никакой мафии! — резко перебил он меня. — Я — мафия, вы — мафия, эти здесь — тоже мафия, каждый — мафия. Вот так, и ничего другого!»
«А ваши фото?»
«Я фотограф».
«А кто же, Митя, людей убивает? Двоих, троих, четверых в день, вчера в камере хранения обнаружено семь расчлененных трупов, не успевших еще, кажется, остыть!»
«Да мне-то почем знать?»
«Но вы хотели бы узнать?»
«Скорей наоборот!»
«А зачем же вы гоняетесь за этими людьми?»
«Кто сказал?»
«Митя, вы же не случайно там оказываетесь. Вы ведь всегда на месте раньше, чем милиция!»
«Потому что они мне звонят».
«Кто звонит?»
«Те, кто говорит, где сегодня что-то произойдет».
«Кто же это?»
«Кто деньги хочет получить».
«Деньги? От вас?»
«Только когда фотографии напечатаны».
Две парочки неспешно поднимались по лестнице.
«И вы не знаете, кто это?»
«Каждый раз другие. Некоторые требуют слишком много».
«Сначала оговариваете цену, а потом — где, что, когда случится?»
«Примерно
так».«И у всех есть телефон великого Мити?»
Он глянул на меня и поднял голову.
«Дружище, вам стоит почитать еще что-нибудь, кроме вашей газеты. Я вам рассказываю про позавчерашний снег, а вы все удивляетесь, — Митя перегнулся через парапет, словно заметил кого-то знакомого, и добавил: — Кто увидит нас вместе, мало не попросит — все-таки публикация на Западе».
«А зачем же мы тогда…»
«Мне надо было сюда».
«И вы знаете?»
«Нет. Связи ничего больше не значат. Вы ведь не хотите…»
«…кончить, как Гофман», — быстро закончил я.
«Кто?»
«Вы же знаете».
«Не слишком много».
«А что, записки опять всплыли?»
«Он-то и поможет нам разобраться», — и тут Митя как-то странно посмотрел на меня.
«А что, если это просто выдумки! — воскликнул я. — Небылицы! Фантазии!»
«Кто в это верит…»
«Все равно сегодня или завтра все это заново сочинят. А может быть, это случилось уже вчера!»
«Да, до чего только люди не додумаются», — проговорил Митя и в то же мгновение вытащил правую руку из- под стола, разложив передо мной фото этаким большим шлемом. Сначала меня смутила мысль, что он, должно быть, уже давно держал в руке эти черно-белые картинки величиной с открытку.
Потом я пригляделся. «Так это… я?»
«Точно. Четыре способа вас угробить. Первый — а-ля турист: Невский, угол Литейного, средь бела дня заколот и ограблен. Классический мотив. Также и следующий — метро, Сенная, синильная кислота в лицо. Иностранец падает замертво. Номер три — бизнесмен, выходящий из банка, снайпер, пистолет с глушителем. — Митин тон, жесты, эта улыбочка были бы под стать какому-нибудь турагенту. — А вот теперь самый смак: природа, ничего, кроме природы, зелень успокаивает, а человека нет, пропал. Да сидите вы».
«Митя, если это шутка…»
«Может быть, и шутка, может быть».
«Митя, вы знаете, вы ведь знаете! Я здесь только гость!»
«Заткнись!» — впервые Митя посмотрел мне прямо в глаза.
«Я даже не знаю, в тебе дело или во мне, — прошептал Митя и прищурился. — В фотографии ли дело, и, стало быть, речь идет о моей работе, или в тебе. Дошло?»
«Зачем же мы сюда пришли?» — вскрикнул я, растерявшись.
«Тсс! Думаешь, дома было бы надежнее? Это лучшее, что мы могли сделать, самый лучший выход для тебя, — его указательный палец уткнулся мне в грудь повыше сердца, — и для меня», — большой палец он отогнул назад, в свою сторону.
«А если что не так…» — тут он расстегнул куртку, отогнул ее слева и высвободил пистолет.
«Макаров?» — спросил я, но моментально осекся, увидев его искаженное гримасой лицо.
Вместо ответа Митя вцепился руками в собственный воротник, разодрал на себе рубашку, глаза его выкатились из орбит, губы вытянулись в трубочку, хлынула кровь, фонтан ударил вверх и распался в стороны. Митя пытался что-то сказать, глаза его округлились, заклокотала вторая волна крови, губы, только что сжатые, раскрылись, но не последовало ни слова, только кровь била струей, а потом голова его упала вниз, третий вал обрушился в пепельницу, и окурки поплыли в ней, как кораблики. Второй выстрел пробил стол снизу в точности между Митиной головой и размякающим хлебом.