33 новеллы о любви
Шрифт:
О боже…
Вот ты сделал несколько шагов к волнам бешеным, сошел к ним — и вот уже сладко остро захлёбываешься, задыхаешься ледяным, острым, гибельным хрусталём…
И каменеют руки, ноги твои…
И тело твоё, уже чужое, летит в волнах от тебя…
И чрез водяные струи уж уже уже видишь в последний раз ты, как душа твоя, светлой алмазной птицей возлетает над тобой, и, как люлька без младенца, уходит в реке пустынное тело твое…
Ах Господь мой! Я иду плыву к Тебе, и кто удержит меня, если Ты позвал меня?..
И вот ты не даёшь
И нарушаешь волю Его?..
Разве Господь ввергает тебя в лёд реки этой?..
И вот ты бросаешься в волны последние твои, но кто-то бросается рядом, вослед за тобой в серебро, в алмаз, в лёд волн…
Возлюбленная последних дней моих! Ты?
Откуда? Зачем? Твой срок еще далек! Зачем ты?..
О Боже!.. Ах! Бунафшшша! Кумушшш! Нахшаби! Худжаста! Мумтаз Олла Оммо! Убайда! Латофат!..
Зачем ты в этих волнах?
Смерть моя одна в волнах
И я один со смертью в волнах
И зачем ты, возлюбленная моя? пришла в последние волны мои…
Кто послал тебя?..
И разве можно разделить смерть с возлюбленным своим?..
Смерть — это вершина, Эверест одиночества, и разве двое могут встретить Её?..
Нет на земле двух Эверестов…
И вот я бросаюсь к тебе и спасаю тебя в этих последних волнах, а ты спасаешь меня…
И нас двое в ледяных волнах, а смерть одна
И вот нас двое — а смерть берёт только одиноких…
И как мне умереть, когда надо спасать тебя, возлюбленная моя…
А тебе спасать меня…
А смерть одна уходит в волнах…
И тут мы выходим на песчаную дальную отмель жемчужную Сиёмы, и текучий песок течет обрывается, нежно ласково щекочет под перстами дрожащих ног, ног наших…
И вот я хотел уйти к Богу, а вернулся пришёл к тебе, земная любовь моя…
Но я насытился земной любовью, но я устал от земной любви…
И захотел вечной небесной любви…
А ты вернула меня…
Жена — это земля…
И вот ты вернула к земле меня, а я хотел в небеса…
И что на всех родных таджикских горных реках ты будешь оберегать, стеречь меня?..
И вот смерть пришла за одним, а тут двое…
И отступила она…
…И вот возвращается сладостно, блаженно святая гора Ходжа Оби Гарм…
И курчавые козы бегут, резвятся над пропастями и летят к небесам…
И три пастуха бредут ко мне по трём тропам и улыбаются и говорят мне:
— Агнец, мы пришли пасти тебя, чтобы ты не упал в реку, а взошел на вершину…
Тропы разные — Вершина одна…
Блаженный Будда
Блаженный Иисус
Блаженный Мухаммад
Бредут ко мне по козьим троп’ам
И Блаженный Творец с близких небес улыбается нам…
…А я бреду по родным горам к реке Сиёме…
И предо мною гора Ходжа
Оби Гарм и козы на ней…И никого окрест…
Но смерти нет…
Если Бог есть…
Если любовь есть…
2009
Фатя
Памяти СССР
…Ах Фатима! Ах Фатя! Фатя! Фатенька…
Ты-то за что изникла, истаяла, девочка стрекозка слюдяная грациозная, летучая моя?..
Оленёнок бухарский нежноокий на лёгких летающих прутиках ножках веточках вербных хмельных?
О Боже!..
…И вот весенний глинобитный саманный домик-кибитка на окраине родного моего Душанбе курится, томится, свято живёт, дышит, уповает, длится…
И веет гиссарский кроткий нежный ветерок с гор близких, мятных, маковых, текущих, и мы сидим на младой изумрудной траве во дворикехавли, и пьём гранатовое вязкое уже небесное вино таджикских тучных виноградников…
О Боже!.. Как сладко!.. Как томительно!.. Как упоительно, прельстительно… как страшно… что это кратко…
Хозяин дома — Ахрор-художник — он бродит по дальним горам и рисует горные родники и сокровенные хрустальные алмазные водопады пылящие и дивно трепетно передаёт на холстах их первозданный клубящийся хрусталь…
Его жена — русская художница Анастасия, и она влюблена в таджикский фольклор, в народную песню, в народный павлиний наряд — и вот она в кулябском чакане платье, и в ходжентских сафьяновых телячьих ичигах, и в памирских фазаньих джурабах готовит плов в казане…
И поэт — вечнохмельной апостол дегустатор виноградников, знаток хмеля и похмелья песнопевец Руси и Азьи сладкопевец Тимофей Зульфикар поёт под гитару песни свои щемящие, уходящие в миры загробные и на землю возвращающиеся…
И артист — красавец жгучекудрый Анвар Ассаргадон — царь охотник на дев и жен — с вечной бутылкой шампанского в руках улыбается и глядит прозрачно, чисто, свято, как отец, на ослепительно осиянную девочку — бегущую Фатиму, Фатю, Фатю…
И дивно светящаяся лучезарная девочка Фатима, Фатя, Фатенька — дочь, дщерь, стебель, бутон Ахрора и Анастасии — бегает, скользит, бьётся, ликует льняными прозрачными ножками девственницы пуховыми в молодой траве, сгорая и возрождаясь, летая и упадая, как очнувшаяся очарованная бабочка весеннего проснувшегося мирозданья…
И у неё глаза от русской матери — лазоревые васильковые небеса шелковые древлерусские — с фресок Дионисия и Рублёва…
И у неё власы от таджикского отца — смоляные, неистово курчавые, как весенние глиняные горные ручьи, родники, водопады, как ночи бездонные, бархатные, азиатские, азьятские, таящие пророков и мудрецов… и убийц…