40 000 на Геене

Это она предоставила Грина самому себе, и тот пошел своей дорогой...

Джин подумал о том, что он, вероятно, мог бы лучше воспитать их. Он ощущал свою вину, что не смог им рассказать о том, что знал сам, но не знали они: о кораблях, которые когда-нибудь прилетят снова, о том, что цель посадки людей на эту планету – это создание нового мира, и их обязанность – стремиться к этой цели. Впервые он шел со своими старшими сыновьями, молодыми людьми, вдвое моложе его. В первый раз он шел по их владениям. И чувствовал себя ребенком.

3

Путь ее пролегал вдоль берега, где извивы реки образовали громадные гроты в каменистых берегах. Калибаны сложили здесь груды камней, возвели стены. Это было жутковатое место, и Пиа не хотела идти туда. Она присела на камень возле реки, обняла руками колени. Деревья отбрасывали на нее густую тень и прикрывали от посторонних взглядов. В расщелинах между камнями рос мох, в реке плескалась рыба. Вдоль берега по черной воде проплыла змея. Ариэль и флиттеры беззаботно играли в теплом песке, изредка касаясь воды. Кое-где виднелись канавы, которые проделали калибаны на своем пути к реке. На дне канав чернела илистая грязь.

Пиа смотрела вверх, где высились утесы, на которых росли корявые деревца. Даже там, наверху, были видны пещеры. Может, ариэли нашли там приют. Туда не смогли бы взобраться ни люди, ни калибаны. Возможно, там живут и летучие мыши, хотя их редко можно было увидеть над рекой.

Внизу в реке все время что-то ворочалось и плескалось, и Пиа очень хотелось поскорее увидеть своих братьев...

Вдруг шорох заставил ее обернуться, и у нее перехватило дыхание. Среди камней она заметила маленькую фигурку.

– Грин, – мягко сказала она, даже чересчур тихо. Младший брат оглянулся и посмотрел на нее тем самым мрачным угрюмым взглядом, который был обычным для него. – Грин, отец ищет тебя.

Кивок, легкий, едва заметный. Он не сводил глаз с сестры. Он знал, Пиа поняла это по его взгляду. Она умела понимать его без слов.

– Ты же знаешь, – сказала она, – как волнуются родители.

Снова кивок. И никаких эмоций на лице. Никаких чувств. Пиа поняла, почему она ненавидит Грина. За эту его бесчувственность, за то, что изменилось все, когда он родился.

– Тебе на все плевать.

Грин моргнул, угрюмый и безмолвный, как его друзья рептилии.

– Куда ты идешь? Что будешь делать? Ты хочешь умереть от голода?

Отрицательный поворот головы.

– Скажи мне. Сейчас же скажи.

Грин опустился на корточки, стал собирать камни и укладывать их друг на друга. Он уже не слушал.

– Прекрасно, – сказала Пиа. Она даже хотела предупредить его, что его ищут, чтобы он смог убежать, но не решилась сделать это. Пусть даже с его побегом исчезнут многие причины для беспокойства. Но слова застряли в ее горле.

Она потихоньку приближалась, пока Грин был поглощен складыванием какой-то конструкции... А затем охватила его за руку и разрушила его сооружение. Он вскочил, стал яростно вырывать руку, дергаясь изо всех сил. Вдруг нога ее поскользнулась на влажном мху, и она упала, увлекая его за собой.

Он был быстрее, освободившись от нее, он вскочил, крикнул и бросился бежать.

– Грин! – крикнула она вслед, следя, как он проворно карабкается по камням.

Но он исчез, а Пиа так и осталась сидеть в воде, промокшая и злая. Она злилась на себя, что оказалась такой неуклюжей, на своего брата, который сумел уйти от нее.

Но он убежал. Насовсем. И теперь они навсегда освободились от него.

Она взяла себя в руки, смыла грязь и села на камни отдохнуть, высохнуть и дождаться своих.

И когда появились ее братья вместе с отцом, идущие по берегу реки, она поднялась, чтобы встретить их.

– Он ударил меня, – сказала она так жалобно, как могла. – Ударил, оттолкнул и убежал.

Она ждала со страхом реакции отца и смотрела только на него.

– Но он не сделал тебе ничего? – заботливо спросил Джин-старший, и эта теплота согрела ее сердце. Впервые с детских лет она почувствовала такое участие. Да, он жалел ее, беспокоился о ней. Он обнял ее, притянул к себе, как будто она была маленькой. И Пиа смотрела из-за его плеча на братьев, на Найна, и торжествующе улыбалась.

Теперь она снова приобрела значение в глазах родителей, после того, как пропал Грин. Она смотрела на Джина-младшего, на Тама, на Зеда, на Марка, и видела – они тоже понимали, что Пиа не приложила всех сил, чтобы удержать Грина, и понимали, почему. Теперь они стали заговорщиками. Может, даже убийцами Грина.

– Ты устала, – сказал Джин-старший.

И Пиа не почувствовала никаких угрызений совести. В конце концов, она действительно сделала не много.

– Возвращайся с отцом, – сказал Джин-младший. – Мы поищем еще.

– Нет, – сказал отец. – Не надо. Я не хочу.

Пиа поняла, что он боится. И теперь уже боится не за Грина, а за остальных сыновей. Он сказал именно то, что хотели бы услышать сыновья, и что им приятно было услышать.

– Я все же поищу, – оказал Джин-младший, повернулся и пошел среди камней. Он даже не спросил, в какую сторону убежал мальчик. Он пошел совсем не туда. Марк последовал за ним. Пиа поняла их.

– Нам лучше возвратиться, – сказал Зед. – Становится темно. А Грин убежал туда, где ночью находиться опасно. К тому же, в темноте его не найдешь.

– Да, – сказал наконец Джин-старший. Он сказал это спокойно, так что всем стало ясно, что он уже принял решение, примерился с потерей. Пиа понимала, как ему трудно. Бродить по этой территории было для него кошмаром. Но возвращаться к жене и сказать о том, что Грин пропал навсегда...

Братья Пиа не были связаны с Грином. Они им не интересовались. Они сейчас должны вернуться в свой лагерь. Ведь уже становилось темно, и нужно отвести Джейн Гуттиериз, домой иначе она сойдет с ума от страха. Игры закончились. Наступает ночь.

А Грин... Он должен будет провести ночь в холодных сырых болотах, куда убежал по собственной воле.

Она вздрогнула в объятиях отца и повернулась к реке. Найн и ее братья уже шли вдоль берега. Им было нечего делать ни с ее отцом, ни с нею. У Найна вообще были причины избегать ее. Так что Джин-старший теперь стал ее собственностью, какой был раньше, до появления на свет Грина.

4

Солнце уже садилось, бросая длинные тени между камней, и Джейн Фланаган-Гуттиериз боязливо шла по тропе между курганов. Ноги ее дрожали, и она ступала на землю очень неуверенно. Страх камнем лежал у нее на душе, и она шла и проклинала этих ази, таких красивых и таких бессердечных. Держись подальше от них, говорила ей мать, держись подальше. И отец... Правда, по своей привычке он ничего не говорил. Только иногда занудливо рассказывал о кораблях, которые прилетят, о лабораториях для рождения детей. И почему она должна думать о будущем. Вообще о том, о чем ей вовсе не хотелось слушать.