40 000 на Геене

Она ползла на четвереньках по сырому земляному полу туннеля бесконечно долго. И наконец впереди появилось слабое светлое пятно, которое все приближалось и приближалось.

Она буквально вывалилась из пещеры, и дневной свет ослепил ее. Она начала протирать глаза и почувствовала движение. Обернувшись, она увидела фигуру человека – ази, того самого, что первый коснулся ее. Он был один.

– А где остальные? – спросила девушка. Прячутся здесь? И она показала на густые заросли, окружавшие курган и лощину, где они находились.

Она посмотрела влево и вверх и увидела калибана: трехметрового, огромного, коричневого цвета. Она не представляла, что калибаны могут быть такими огромными. Он смотрел на нее круглыми глазами. Ноги крепко держали его на каменистом склоне. Девушка, как зачарованная, смотрела на него. Но вот чудовище сделало шаг вперед, затем еще одни...

Затем она вдруг осознала опасность, закричала, бросилась назад, сквозь кусты, пытавшиеся удержать ее, начала карабкаться на склон.

Никто не остановил ее. Она оглянулась. Калибан шел вперед, пробираясь между деревьями. Юноша-ази сидел спокойно на пути чудовища. Затем он медленно встал и пошел к коричневому калибану, остановился снова, оглянулся на девушку.

Она бросилась бежать, падая и спотыкаясь, вскакивая снова и карабкаясь вверх. Внезапно она поняла, где находится. Это был район курганов вблизи реки.

Она остановилась, когда силы совсем покинули ее. Она прислонилась к дереву, дрожащими руками поправила на себе остатки одежды. Затем она села, так как ноги не держали ее, и грязными руками вытирала слезы, удержать которые не могла.

– Эй! – услышала она чей-то голос, встала на колени и повернулась, готовая снова пуститься бежать.

Это были два человека из Лагеря. Огден и Масу. Она поднялась, хотя ноги ее дрожали, и кровь отхлынула от лица, когда она поняла, что стоит перед ними почти совсем голая, прикрытая лишь жалкими лохмотьями.

– Они... Они схватили меня и затащили... – она показала рукой в сторону кургана. Рыдания душили ее, сотрясали все ее тело.

– Кто? – спросил Масу. – Кто сделал это? Где они?

– Там, – она продолжала плакать, будучи не в силах объяснить что-либо.

– Позаботься о ней, – сказал Масу Огдену. – Останься. Я схожу за остальными. И потом мы обыщем все.

– Здесь калибаны, – сказала она, переводя взгляд с одного на другого. Огден взял ее руку. На Джейн почти ничего не было и ей было ужасно стыдно. Она постаралась хоть как-то прикрыть себя. – Здесь калибаны, – снова сказала она с ужасом. – Такие огромные, каких я никогда не видела...

Но Огден повел ее за собой.

Она оглянулась. Над кустами показались языки пламени, и она с изумлением смотрела на них.

– Это огонь, – сказал Огден. – Масу сигнализирует, что ты нашлась.

– Здесь люди, – сказала она. – Люди, которые живут в курганах.

Огден сжал ее руку.

– Да. Они здесь живут. Привидения. Живут вместе с калибанами.

Огден посмотрел на нее. Он был стар, как ее отец, но большой и сильный.

– Я хочу увести тебя отсюда, – сказал он. – Ты можешь бежать?

Она уже успокоила дыхание и кивнула. Хотя ноги у нее еще дрожали. Огден снова повел ее.

Вскоре они встретили остальных, которые спешили сюда. Среди них был ее отец. И ее мать. Она хотела броситься к ним, но силы совсем покинули ее. Она стояла, а родители подошли к ней, обняли. Слезы текли по их лицам.

– Я схожу за Масу, – сказал Огден. – Он может попасть в неприятности.

Джейн уже стала сама собою. Голодная и спокойная. Надменность уже вернулась к ней и отделила невидимой завесой от родителей. Даже нагота уже не смущала ее.

– Джейн? – сказал отец со слезами на глазах. Что случилось?

– Они схватили меня и притащили сюда. Я не хочу говорить об этом.

Отец снова обнял ее.

– Идем домой, – сказала мать. И она пошла с ними, уже не боясь ничего, не ощущая ничего, кроме расстояния, которое пролегло между нею и тем, что случилось.

До Лагеря было довольно далеко, и отец заговорил о врагах.

– Нет, – сказала она, – идем прямо домой.

– А они... – мать не смогла задать этот вопрос прямо. Лицо ее вспыхнуло. Но Джейн поняла ее.

– О, да. Много раз.

8

– Все должно быть по закону, – сказал Гэллин на Совете, обведя взглядом всех членов Совета. – Все должно быть по закону. Они сбежали отсюда, и теперь мы должны что-то предпринять. Было ошибкой просто сидеть и предоставить событиям идти так, как они идут. Мы не должны допустить... такого одичания молодежи. Мы должны построить ограды, устроить облаву и очистить курганы.

– Но они тоже люди, – сказал седоволосый адвокат, поднимаясь с места. – Мы не можем применять оружие против них.

– Мы можем мобилизовать город, – воскликнул Гуттиериз, вскакивая на ноги. – Мы можем выкопать укрепления, создать барьеры, мы можем перестрелять всех, можем сравнять курганы с землей – но то, что произошло, будет происходить снова и снова. Эти меры никогда не будут действовать. Здесь есть что-то, что мы еще не поняли. Может быть, другие разумные существа – мы этого не знаем. Мы не знаем их образа жизни, их взаимоотношений. Мы не знаем, что двигает ими. Мы перестреляем их, закопаем курганы – но это не будет эффективно.

– Нужно мобилизовать ази, – сказал Гэллин. – Дать им оружие, обучить их. Сделать из них вооруженные силы.

– Боже! Зачем? – воскликнул адвокат. – Убивать калибанов? Или стрелять в людей?

– Должен быть порядок, – заявил Гэллин. Он набрал вес с годами. Его подбородки тряслись от гнева. Он смотрел на членов Совета. – Нужно навести порядок в жизни ази. Машин с лентами нет. Что мы можем дать взамен? Я говорил с отделом Образования. И мы выработали кое-какие перспективы. Нужно создать регламент и секции, создать охрану. Мы должны защитить лагерь.

– От кого? – спросил Гуттиериз. И добавил потому, что знал нрав Гэллина и видел его гнев: – Сэр.

– Порядок, – повторил Гэллин, стукнув по столу кулаками. – Порядок в мире. Больше никаких побегов. И никакой терпимости .

Гуттиериз сел, а за ним сел и адвокат. Послышалось перешептывание, в котором ощущался страх.

Калибаны с каждым годом все приближались, и люди не могли воспрепятствовать этому.

Но Гуттиериз не мог примириться с тем, что ази мобилизуют на охоту, что им дают оружие для убийства. Он возвращался домой с тяжелым сердцем.