402 метра (рейсеры)
Шрифт:
— Товар есть, — протянул я. — Только предлагаешь ты его не тому купцу. Тебе какой Саша-то нужен?
— Пчелкин Александр Константинович? — уточнил он.
— Александров Александр Александрович, — поправил я.
— Вот те раз, — схватился за голову гость.
— Вот те два: поскольку вам, пацаны, нужен другой Саша, то разбирайтесь сами, а я пошел. До свидания.
— Стоять, — гаркнул бандит. — Никто никуда не пошел. Сути дела это не меняет. Мне по-прежнему нужны мои деньги, и мне глубоко плевать, ты это шлюха, или нет. Факт остается фактом: мои деньги у тебя. Или ты отдашь их добром, или убираем
— Что? — переспросил я. — Убираем вазелин? Где-то я это уже слышал.
— Братишка у меня так говорил, — пояснил жулик. — И, если уж я его вывел в расход, то тебя — и подавно. Где деньги?
— А братишку не Евгением зовут?
— А что? — насторожился бандит.
— А вот что, — раздался голос с порога.
Мелькнула рукоятка пистолета и Вадим, выпустив из рук автомат, осел на пол. В кабинет, оттолкнув Аллу, вошли Федоров, Сергей и тезка. Первые двое, вооруженные старыми добрыми ТТ, взяли на прицел жуликов. Саша, увидев, жену, застыл в удивлении.
— Женя? — изумленно произнес бандит. — Ты живой?
— Двадцать миллионов баксов — достаточная причина, чтобы жить, да, Олежка? — осведомился байкер.
— Да пошел ты, — буркнул братец. — Это мои бабки.
— Ошибаешься. Это наше общее наследство. В лучшем случае, твоих там — сорок процентов.
— Это почему еще сорок?
— Потому что я старше.
— Вы оба ошибаетесь, — заметил Пчелкин. — Это мои бабки.
Он, не растерявшись, поднял оброненный Вадимом Калашников, и, сжимая автомат обеими руками, приготовился пустить струю свинца в любого, кто скажет хоть слово против. Алла, решительно ничего не понимая, стояла в стороне.
— Ты-то к ним какое отношение имеешь? — поинтересовались в один голос Федоровы.
— Кто нашел — того и бабки, — отрезал Саша.
— Пацаны, — произнес я. — Разбирайтесь сами, а я домой поехал.
— На здоровье, — ответил Евгений.
— Э-э, нет, — возразил тезка, переводя ствол на меня. — Бабки-то у тебя.
К сожалению, мой фокус не удался. Хотя факир и был трезв, сказывалось похмелье, и то, что голова Пчелкина начала работать на редкость быстро. Вздохнув, я сел на место, нащупывая рукой Макарова в ящике стола.
— Ты что, братишка, в меня стрелять будешь? — осведомился я.
— Думаешь — нет?
— Думаю — нет, — ответил за меня Сергей, взяв стрелка на мушку своего ТТ. — Бросай пушку.
— Сам бросай, — второй бандит, пришедший с Олегом, выхватил из кобуры свой пистолет и навел его на телохранителя.
— Я мозги тебе сейчас вышибу, — Евгений нацелил свою петарду на жулика.
Федоров-младший, не оставаясь в долгу, тоже извлек шпалер и молча упер его в бок брата. Я чувствовал себя каким-то обделенным. Мало того, что пистолет лежал в ящике стола, так еще и патронов в нем не было.
— Может, придем к какому-либо компромиссу? — предложил я. — Или вы все пальнете, забрызгаете пол и стены кровью, и деньги достанутся последнему герою.
— У тебя есть какие-то идеи на этот счет? — поддержал меня Евгений.
Да, у этого парня мозги работали всегда, и работали лучше, чем у многих.
— Есть, — кивнул я. — Там, как ты сказал, двадцать лепех. Поделить на четыре — по пять каждой стороне. Это не мало
— Это не идея, а говно, — изрек Олег. — Если все пальнут, то я, все же, останусь
жив.— Ошибаешься, — я внес равновесие, достав из ящика Макара.
Кончено, он годился лишь забивать гвозди, но никто, корме меня, этого не знал. Круг замкнулся.
— Теперь мое предложение кажется рациональным? — ехидно осведомился я.
— Более-менее, — рассмеялся жулик.
— Бросаем пушки?
— А кто первый? — поинтересовался Евгений.
— Одновременно, — ответил я.
Следя в оба за тем, кто держит его на прицеле, мы одновременно, медленно, вытянули руки с оружием вперед и разжали пальцы. Шесть стволов с громким стуком повалились на пол. Уравнение осталось прежним — четыре стороны: я, Саша с женой, Евгений с Сергеем и Олег с друзьями, заинтересованные в получении своих дивидендов, но теперь в этом уравнении не стало оружия. Хоть как-то легче.
— Ну, по пять — согласны?
— Согласен, — заявил тезка после недолгого чесания шеи.
Федоров-старший все еще находился в раздумьях, Олегу же такое предложение было явно не по душе.
— Я не понимаю, — произнес он. — Почему я должен делиться своим наследством с совершенно посторонними людьми? Евген — Бог с ним, братья, как-никак. Но вы здесь при чем?
— Хочу заметить, что твой хваленый братец проиграл это здание со всем содержимым мне, так что это я должен возмущаться. Формально эти деньги мои.
— Что? — не поверил в услышанное Олег. — Ты проиграл фабрику, зная, что здесь спрятаны двадцать лямов?
— А откуда я знал, где они спрятаны? — развел руками Евгений. — Я все перерыл, но так ни хрена и не нашел. Я надеялся, что они их найдут.
— Мог бы у меня спросить, — буркнул младший брат.
— Ты сидел, — напомнил Федоров.
— Кстати, за твое убийство, — заметил Олег.
— В смысле, за убийство меня, — поправил байкер.
— Ты еще мне за это ответишь, — мрачно пообещал жулик.
— Постой-ка, — внезапно сообразил я. — Ты хочешь сказать, что проиграл специально?
— Конечно, — кивнул Евгений. — Ты же не думаешь, что какая-то 2110 может порвать Yamaha R1? Мне очень хотелось, чтобы вы навели здесь шороху, и, вполне возможно, наткнулись бы на тайник.
Я, так гордившийся этой победой, моментально сдулся. Я — не номер один! Меня подставили, мне поддались!
— А если бы тайник нашли строители? — перехватил инициативу тезка.
— А как ты думаешь, — усмехнулся Евгений. — Почему стройка завершилась за столь короткий срок, и почему отделка выполнена столь качественно? Да потому, что все это время я ошивался рядом.
— А зачем ты слепым-то претворялся? — не понял я.
— А кто обращает внимание на слепого? Слепой может попасть куда угодно только потому, что никто не боится, что он увидит что-то не то.
— Тебе надо было в ГИТИС поступать, — вздохнул Олег. — Ладно, хватит лирики. Как делить-то будем?
— Я же сказал — по пятерке, — напомнил я.
— Это лучше, чем устроить здесь пальбу, — подытожил Евгений.
— Да хрен с вами, согласен, — махнул рукой младший Федоров.
Пчелкин молча кивнул. Вот и ладно. Какой груз с души свалился! Сколько жизней я сегодня спас? Хотя, стоят ли эти жизни пятнадцати миллионов долларов? Наверное нет. Столько, а, скорее, всего и больше, стоила лишь одна жизнь — моя.