40к хемо-псов и летописец

Потому что стрелять в комиссара или в идущих безоружных гвардейцев он не хотел. Ведь смерть уже близко, а значит нельзя позорить себя ещё больше. Всё равно умрёшь, а так хотя бы сделаешь этого гордо, не запачкав своих рук кровью таких же как ты.

Как вдруг раздался глухой стук и шокированный лейтенант резко открыл глаза, увидев стоящего гвардейца, что стоял с самокруткой в зубах над упавшим лицом в грязь комиссаром.

– Всегда мечтал это сделать. Командуйте лейтенант, а мы пока отнесём этого фанатика в карцер, чтобы он нас всех не перестрелял.

– Стойте! Там мины! – тут же сориентировался лейтенант, замахав руками. – Я сейчас подойду и проведу вас!

И как раз вовремя я остановился, потому что ещё бы шаг и без ступни уж точно остался бы. Но благо в этот день случилось чудо, когда здравый смысл возобладал над поголовным недоверием и страхом. Именно на это и делал ставку наш враг. На то, чтобы мы боялись и не доверяли друг другу, во всём видели подвох и не верили даже в теоретическую возможность того, что осталось хоть что-то светлое в этом мире.

Зачастую так и случалось, ведь человек был ужасен по натуре своей, своим эмоциями и чувствами он отравлял свою же душу, так ещё и гробил весь варп, позволяя паразитировать на себе Тёмным Богам. Как хемо-пёс я отлично это знал. И всё же... всё же что-то смогли разглядеть простые солдаты, гвардейцы, что также как и мы мясили грязь в траншеях мёртвых миров и грызлись в смердящих туннелях городов-ульев.

И это что-то никогда не сможет разглядеть ни один выходец из офицерской академии, кто никогда не был рядовым. Этого не поймёт и комиссар, ведь задача его наоборот давить своим сапогом подобные зачатки в разумах бойцов. Но как верно заметил безымянный лейтенант...

Если в такой ситуации они не могли найти в себе сил поверить нам... то и сражаться наверное действительно уже не было смысла, а враг уже мог праздновать победу. Ведь по одиночке мы никто, а все вместе... вместе мы уже можем стать хотя бы льдом под ногами очередной волны наступления хаоситов. И глядишь они поскользнуться и не просто упадут униженными, а нахрен раздолбят свой затылок и сдохнут.

А мы же обсудим все наши планы касательно того, как бы сделать такой расклад наиболее вероятным.

Глава 19

Шум в ушах, голова кружится, руки трясутся и унять их дрожь не помог даже вколотый стимулятор. Гвардеец пытался оглядеться, но не мог сфокусировать свой взгляд. Всё вокруг горело, чёрный дым поднимался всё выше... вся поверхность города-улья, все укрепления и узлы снабжения, госпитали, а также инфраструктура, что обеспечивала зачистку глубинных уровней была уничтожена.

Никто даже представить не мог, что собственный флот откроет огонь. Уцелели только хранимые Богом-Императором и те, кто в этот момент обслуживал другие объекты под землёй. Затем же, когда только начало доходить осознание произошедшего, началась внутренняя резня. Собственные товарищи пронзали штыками сердца тех, с кем ещё недавно братались.

В этом всём аду разрозненные силы Имперской Гвардии пытались удержать один из важных объектов – ангары с шаттлами. Большая часть находилась в этот момент на поверхности, либо в полёте, но некоторые отправлялись на ремонт и обслуживание прямо на земле. Случалось это по разным причинам, но часть шаттлов находилась под контролем гвардии и прямо к ним сейчас прорывались предатели.

Медленно гвардеец поднялся, он не понимал, что происходит. Жив ли он? Или это всё агония больного разума? Боли больше не было... он ничего не чувствовал, даже собственного сердцебиения. Это было похоже на смерть, но на деле организм просто отдавал последние ресурсы, борясь за жизнь.

Последнее что гвардеец увидел это силуэт могучего воина в тяжёлой броне. Он держал в правой руке цепной топор, а в левой голову капитана роты. В этот момент шок прошёл и сразу же до тела дошло, насколько сильны были последствия ударной волны. Гвардеец просто потерял сознания без шанса вернуться. Все органы были в труху, он умер ещё давно, просто только сейчас узнал об этом.

– Победа! Теперь эти шаттлы наши! Ха-ха! – раздались довольные крики хемо-псов, часть из которых уже носила на себе символы Тёмных Богов. – Медведь, это и твоя заслуга!

Медведь же стоял и смотрел на упавшее тело. Его могучая спина поднималась и опускалась в такт тяжёлому дыханию. От тела его шёл пар, хотя в жаре войны и без того температура была высока. По броне его стекала кровь, но не собственная, а его врагов. Он убивал так много и так хорошо, что с каждым разом внимание самого Кхорна становилось всё более осязаемым.

В момент Ереси, когда тьма обрушилась на души гвардейцев, Медведь почувствовал зов. Он умирал, был почти на том свете... стоял на смертном одре и видел Золотой Трон, восседающего на нём Бога-Императора... Величайший из людей был так высоко... столько ступеней надо было пройти, чтобы добраться до него. Однако оглядевшись Медведь вдруг понял, что он стоит один.

Ни одного товарища, что жизни свои положили ради Него... никого там не было. Не было ни невинно убиенных детей, ни женщин, судьба которых во время военных конфликтов становилась одной из худших... там были могучие астартес, Его Ангелы, герои с икон, держащие знамёна полководцы, ослепительный Махарий... там были все те, кто смог заслужить право стоять у подножия Золотого Трона.

Все те, кто сражался достойно и пригодится Ему в будущем. А те кто... кто просто возделывал поля, честно трудился, стал жертвой чужих ошибок... все те триллионы, умирающие во имя общей цели... нет, на них у Бога-Императора не хватило времени. Как не хватило времени у тех, кто должен был принести справедливость, когда предатели рода людского пришли в дом добропорядочного гражданина Империума.

С того самого дня Медведь не мог забыть грязного тела, что пыхтело над его женой и дочкой. Не мог забыть тех всхлипов, когда ублюдки наигрались... они приходили к нему в кошмарах, ночами... нет, не бандиты, а его семья.

– Почему ты не защитил нас? – спрашивали они, глядя на стоящего в их крови отца. – Почему ты был таким слабым?

Год срастались кости, целых триста шестьдесят пять дней Медведь был прикован к койке, копя свою ненависть и думая лишь об одном. О месте, пламя которой не должно было затухнуть до тех пор пока она не свершиться. И когда он вышел... началось правосудие, до которого не снизошли арбитры, вынеся слишком мягкие приговоры, среди которых не было ни сервитизации, ни смерти.

Он нашёл каждого. Ему было без разницы кто и чьим сынком был, он не внемлил слезам и уговорам... даже когда он обнаружил, что у кого-то из этих тварей уже были новые семьи... ему было плевать, он сделал всё то же, что сделали с ним. Если у твари не было жены, значит умирали его родители, если не было родителей на глазах расчленялись друзья, если не было друзей, то пытки просто длились до тех пор, пока желание не исчезало из самых мерзких глаз.

Самосуда не пережил никто, даже тюрьма не спасла тех, кто решил, что двадцать лет каторг достаточное наказание. В цепях, на коленях, за массовые убийства, в том числе и арбитров, что мешали вершить самосуд, Медведя должны были приговорить к смертной казни. Однако в конечном итоге было решено сослать его на Савлар, в самые глубокие шахты, где в среднем хемо-пёс жил не больше недели. Мучительная смерть, страшная, во тьме... с лёгкими, что будут на протяжении дней накапливать химикаты и вызывать судороги подобные тем, что испытывает захлёбывающийся человек.