419

Ннамди не поверил своим ушам.

— Запаиваете?

— Ну да.

— Но они же…

— Взрываются? Бывает. Помнишь Сэмюэла и Удачу? Братьев? Оба сгорели. И с ними их двоюродный — этот выжил, но лучше б умер. Ему веки сожгло. И кожу всю. Грузили бочку, уронили нечаянно, а она по борту чиркнула — ну и искра. Паров-то много в воздухе — хватило. Говорят, аж из Олобири взрыв было видать.

Один парень еле стоял на ногах. Глаза помутнели, смотрят в никуда. Ннамди видал эти остекленевшие зенки у воинов Эгбесу, только парню не хватало ухарства — или джина.

— Сложней всего охранять. Круглые сутки у трубы дежурим. По очереди, работаем посменно. А из шланга и из крана подтекает. Надышишься — голова болит.

Ннамди оглядел его недужных друзей, изнуренных и исхудавших.

— Кончайте, — сказал он. — Заболеете от этого газа. Он вас отравит.

— Уже отравил. — И на иджо: — Злосчастье наше, да, Ннамди? Сидеть верхом на этом сокровище, которое все хотят. За что нас боги наказали? Нефтью этой прокляли? За что?

— Не знаю.

— Может, в ней души игбо и других всяких, кого мы ловили? Может, это их кровь нас преследует?

— Тогда бы, друг мой, ойибо тоже от нефти болели.

— По-моему, Ннамди, они и болеют.

В нависших облаках застрекотал вертолет. Парни обернулись; стрекот затихал очень долго.

— Что-то надвигается, — сказали они.

88

Когда Ннамди вернулся, мать лепила пироги из ямса с кассавой, передавала Амине, чтоб та посолила.

— И что нам сказали боги? — осведомилась мать.

Амина вынесла пироги во двор — положить на уголья.

Ннамди посмотрел на мать:

— Скажи мне, что хочешь, чтоб она осталась. Скажи, что она гостья, скажи, что ей в этом доме рады. Скажи мне это, и мы уйдем.

— Она и есть гостья, — ответила та. — Но ей тут нельзя.

— А куда податься? Только не говори, что в Портако. В Портако заваруха.

— Не в Портако. В Лагос.

— В Лагос? К йоруба?

— Лагос — большой город, каких только городов не понамешано. Иджо, игбо. Даже хауса. У тебя родич в Лагосе. Можешь к нему. Очень важный бизнесмен. Возьмет тебя под крыло. — Она вытерла руки, написала что-то на бумажке. — Вот. Нормального имени на иджо ему так и не дали, но он все одно родня, поможет тебе.

На бумажке — номер телефона, а ниже имя: ИРОНСИ-ЭГОБИЯ.

Огонь

89

Для начала она составила таблицу стилей.

«Поздравления с тождествами». Крохотная ошибка, не очень-то редкая — но это тончайшая ниточка, можно дернуть. Так распускают гобелен. Или свитер.

Сначала Лора прошерстила нигерийские письма к отцу, подчеркнула орфографические странности и отметила семантические причуды. Исходила из того, что вся толпа отцовских корреспондентов — умирающий поверенный, отчаявшаяся сиротка, коррумпированный банкир, мафиози — один и тот же человек.

Список разрастался.

учительство

сохранение (вместо «хранения» — напр., «мы положим деньги на сохранение»)

Это наше с вами всеобщее дело

загарантировать (или, может, в Нигерии так говорят?)

атрибуты (необычный выбор слова — неуместно? Проверить.)

мы умоляли его к молчанию

места вдалеке

Я пишу вам по воле такого-то. (вместо «по просьбе»)

Я не выношу смотреть (вместо «мне невыносимо смотреть»)

на колене (вместо «на коленях»)

заморочка (распространенное в Нигерии выражение?)

к позаранку

с большой искренностью (на прощание)

«Зарубежный» с заглавной (применяется не всегда)

острожно (вместо «осторожно»)

во всей полноте (напр., «потерпел поражение во всей полноте», «этот план был задуман им во всей полноте»)

крестная дщерь

известены

поворот к плохому (вместо «к худшему»)

Время безотлагательно.

болезнь не подается медикаментозному лечению (возможно, единичная опечатка)

Автор часто предваряет отступления тире, но заканчивает запятой (напр., «Когда господин Окечукву упокоится — что неизбежно, у меня не останется никого».)

Мы мафия (тж. «я мафия»)

Мы найдем и убьем! тебя (использование восклицательных знаков посреди предложения)

вас (вместо притяжательного «ваш»)

И, разумеется:

тождество (вместо «торжества», но не наоборот)

Затем Лора занялась распечатками, которые дал Уоррен, начав с писем вождя Огуна. Поначалу расстроилась: стилистического сходства между ними и письмами отцу не обнаруживалось. Но вскоре оно вернулось, и Лора сообразила: пишет не один человек. В какой-то момент полковника Горчица передали кому-то другому.

Тому же самому ли, кто затравил отца и украл родительские деньги? Почти полное соответствие таблице — слишком много общего, не бывает таких совпадений. Лора углубилась в письма, полученные другими разводилами. После первого типового послания у каждого мошенника вылезали свои особенности стиля, свои излюбленные ошибки. А на письме якобы по уши влюбленного паренька некоему калифорнийскому разводиле у Лоры случился адреналиновый приход: «Мадам, мы должны сосредоточиться на деньгах, хоть я и предвкушаю торжество нашей страсти».

«Мадам», а не «мэм», «торжество», а не «тождество». Совсем другой человек.

Чем дольше затягивается переписка, тем труднее замаскироваться. Прячься сколько влезет за фальшивыми именами, за сетевой анонимностью; рано или поздно твое подлинное «я» раскроется.

В угловой квартире, в вышине над торговым центром Лора Кёртис принялась печатать:

Уважаемый вождь Огун,

Я пишу вам касательно полковника Горчица и его отчасти невнятного ответа на поступившее от вас деловое предложение. Увы, полковник Горчиц стареет, и разум его отнюдь не так остер, так был когда-то. Прошу в дальнейшем все письма полковника игнорировать. Вы можете работать напрямую со мной.

Искренне ваша…

Она замялась лишь на миг, затем дописала:

Мисс Пурпур

90

Ннамди терпеливо ждал, когда прекратится кашель. Амина, обхватив руками живот и опустив глаза долу, притворялась, будто не чует приторной вони гниющих фруктов, которую источал их досточтимый собеседник.

— Родня, значит, — пролепетал мистер Иронси-Эгобия. Сложил платок, прикрывая пятно, вперился в посетителей: глаза водянистые, белки пожелтели.

Ннамди ему улыбнулся — аж просиял:

— Родня, сэр.

Двадцать минут они исследовали генеалогические древа и дальних родственников, которые наделят Ннамди правом зваться родней. Все равно что вычерчивать маршрут между деревнями через всю Дельту в сумерках, однако им удалось — в конце концов путь привел из деревни матери Ннамди к тетке (седьмая вода на киселе), а затем в католический приют в Старом Калабаре.

Иронси-Эгобия полез в нагрудный карман пиджака — кремовый лен, недавно отутюженный, но уже помятый, — и извлек бумажник.

«Явился не запылился, смердит Дельтой, приволок брюхатую девку и в глаза мне пялится, как будто мы равные».

Мальчишка и ждать не стал — уселся без приглашения. А уважение где? Вот она, беда успешного человека в Нигерии: на тысячу миль вокруг повылазит всякая родня и рвань, выстроится, руку протянет, потребует крупицу незаслуженной награды.

Иронси-Эгобия улыбнулся:

— Счастливый, значит, денек. Когда меня забрали в Калабар, к иезуитам на воспитание, без имени даже, родня за мной не примчалась. Ни единая душа. Это иезуиты меня в Дельту привезли. А ты и не знал? В юности. Репатриировали. Это они так говорили. Но никому я не был нужен. А теперь я в Лагосе, богатый человек, и родня толпой в гости повалила. Да уж, счастливый денек. Итак. — Он вынул из бумажника пачку пятисоток. — Позвольте поприветствовать вас в Лагосе как полагается.