42-я параллель
Шрифт:
Окончательно стряхнув сон, Мак сел и потянулся за своим "ингерсолом" 32 . Одиннадцать часов. Солнечное пятно на подоконнике отливало красным от дыма лесных пожаров на побережье. Мак встал и умылся холодной водой. Он расхаживал взад и вперед по комнате, вытирая лицо и руки. Ему приятно было проводить свежим грубым полотенцем по шее, по впадине между лопатками, по мускулам плеч и рук.
– Как ты думаешь, Айк, что нам теперь делать? По-моему, нам теперь надо спуститься пароходом до Сиэтла этакими, знаешь, знатными иностранцами. А там, думаю, устроюсь по типографскому делу. На этом можно деньгу зашибить. И всю зиму я буду учиться так, что небу жарко станет. Как полагаешь,
32. Ингерсол - дешевые часы, названы по имени фирмы.
33. "Земля обетованная" - так называют США стопроцентные американцы.
Лик закряхтел и со стоном перекатился на другой бок.
– Да просыпайся, Айк, Христа ради. Надо ж поглядеть на этот городишко, а потом - до свиданья, счастливо оставаться.
Лик привстал в кровати.
– К черту все. Мне надо бабу.
– А говорят, тут, в Сиэтле, чудесные девки, честное слово, Лик.
Айк выскочил из кровати и стал с головы до ног окатываться холодной водой. Потом натянул костюм и выглянул в окошко, расчесывая мокрые волосы.
– Когда отчаливает эта паршивая посудина? Мне ночью всякая чертовщина в голову лезет. Два мокрых сна видел; а ты как?
Мак вспыхнул и кивнул головой.
– Ясно. Надо к бабам. От таких снов совсем разладишься.
– Да, но мне не хотелось бы чего-нибудь подцепить.
– Чушь, ну какой это мужчина, кто не переболел чем полагается.
– Ну что, пойдем смотреть город?
– Да я тебя уже целых полчаса дожидаюсь.
Они сбежали вниз по лестнице и вышли на улицу. Они обошли весь Ванкувер, вдыхая винный запах лесопилок у набережной, слоняясь под большими деревьями парка. Потом они взяли билеты в пароходной кассе, нашли галантерейный магазин и накупили полосатых галстуков, цветных носков и по четырехдолларовой шелковой рубашке. Поднимаясь по сходням парохода на Викторию и Сиэтл в новых костюмах, в шелковых рубашках и с новыми чемоданами в руках, они чувствовали себя миллионерами. Они расхаживали по палубе, покуривая папиросы и разглядывая девушек.
– Гляди, вон те как будто подводящие... Ручаюсь, что они из этаких, сами клюнут, - шепнул Айк на ухо Маку и двинул его локтем в бок, когда они проходили мимо двух прогуливавшихся по другой стороне палубы девиц в весенних соломенных шляпках.
– Эх, была не была - попробуем.
– Не надо; уж больно они надутые.
– Ничего. Пойдем сначала выпьем.
Они выпили по кружке пива у стойки и вернулись на палубу. Девицы скрылись. Мак с Айком разочарованно стали бродить по палубе, потом на корме они увидели девиц, прислонившихся к перилам. Была облачная лунная ночь. В переливчатом серебристом мареве море и темные, поросшие колючим кустарником островки чередовались резкими пятнами света и тени.
У обеих девушек были завитые волосы и темные круги под глазами. Маку показалось, что обе они очень немолоды, но, так как Айк уже взял их на абордаж, думать об этом было поздно.
Девушку, с которой он заговорил, звали Глэдис. Ему больше приглянулась другая, Оливия, но Айк подошел к ней первый. Они стояли на палубе, дурачась и хохоча, пока девушки не заявили, что озябли; тогда они спустились в кают-компанию и уселись на диван, и Айк купил коробку конфет.
– Мы сегодня за обедом ели лук, - сказала Оливия.
– Надеюсь, вы ничего не имеете против лука. Глэдис, я говорила тебе, что не надо есть лука хотя бы до парохода.
– Поцелуйте меня, тогда я вам скажу, имею ли я что-нибудь против, сказал Айк.
– Нельзя себе позволять таких вольностей, во всяком случае на пароходе, - огрызнулась Оливия, и две недобрых черточки обозначились у нее по обеим сторонам рта.
– Нам приходится быть очень осторожными, особенно на пароходе,
пояснила Глэдис.– Теперь так косо глядят на девушек без провожатых. А разве это преступление?
– Несомненно.
– Айк пододвинулся ближе.
– Бросьте дурить... Давайте гудок и отчаливайте... Кому я говорю? Оливия встала и перешла на другую скамейку.
Айк последовал за ней.
– В былое время на этих пароходах были гостиные, а теперь не то, - тихо сказала Глэдис, обращаясь с Маком, как с близким знакомым.
– Вы что, служили на консервных фабриках?
– Нет, мы оба все лето проработали на Канадско-Тихоокеанской.
– Должно быть, зарабатывали уйму денег.
Мак заметил, что, говоря с ним, она все время искоса поглядывала на подругу.
– Ну, не так уж много... но я все же скопил почти сотнягу.
– А теперь вы куда, в Сиэтл?
– Да, я хочу там работать по линотипному делу.
– А мы как раз там и живем. У нас с Оливией там квартира... Пойдем на палубу, тут слишком жарко.
Когда они проходили мимо Айка и Оливии, Глэдис нагнулась и что-то шепнула той на ухо, потом с томной улыбкой обернулась к Маку. На палубе никого не было. Она позволила ему обнять себя за талию.
Пальцы его ощутили косточки корсета. Он стиснул ее.
– Вы делаете мне больно, - пискнула она забавным, тоненьким голоском. Он засмеялся. Отнимая руку, он почувствовал округлость ее груди.
На ходу нога его касалась ее ноги. В первый раз в жизни он шел под руку с женщиной.
Вскоре она сказала, что пора спать.
– А мне нельзя с вами?
Она покачала головой.
– Только не на пароходе. Увидимся завтра, может быть, вы с вашим товарищем зайдете проведать нас... Мы покажем вам город.
– Отлично, - сказал Мак.
Он ходил кругом по палубе, и сердце у него крепко колотилось. Он чувствовал биение судовых машин, видел стреловидный след на воде, разрезаемой носом парохода, и остро ощущал быстроту движения. На корме он встретил Айка.
– Моя заявила, что идет спать.
– И моя тоже.
– Ну как, добился чего-нибудь, Мак?
– Обещала повидаться завтра. У них квартира в Сиэтле.
– Свою-то я все-таки поцеловал. Чертовски горячая. Я так и думал, что она меня слопает.
– Завтра дело, наверное, сладится.
– Ну а теперь пора на боковую.
Наутро было солнечно: набережная Сиэтла искрилась, пахла лесными складами и оглушила их, когда они сошли с парохода, трескотней экипажей и окриками возниц. Они пошли в общежитие ХСМЛ. Они больше не поденщики и не бродяги. Они найдут чистую работу, устроятся и станут посещать вечернюю школу.
Весь день они осматривали город и вечером встретили Оливию и Глэдис у индейского тотема на Пайонир-сквер. Все произошло очень быстро.
Они пошли в ресторан и обильно поужинали с вином, потом пошли в сад, где играл оркестр, и пили виски. Когда они отправились к девушкам на квартиру, то захватили с собой бутылку виски. Мак едва не выронил ее на лестнице, и девушки шикали на них: "Ради бога, не поднимайте такого шума, а то нагрянут фараоны", и в помещении пахло мускусом и пудрой, и по всем стульям раскидано было женское белье, и девицы первым долгом вытянули у каждого по пятнадцати долларов. Мак со своей был в ванной, она мазала ему нос губной помадой, и они хохотали, пока он не дал волю рукам, и она в сердцах наградила его пощечиной. А потом они все сидели за столом и снова пили, и Айк нарядился в шелковые дамские панталоны и корсет и босиком отплясывал танец Саломеи. Мак сидел на полу и хохотал: все это было так забавно, но когда он попробовал подняться с пола, то упал ничком и вдруг очутился в ванной, и его рвало над раковиной, и Глэдис бранила его на чем свет стоит. Она помогала ему одеться, но он никак не мог найти своего галстука, и все говорили, что он слишком пьян, и вытолкали его, и он побрел по улице, распевая: "Дай гудок, капитан, и отчаливай... и отчаливай", и спросил полисмена, где общежитие ХСМЛ, а тот затолкал его в камеру и запер.