48 часов
Шрифт:
— Хорошая мысль. Но у вас могут быть неприятности, если вы немедленно не переоденетесь. Вы наверняка сбежали с «Шангри-Ла» не для того, чтобы умереть от воспаления легких. В моей каюте вы найдете полотенца. А потом мы устроим вас в отеле «Колумб»..
Конечно, мне могло показаться, что у нее сразу поникли плечи, но выражение проигрыша в ее глазах отнюдь не было созданием моего воображения.
— Я надеялась, что вы придумаете что-нибудь лучшее, — сказала она. — Вы хотите поселить меня там, где они будут искать в первую очередь. И вообще, нигде в Торбэе я не буду чувствовать себя в безопасности.
— Нет, — сказал я.
— Вы не любите сложных ситуаций, да? — она была угнетена и оскорблена, но одновременно сохраняла гордость. Повернувшись к адмиралу, Шарлотта взяла его за обе руки. — Сэр Артур, вы английский дворянин, я обращаюсь к вашему благородству! — ну ясно, не то что эта деревенщина Калверт! — Умоляю, разрешите мне остаться!
Дядюшка Артур бросил взгляд на меня, поколебался, посмотрел на Шарлотту Скаурас и безнадежно утонул в ее бездонных очах.
— Конечно, дорогая! Вы здесь у себя, и ваши желания — закон для нас! — и он сломался пополам в поклоне столь же аристократичном, как его монокль и борода.
— Благодарю вас, сэр Артур, — она с улыбкой посмотрела на меня, но в ее улыбке не было ни удовлетворения, ни триумфа, она была просто дружеской. — Филипп, я хотела бы, чтобы это решение было единогласным.
— Если адмирал. берет на себя смелость подвергнуть вас еще большему риску, это его воля, и мое согласие необязательно. Я дисциплинирован и не противоречу начальству.
— Трогательная покладистость, — отозвался дядюшка Артур кислым тоном.
Неожиданно в моем мозгу зажглась красная сигнальная лампочка. Вернее, их зажглась целая куча, и мне стало все ясно — все, кроме того, почему я не понял этого раньше.
— Прошу меня простить, сэр, — сказал я. — Я не должен был подвергать сомнению ваше решение. Вы абсолютно правы: место миссис Скаурас здесь, на борту. Но я вынужден добавить, что, пока мы стоим на якоре в Торбэе, миссис Скаурас должна, оставаться в каюте.
— Это очень разумно, — мягко сказал дядюшка Артур.
Он был просто в восторге, что я сменил свою позицию и уступил желаниям аристократии.
— Это протянется недолго, — добавил я, улыбаясь Шарлотте. — Через час мы покинем Торбэй.
— Меня не касается, какие именно вы предъявите ему обвинения, сержант Макдональд, — сказал я и перенес взгляд с него на мужчину, закрывающего разбитое лицо полотенцем. — Проникновение на судно с целью грабежа. Нападение и побои. Нелегальное ношение оружия с намерением совершить преступление. Можете выбирать, что вам больше нравится.
— Послушайте, все это не так просто! — Макдональд положил свои огромные лапы на стол и посмотрел на пленника, а потом снова на меня. — Он не совершал разбойного нападения, мистер Петерсен. Он просто поднялся на борт вашего судна, а закон этого не запрещает. Нападение и побои? Его скорее можно принять за жертву. Нелегальное ношение оружия? Но я не вижу у него никакого оружия.
— Упало в море.
— О, это только предположение. У нас нет ни единого доказательства, что он хотел совершить преступление.
Этот Макдональд начинал уже раздражать меня. Он весьма успешно облегчил
работу опереточным таможенникам и сейчас столь же успешно вставлял мне палки в колеса.— Еще пять минут, и вы скажете, что это все вообще только плод моего горячечного воображения. Может, я просто сошел на берег, набил морду первому встречному и привел сюда свою жертву, по дороге вымыслив для вас целую историю? Даже вы не настолько глупы, чтобы поверить в это.
Смуглое лицо сержанта налилось кровью, а костяшки пальцев, сжавшихся в кулаки, побелели.
— Очень прошу вас сменить тон!
— Если вы будете продолжать играть роль идиота, то и разговаривать с вами я буду соответственно. Вы его арестуете или нет? У меня есть свидетель. Он внизу, у пирса, если вы хотите его видеть. Это контр-адмирал сэр Артур Арнфорд-Джессон, очень важный государственный чиновник. Или его свидетельство также сомнительно для вас?
— Когда я видел вас в последний раз, с вами был некто мистер Ханслет…
— Он по-прежнему находится на борту «Файркрэста». Допросите моего пленника, он подтвердит вам это.
— Я послал за доктором. Надо привести в порядок его лицо. Я не понимаю ни слова из того, что он говорит.
— Это не имеет ничего общего с состоянием его лица, — сказал я. — Все дело в том, что он говорит по-итальянски.
— По-итальянски? Ну, эту проблему можно решить. Владелец кафе «Остров» тоже итальянец.
— Тем лучше. Он сможет задать нашему другу четыре коротких вопроса: где его паспорт, каким образом он попал в Англию, на кого он работает и где живет.
Сержант окинул меня долгим, выразительным взглядом.
— Судя по всему, вы весьма странный биолог, мистер Петерсен.
— А вы весьма странный полицейский, мистер Макдональд. Спокойной ночи.
Я вышел из комиссариата и остановился в тени телефонной будки. Минуты через две прибыл какой-то человек с небольшим кожаным чемоданчиком в руке и вошел в комиссариат. Минут через пять он вышел. Ничего удивительного — обычный врач мало что мог сделать для пациента, которому требовался стационар.
Некоторое время спустя двери комиссариата растворились, и в них показался сержант Макдональд в темном, застегнутом на все пуговицы плаще. Он быстро пошел по направлению к морю, не. оглядываясь ни направо, ни налево, что очень облегчило мою задачу. Вскоре он свернул к каменной пристани, спустился вниз, освещая мокрые ступени карманным фонариком, и притянул к себе привязанную в этом месте лодку.
— Почему, черт побери, они не снабдили вас передатчиком или хотя бы телефоном для срочных сообщений? Не говоря уже о том, что вы рискуете простудиться в такую погоду, добираясь на «Шангри-Ла».
Он медленно выпрямился, отпустил лодку и тяжелой походкой старого человека поднялся на мол. Лодка исчезла в темноте.
— Что вы сказали о «Шангри-Ла»?
— О, я не хотел бы задерживать вас, сержант. Долг выше частных проблем. А первейший ваш долг — это интересы ваших хозяев. Отправляйтесь-ка побыстрее и сообщите, что один из их наемников тяжко избит и что мистер Петерсен имеет большие сомнения по поводу порядочности сержанта Макдональда.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — ответил сержант глухим голосом. — «Шангри-Ла»… Я не имею ничего общего с «Шангри-Ла».