4891

— Прости…

— Тебе не в чем извиняться, Гена-ага, все так. Курение опиума было неотъемлемой частью сложного магического ритуала, посредством которого душа мудреца обретала способность свободно перемещаться с этажа на этаж, минуя перекрытия и запертые двери. Нередкими были случаи, когда наиболее тренированным суффиксам удавалось проникать за Внешние стены…

— А тело? — заворожено осведомился я.

— Тело оставалось в чулане и мало чем отличалось от мертвого. Пульс — не прощупывался, зеркало, поднесенное к устам, не запотевало…

— Просто не верится, — пробормотал я.

— Тем не менее, это так, — заверил меня Мулла. — Хотя подробности до нас не дошли, суффиксы предпочитали не хвастать своими достижениями.

— То есть, убедительных доказательств нет?

— Нет, — подтвердил мою догадку Мулла. — Зато сохранилось достаточно много сведений о невероятных успехах, достигнутых мюридами, когда их наставником стал Хасан ибн Саббака по прозвищу Старец с Антресоли, где он упорно скрывался от глаз жильцов на протяжении многих дет. Хасан был одним из мудрейших суффиксов своего времени, а то и самым лучшим из них. Да, пожалуй, ибн Саббаке не было равных. Правда, его не слишком занимала теория. Больше всего прочего Старца занимал чисто практический аспект духовидческих практик…

— Это как? — спросил я.

— Старец решил превратить обученных им мюридов в смертельное оружие, — поморщившись, пояснил Мулла. — Его мотивы целиком понятны. Он жил в тот трагический период истории, когда кафиры и, в особенности, худшие из них, шайтаны скины, словно взбесившись, захватили Обетованную квартиру. Воинственные вопли, исторгавшиеся ими, помноженные на отчаянные крики застигнутых врасплох жертв произвола, достигли его ушей, когда достопочтимый ибн Саббака медитировал, лежа у себя на Антресоли. Они были столь пронзительными, что вывели Старца из состояния Хакика, в котором он пребывал, испытывая неописуемое блаженство.

— Что за нахрен?! — воскликнул мудрец из мудрецов, столь бесцеремонно оторванный от Абсолюта. Ярость, охватившая его, когда он вник в существо проблемы, не знала границ. Старец поклялся Абсолюту и самому себе, что не успокоится, пока кафиры не будут с позором выдворены восвояси. С этой целью он спустился с Антресоли и взялся за усиленную подготовку мюридов, пообещав, что вскоре они сделаются грозой рядовых кафиров и даже самых продвинутых скинов. Для этого его ученикам предстояло полностью утратить страх перед смертью. Это не сложно устроить, если убедить призванного в мюриды жильца, будто его жизнь — не стоит выеденного яйца в сравнении с наградой, обещанной ему после смерти. Причем, чем мучительнее смерть — тем больше дивидендов впоследствии. При таком подходе биологическая смерть — не страшнее визита к зубному. Перетерпел и гуляй…

Я поморщился, поскольку боялся спецдантистов с детства.

— Конечно, — продолжал, между тем, Мулла, — сначала рекруты ибн Саббаки проходили обычную подготовку по методикам, мало отличающимся от углубленного курса молодого бойца. Учились искусству маскировки, осваивали технику рукопашного боя, причем, в их умелых руках, любой, самый невинный предмет, какая-нибудь вилка или осколок чайного блюдца, становились орудием убийства кафиров. Что еще сказать? Мюридов натаскивали на совесть, каждый приобретенный навык оттачивался ими, как дамасский клинок, и не было предела совершенству, достигавшемуся ими самоотверженным трудом. Однако ключевым элементом подготовки мюрида было вовсе не фехтование кухонными приборами…

— А что? — спросил я, хотя уже догадался. В горле запершило от предвкушения.

— Путешествие за Внешние стены, — сказал Мулла, понизив голос. — Без него даже такому убедительному жильцу, каким был ибн Саббака, вряд ли удалось бы убедить мюридов в своей правоте. Как выражались у вас в Красноблоке, лучше раз увидеть, чем сто раз услышать, не так ли?

— Это когда мы смотрели телепередачи Сенкевича? Как же, помню, конечно…

— Но, чтобы молодые послушники обучились этому самому важному искусству в той же мере, в какой им владел достопочтенный ибн Саббака, потребовались бы годы невероятных усилий. Столько времени у них в запасе не было, ведь кафиры безраздельно хозяйничали в отсеках. Именно поэтому Старец прибег к гашишу. Курение опиатов погружало мюридов в сладкие грезы. Нити, удерживавшие душу в теле, ослабевали, и она была готова выпорхнуть наружу, чтобы в обществе прекрасных гурий испытать вожделенное слияние с Абсолютом, достигнув состояния Хакика по ускоренной программе. Наподобие вашей методики взлет-посадка, по которой готовили летунов. Но с применением сильнодействующих химических препаратов.

— То есть, этот ваш мудрец использовал опиум в качестве катализатора?

— Скорее, как допинг, глотаемый спортсменами, чтобы, проведя арбитров, добиться запредельных результатов. Судьи, обслуживающие спортивные мероприятия, такие же жильцы, как и все, и это иногда удается. Но не Высший Судья, да будет благословенно имя его. Абсолюта нельзя обмануть, если только он сам не захочет быть обманутым. Наверное, ему пришлась не по вкусу находчивость ибн Саббаки, ибо он послал Старцу первое испытание.

— В чем оно состояло?

— Старец правильно рассчитал: единожды побывав в Райских кущах среди гурий, его мюриды станут думать лишь о том, как бы поскорее вернуться туда навечно. И, соответственно, пойдут на все, лишь бы ускорить процесс. Он не ожидал, что мюриды, заброшенные к гейшам в кущи для демонстрации гарантированных им преференций, начнут массово дезертировать. То есть, станут невозвращенцами, используя вашу прежнюю домостроевскую терминологию.

— Подобные казусы частенько приключались с нашими туристами, — на этот раз я улыбнулся в открытую, не таясь. Попав в Западное крыло и убедившись, что там не так страшно, как уверяли идеологи, они, зачастую, просто отставали от группы…

Нахмурившись, Мулла одарил меня неодобрительным взглядом.

— Тут разве что внешнее сходство, — проворчал он.

— Как же ибн Саббака разрешил проблему? — спросил я, решив не заострять, поскольку, на мой взгляд, тут Мулла был явно неправ.

— Старец долго размышлял над возникшей дилеммой. Пока не понял, что неопытному искателю никак не обойтись без поводыря, чтобы и до гурий сопроводил, и о билетах в обратный путь напомнил. Такой опытный жилец звался муршидом. Муршиды были суффиксами, как и ибн Саббака, только пониже рангом…

— У нас в Красноблоке по тому же пути пошли, — не выдержал я. — К каждой группе туристов приставили по соглядатаю из оперативно-сексотской ячейки, чтобы, при необходимости, напомнил о долге стройбана…

Мина на лице Муллы сделалась откровенно кислой, но он воздержался от комментариев.

— Так или иначе, Гена-ага, схема, которую принял на вооружение ибн Саббака, сводилась к тому, что сначала мюрид в сопровождении наставника-муршида совершал ознакомительный экскурс по райским кущам, убеждался, что все без обмана. Затем муршид возвращал ученика в Дом, чтобы тот сделал последний решительный шаг к слиянию с Абсолютом. Чтобы заслужил это право, пристукнув максимальное количество поганых кафиров, прежде, чем самому пасть смертью мученика Джихада…

— А где была гарантия, что после этого он отправлялся в Кущи, а не в Балласт? — спросил я. И сразу ощутил, как напрягся мой собеседник.

— Думаю, каждый мюрид в итоге получал по вере его, — глядя куда-то в бок, буркнул Мулла. — Тут есть другой аспект, на который тебе стоит обратить внимание. Невидимая связь, устанавливавшаяся между муршидом и мюридом по ходу ознакомительного путешествия в Кущи, сохранялась по возвращении в казармы. И, таким образом, муршид имел возможность буквально в ручном режиме контролировать действия своего подопечного, направленные на свершение подвига. Учитель словно видел глазами послушника, управляя им дистанционно при необходимости.