4891

— Мы согласились, — продолжил Мулла, — тем более, что Арафат-Джихад был во многом прав. Разве ваших Основоположников, достопочтимых старцев Карла Мракса, Фридриха Эндшпиля и Ульяна Вабанка, нельзя уподобить мудрым муршидам? Разве они не намекали вам, что самый совершенный, самый комфортабельный Чердак, возведенный с помощью могучих механизмов, не сделается воистину Светлым, пока его строители не обретут просветленного состояния души, чтобы залить помещения сиянием, которое будет исходить от них — его строителей? По-моему, именно это имели в виду Основоположники, иначе — трудно представить реализацию провозглашенного ими принципа «от каждого по способностям, каждому по потребностям» с чисто практической точки зрения…

Кивнув, я вскользь заметил, что, после Перекраски, этот завет Основоположников был реализован точечно в отношении небольшой группы бывших стройбанов, чьи гипертрофированные потребности оказались с лихвой удовлетворены за счет остальных.

— Порой мне кажется, что именно в удовлетворении их нездоровых аппетитов и состояла главная цель Перекраски. Правда, ее, по понятным причинам, не афишировали…

По губам Муллы скользнула презрительная улыбка.

— Ты говоришь о ваших живчиках, которым удалось обжать соседей? Разве остальные стройбаны не завидовали им, мечтая очутиться на их месте, чтобы, в свою очередь, заполучить все?

— Ну, допустим… — пробормотал я.

— Перекраска была вашим испытанием, Генка-ага. Архитектор, да будет благословенно его непроизносимое имя, хотел показать вам, чем вы станете заниматься на Светлом чердаке, когда соглядатаи перестанут держать вас на мушке. И вы понеслись приватизировать его, каждый хотел оформить недвижимость на себя. вое имя В крайнем случае, на подставных лиц, чтобы не платить налоги. У Абрамовича это получилось лучше, чем у остальных, но, поверь, на его месте вполне мог оказаться Рабинович, не в том суть. Вы не выдержали испытания, ниспосланного вам Всевышним, как, впрочем, и мы, достопочтимый, ибо нашим испытанием был ваш Востоковед Замяткин-Загладкин, присланный вами к нам по воле Архитектора. Он велел нам сформировать бригаду мучеников Джихада, и мы отправили туда наших самых отважных юношей, учиться быть мюридами. Я был молод и силен, как бык, и тоже очутился среди будущих мучеников. Замяткин лично тренировал нас. Ты спрашиваешь, как? Сейчас расскажу. Нас готовили очень серьезно. Натаскивали, чтобы превратить в несгибаемых бойцов. Как в физическом, так и в моральном планах. Мы учились рукопашному бою без правил, кололи лбами кирпичи, прыгали через костер. Разбившись на пары, молотили друг друга в спаррингах. Безжалостно. До изнеможения. Затем, без передышки, нас гнали в кинозал, где заставляли часами смотреть на отбросы общества, оккупировавшие Пентхаус. Это было похлеще боев без правил. Многие кадры занозами застревали в голове, и, хотя с тех пор минула прорва лет, а голова давно стала седой, я помню их в мельчайших деталях. Один из роликов был снят скрытой камерой на корпоративе. Отвратительное зрелище безусых офис-менеджеров, пожирающих жирные отбивные из богопротивной свинины, по сей день тревожит мой сон, заставляя оборачиваться неизбывным кошмаром. Многих наших рвало, такая безобразная была эта картина. Омерзительнее нее были лишь слайды с феминистками, спаси нас Архитектор от этих исчадий ада, бесовских дочерей Шайтана и Мамы Гуантанамамы. Дорого бы дал, чтобы отправить их обратно к ней. Одетые в безобразные стринги, феминистки истязали праведников, имевших неосторожность порекомендовать им носить паранджу. Девчата, пожалуйста, будьте скромнее, сказал бестиям один седобородый имам. Феминистки накинулись на этого достойного жильца и сбрили ему бороду! Скажу тебе: старец еще дешево отделался. Кое-кого из праведников феминистки силком принуждали к куннилингусу, заставляя вылизывать срамные места, украшенные дерзкими эротическими прическами. Дом не видывал таких надругательств над моралью! Естественно, насмотревшись на проделки Шайтана, мы, молодые курсанты, были не в себе, каждой клеточкой впитывая обращенные к нам страстные призывы Замяткина. Очистить Дом от погрязших в нечистотах джахилей — священный долг мюрида Газавата! — выкрикивал он по ходу сеанса. Смерть презренным джахилям, хором отзывались мы. И так — несколько часов подряд. Потом, окончательно обессилев, мы отправлялись на релаксацию и, по приказу Замяткина, медитировали с загубниками во рту, воображая себе Рай, куда обязательно попадем. Подозреваю, концентрация алкалоидов в мухоморной смеси, которой нас пичкали, многократно превышала дозы, установленные для мюридов ибн Саббакой. Наверное, ваш Востоковед, назначенный исполняющим обязанности Старца, перестраховывался. Хотел, чтобы все было наверняка.

И вправду, мученики… — мелькнуло у меня.

— Однако, ни одно из ухищрений, которые без устали выдумывал Замяткин, впоследствии не принесло мюридам успеха. Напротив, нас с самого начала преследовали неудачи. Во-первых, жевательная резинка, которую нам было велено лепить в дверные глазки прихвостням Пентхауса, никуда не годилась. На вкус она была, что кирза, но это бы мы еще стерпели. Но она становилась крохкой, как долго ее ни жуй, и отказывалась клеиться к стеклу. Жвачку разработали ученые вашей хваленой Оборонки. Великие алимы, как нам твердили, однако у них ничего не вышло. Мы просили заменить ее образцами из Пентхауса, но Замяткин вызверился на нас, сказав: плохому танцору — яйца мешают. Импортной — не напасешься, закатайте губу, товарищи мюриды. И так мол, вы слишком дорого нам обходитесь. Мы поняли, что у вас возникли какие-то сложности. Закупать жевательную резинку в Западном крыле было слишком дорого даже для Клики агрессивных военруков с ее раздутым военным бюджетом. Кафиры отказывались принимать в качестве оплаты вашу дыхсмесь, ломали вам руки…

— Они брали только газом, — согласился я.

— Впрочем, то были лишь цветочки. Часто отправившиеся на задание мюриды вели себя, как слепцы. Был такой случай. Наш отлично подготовленный отряд, его звали Подразделением 17-ть, получивший приказ вымазать спящих обетованцев зубной пастой «Мэри», поступившей по линии братской взаимопомощи для продолжения интифады, провалил задание, зачем-то устроив темную нашим добрым соседям и союзникам ливанькам. Эта досаднейшая ошибка нанесла непоправимый ущерб авторитету Арафата-Джихада на Неприсоединившихся этажах. Дальше было только хуже. Мюриды начали массово терять ориентацию и путали двери квартир. Или возвращались ни с чем, или бродили по отсекам, потерянные, как сомнамбулы. Случалось, они впадали в истерику и бились головами о стены. Обетованцы ловили таких горемык, одевали в смирительные рубашки и отправляли домой под конвоем санитаров. Арафат-Джихад был сам не свой, безуспешно пытаясь отгадать, в чем же кроется причина провалов. Думал, что она — в личностных качествах мюридов. Сложность заключалась в том, что их не получалось, как следует допросить. Уцелевшие мученики страдали амнезией и не помнили даже своих имен. Наверное, мы бы нескоро узнали правду, если бы не бескорыстная помощь двух братьев-близнецов, Кемпа и Дэвида. Они открыли нам глаза.

— Каким образом?

— Дэвид оказался искусным алимом, специалистом по регрессивному гипнозу. Он выучился мастерству у ученых кафиров Западного крыла. Погрузив травмированных мюридов в транс, Дэвид заставил их подробно описать все, что они пережили во время операции. Поразительно, но сведения, добытые таким путем у десятков мучеников, совпали в мельчайших деталях. Картина, запечатлевшаяся в их подсознании, была идентичной: они видели бесконечные, устремленные к высоким потолкам полки, уставленные всякой всячиной. Сырами множества сортов, копчеными колбасами и балыками, от разнообразия которых захватывало дух, сосисками, сардельками и бужениной, пирожными и шоколадом, пересыпанным миндалем. Бутылками виски, джина и колы…

— Мюриды вместо задания попадали в гиперлавку? — удивился я. — Но как?!

— Арафат-Джихад не знал. Этот ребус был ему не по зубам. И тут второй из братьев, по имени Кемп, а он был сведущ в психоанализе, напомнил нам о невидимой связи между мюридами и муршидом. О той, самой важной части разработанного ибн Саббакой механизма, превращавшего мюридов в не знавших ни страха, ни сомнений, мстителей. Они же не контролировали себя. Увидав Рай глазами ибн-Саббаки, мюриды сами становились глазами наставника. Их карающая длань была его дланью. Когда наступал самый ответственный момент, Старец Антресоли брал управление мучеником на себя, как оператор у дистанционного пульта, и мюрид сражал противника наповал. Однако была и обратная сторона. Мученик, чьи глаза служили муршиду мониторами вроде тех, что делают на своем этаже катаны, на один короткий миг, пока не наступала развязка, получал возможность заглянуть в сознание учителя… — Мулла горько вздохнул. — Когда Кемп напомнил нам об этом, мы, наконец, постигли истину. Она оказалась удручающей…

— Под регрессивным гипнозом мученики описали, что узрели в сознании Замяткина! — догадался я, чуть не хлопнув в ладоши.

— Истинно так, — поникнув, сказал Мулла. — Только не Замяткина, а его Alter ego Загладкина, дремавшего под воздействием алкалоидов из экстракта мухоморов. Как ты помнишь, ваш Востоковед с раннего детства страдал от диссоциативного расстройства идентичности. И, пока Замяткин, сконцентрировав внимание, управлял идущим на подвиг мюридом, сам мученик получал сомнительное удовольствие наблюдать забитые товарами стеллажи суперлавок, грезившиеся Загладкину в сладких наркотических снах. Картина дутого изобилия, достигнутого кафирами за чужой счет при помощи уловок Шайтана и заменившая им Райские кущи, ожидающие праведников, неожиданно возникала перед мысленным взором мюридов и вызывала такой сильный дисбаланс, что они сбивались с цели и теряли ориентацию в пространстве. Напрочь забывали, кто они и куда бегут. Можно сказать, мученики оказывались в незавидном положении богатыря из ваших былин у развилки множества коридоров. Они искали указатели, но все стрелочки, попадавшиеся им на глаза, вели к разным отделам суперлавки…

— М-да… — протянул я.

— Еще мудрый Хасан ибн Саббака, первый Старец Антресоли, учил: если у мюрида нет муршида, его муршидом рано или поздно станет Шайтан. Так и вышло с нашими мучениками и их незадачливым наставником. Он оказался никчемным муршидом. Впрочем, мы не держим на него зла. Замяткин по-своему хотел нам добра. Чего не скажешь о Загладкине, вот кого мы бы с большим удовольствием побили камнями, ибо страсть, с какой он воображал себе фальшивое изобилие Пентхауса, была хуже прелюбодеяния в самой извращенной форме. Но, как нам было рассоединить их, чтобы гнусный торчок получил по заслугам? Поэтому, пришлось отпустить их с миром, и они преспокойно укатили в лифте домой. Для обоих было бы лучше застрять в шахте. Узнав, как они оскандалились у нас, старцы из Геронтобюро разжаловали Замяткина-Загладкина из старшего востоковеда в младшего агронома, сослав на самый глухой аграрный этаж, где давно росли одни сорняки. Даже мухоморы там долго не выдерживали, превращаясь в сморчки. Не знаю, как сложилась судьба Замяткина-Загладкина после Перекраски. Он исчез…

— Одного в толк не возьму: зачем Кемпу с Дэвидом было вам помогать? — спросил я. — Раз они были алимами из Пентхауса…

— Арафат-Джихад задал им точно такой вопрос, и они не стали темнить. Пояснили свое поведение так. Они провели отрочество в Красноблоке, пока их родители не выхлопотали разрешение покинуть его в качестве репатриантов, сбежавших от ужасов Домостроя. Как ты знаешь, желающих перебраться в Пентхаус у вас хватало всегда, но те, кто осмеливался заикнуться о своих чаяниях вслух, обычно уезжали в противоположном направлении, расчищать от сугробов Заколоченную лоджию. Однако, Кемпу с Дэвидом крупно повезло. У вас в теплицах случился очередной неурожай, и пришлось обращаться за помощью к Западному крылу. Некто Генри Кислый, очень уважаемый диетолог из Пентхауса, игравший в биллиард за Биллиардный клуб, выдвинул вашим соглядатаям встречное условие: по мешку муки за диссидента. Кемпа с Дэвидом выменяли на провиант. К тому времени обоих успели принять в пионеры, и, сколько им потом не промывали мозги, доказывая: быть скаутом — куда почетнее, оба остались интернационалистами до мозга костей. Ждали случая, мечтая помочь жильцам с Неприсоединившихся этажей, и, когда он представился, сразу же пришли нам на выручку.

— Чип и Дейл спешат на помощь… — пробормотал я, вспомнив известный многосерийный мультик.

— И все же, подозреваю, Кемп с Дэвидом не были искренни с нами до конца. Скорее всего, они были минерами. То есть, служили в специальном отряде по защите Миноры. Так звался уникальный ночник на батарейках, без которого Моше ни за что не нашел бы дорогу в Обетованную квартиру, когда его вместе с родичами вытурили с этажа хургадян. Хулиганы перебили все лампочки у них на пути, так что ночник пришелся весьма кстати, без него обетованцы переломали бы себе ноги. С тех пор они почитают его как Реликвию, полученную Моше из рук самого Архитектора. Арафат-Джихад, объявляя Газават, учел это обстоятельство, повелев разбить ее первым делом, чтобы обетованцы осознали, как оно, когда сидишь впотьмах. Чтобы защитить артефакт от посягательств, обетованцы выставили у него охрану из минеров…