4891
Шрифт:
Соглядатаи были в ярости, но сделать ничего не могли, поскольку сварливый Шнобелевский лауреат, издав «Балкон», спрятался в хорошо охранявшейся квартире швейцаров, а чуть позже, перебрался еще дальше — в Пентхаус, под защиту пожарных Мамы Гуантанамамы, и выковырять его оттуда для отправки в оплеванную им Лоджию, было никак нельзя. Поэтому, пока в Западном крыле раздувалась мощная волна массовой истерии среди обывателей в отношении бытующих в Красноблоке изуверских порядков, соглядатаи помалкивали, делая вид, будто ни скандалиста, ни описанной им Лоджии нет в природе. Провели по свою сторону ССанКордона несколько вялых митингов протеста против злостных инсинуаций и необоснованных нападок, не уточняя, в чем их суть, и точка. Стройбаны, по привычке, обошлись без неудобных вопросов к руководству. Никто из них, разумеется, не читал клеветнического
Тем не менее, репутация Лоджии оказалась сильно подпорченной. И, когда началась Перекраска, нашлись горячие головы, призывавшие окончательно заколотить ее, заложить кирпичом и даже обрушить, чтобы никого там больше не мучали холодом. Еще в ней предлагалось открыть Музей преступлений соглядатаев против общественности. Оба предложения в конце концов не прошли. Под сугробами Лоджии обнаружились ржавые газовые вентили неизвестного происхождения, по всей видимости, оставшиеся от протожильцов. Открытие пришлось очень кстати. Западное крыло остро нуждалось в газе, Опричнина — в импортной дыхсмеси, чтобы снабжать стройбанов, не забывая о себе. Разговоры о злодеяниях, совершенных в Лоджии соглядатаями, быстро вышли из моды.
***
— До поры, до времени, — вздыхала Опричнина, не тешившая себя иллюзиями насчет забывчивости управдомов Западного крыла. — Это у наших стройбанов — девичья память. Чего не скажешь о членах Биллиардного клуба. Все припомнят, гандоны штопанные, гей-бильярдисты анальные, если надумают под свой Гадский трибунал отдать, как Слободана Милошевича, не к столу будь сказано, конечно…
Вышеупомянутого Гадского трибунала Опричнина опасалась значительно меньше Мамы Гуантанамамы, и, тем не менее…
— Тоже не фунт изюму, — маялась она.
Что до трибунала рано или поздно дойдет, если Опричнина откажется служить цоколем Западному крылу, особых сомнений не было.
— Устроят цветную революцию, опять придется пластику делать…
Но, даже мысли о Ботаксе не представлялась Опричнине спасительными.
— Вот, жопа, — сокрушалась она. — Еханная срака с ручками. Причем, по всем направлениям…
Стоило Опричнине подумать об этой немаловажной части тела рядового жильца, как тотчас появился Гелий Дупа. Вынырнул молниеносно, словно Подрывник из табакерки. Или как джин из бутылки с Beefeater Gin, стоявшей у Опричнины на столе. Она пристрастилась к джину еще в молодости, когда служила младшим соглядатаем в квартирке мирных швабров-хоннекеров, и горя, по большому счету, не знала. Лафа была, а не служба. Сиди, анонимки читай, прихлебывая джин по-маленькой и воображая себя натуральным кремлевским бифитером…
— Слушаю и повинуюсь, — изрек, между тем Дупа, и отвесил Опричнине земной поклон, прополоскав бородою паркет.
— Джин?! — ахнула Опричнина, неожиданно вспомнив прекрасную сказку про пионера Вовку (или Вольку, тут Опричнина затруднялась сказать точно) и его верного друга старика Хоттабыча из книжки, которую в детстве читала ей мать…
Судьба, млять, — пронеслось у Опричнины на заднем плане.
— Так точно, джин, — отвечал, между тем, Дупа, поглаживая роскошную бороду. — Дозволите тяпнуть для храбрости, хозяин? — и, не дожидаясь разрешения, потянулся к бутылке.
Прям как товарища Сталина меня назвал, — отметила Опричнина польщенно. — Ни шиша ж себе…
— Валяй, — бросила она гораздо теплее, пододвигая Дупе «Бифитер». И, пока Дупа жадно хлебал, осведомилась:
— Скажи мне, джин. Знаешь, куда нам выгребать, если мы стучимся в дверь, точно, как в Начертании рекомендовано, а эти геи самодовольные, пидары, засели за своим ЕвроПериметром сраным, и, мало того, что голоса не подают, так еще дули исподтишка крутят? Прикинь… — Задавая вопрос, Опричнина не слишком-то рассчитывала получить вменяемый ответ, его, похоже, никто в Доме толком не знал. Но все же отметила про себя мимоходом: джин вполне может быть в курсе таких сложных вещей, поскольку он — существо метафизической природы, к тому же, получил воспитание в иной культуре, не извращенной пагубным влиянием обетованских раввинов.
— Мне ли этого не знать, хозяин, — подтвердил робкую догадку Опричнины Дупа. — я есмь — адепт Особого пути…
Каков молодчага, — пронеслось у Опричнины. — Видать, осведомлен в
мудрости древних суффиксов, а то и вообще ваххабит…— И что же за Путь ты нам предлагаешь? — спрашивая, Опричнина по-привычке вскинула бровь, но в глубине своей мрачной души — затаила дыхание.
— Он будет Особым, как я уже сказал, — пояснил Дупа. — Спецпутем, короче говоря…
Определенно, суффикс, — уверилась Опричнина, приставка СПЕЦ приятно согрела внутренности. — Все — спецом, — подумала она. — Вот свезло, так свезло. И борода у него, опять же, лопатой. Одно слово — православный муршид. И как я сразу не догадалась?
— С заградотрядами? — все же уточнила она.
— А то как же, — отвечал Дупа с новым поклоном. — Все по вашему желанию, хозяин.
Впрочем, на старорежимца — тоже похож, — подумала Опричнина, продолжая внимательно разглядывать Дупу. Старорежимцы, о которых она вспомнила невольно, были религиозной сектой, обожествлявшей такой мрачнейший Домострой, от которого коробило даже Самодуров всех Самоуправов, правивших сиднями с незапамятных времен управдома Гороха.
На Ивана Сусанина похож, — отметила про себя Опричнина. Сусанин был одним из самых почитаемых у сидней героев, который, притворившись, что потерял ориентацию, завел Гей-парад из Западного крыла в каптерку, где наши дружинники отмечали день ВДВ. Трудно представить, чего это стоило Сусанину по пути, ведь он был настоящий мужик с небритыми яйцами, но, на то и рождаются герои, чтобы платить за подвиги запредельно высокую цену.
Мысль о былинном храбреце Иване Сусанине окончательно уверила Опричнину в том, что появление Гелия Дупы — знак судьбы. Потому что мелькнула у нее и другая, рефлекторная мысль: позвать новоявленного джина в сортир и замочить там по всем правилам воинского искусства.
С этим всегда успеется, — одернула себя Опричнина и велела Дупе браться за дело. А, как только он взялся, поняла, что не прогадала. Более того. Со временем энергичный и самоуверенный Дупа стал представляться ей чем-то вроде света в зарешеченном и заложенном силикатным кирпичом окошке, ухитрившимся пробиться снаружи в мрачный опричный СИЗО.
— Дерзай, — сказала Опричнина, и слепая звезда Гелия Дупы взошла на небосклоне, отгороженном от Содружества Непросыхаемых Газенвагенов несколькими сотнями бетонных потолков.
***
Получив высочайшее благословение, Гелий занялся подготовкой Особого пути, засучив рукава и деловито забросив окладистую бороду за спину, чтобы не путалась под ногами. Для начала, им были подчищены кое-какие хвосты, оставленные Опричниной в Перекраску. Так, выступая по Кривоговорящим зеркалам, куда его раньше, при Давидовичах, на пушечный выстрел не подпускали, Дупа вкрадчиво разъяснил стройбанам, что Перекраска была тщательно продуманной Опричниной спецоперацией, преследовавшей своей целью выявить и изолировать расплодившихся под конец Застоя воздуха тунеядцев, рвачей, спекулянтов и прочих гадов, разуверившихся в светлых идеалах Героического Пути на Светлый Чердак, но умело скрывавших свое подлое рыло нацпредателей под личинами честных стройбанов. План соглядатаев был прост, как все гениальное. Они провели такую себе разведку боем. Как бы нечаянно забыли на столе у ренегата Якова Льва, первого зама Консенсуса по Перекраске и тайного члена Бильярдного клуба, список самых перспективных Кладовок, где можно хапнуть много и сразу. Яков Лев немедленно сплавил инсайдерскую инфу будущим живчикам, которых курировал лично. Обогащайтесь, мол, родные рвачи и скупердяи. Живчики ринулись в кладовки, и давай обрастать жирком, хапая все подряд, а соглядатаи, для маскировки прикинулись Опричниной и выжидали случая, чтобы взять всю компанию с поличным, как и задумывалось изначально. Обложили по условленному сигналу, запаковали в воронки и мигом отжали награбленное.
Куда именно отжали, Гелий Дупа не уточнял, само собой подразумевалось, ценности перемещены в надежное место, где им больше не угрожает недремлющий внутренний враг.
— Очень недурно, — оценила первые шаги Дупы Опричнина. — Но зачем было нужно ворошить старое?
— Суть предначертанного сидням пути состоит в том, что он лежит на Голгофу, — многозначительно пояснил Дупа.
— Нам туда не надо! — всполошилась Опричнина.
— Мы туда и не попадем, — заверил Дупа и, в подтверждение своих слов, осенил бороду знамением Спасателя. — Я же не самоубийца, это ж грех большой. Но нам никто не промешает послать на Голгофу сидней…