5 ёлочных игрушек

Митя. Митенька. Говорил же, что у него тренировка, что он занят, а завтра они встретятся. А вот сейчас стоит под плотным сухим дубом и нежно, как и Терезу, обнимает какую-то девочку с забавной короткой стрижкой. Тереза не видит её лица, да и, пожалуй, не хочет видеть. Перед глазами всё расплывается ещё сильнее, и в ушах слышатся только недавние слова Мити, что всё будет завтра, «с НГ тебя». Вот и праздник. Вот и Новый год тебе!

— И даже не смей со мной теперь разговаривать! — визгливо выкрикивает красавица, хотя до дуба шагов двадцать точно, но пусть — пусть он слышит это! Тереза вскакивает с качелей, роняя вмиг всю коробку бенгальских огоньков, что лежали на её коленях до этого, и убегает в неизвестную ей самой сторону. Не смотрит, не хочет видеть реакцию Мити — пусть лучше видит её та самая девушка, в объятиях которой он сейчас находится. Пусть всё знает.

Тереза бежит через парк, запинается, падает, обжигается и так покрасневшими руками о снег, вновь встаёт и бежит — дальше, дальше. Впереди виднеется знакомый дом, что готов радушно её принять в любое время, жаль только не осознаёт она этого. Теперь в мыслях беспорядочным роём жужжат слова Кати, а ведь она пыталась защитить её, но Тереза не слушала. Всплывает в памяти и недавнее письмо. Пророческое оно, что ли?

Уставшая, запыхавшаяся и изрядно вспотевшая, с налипшими на лоб волосами, Тереза уже не походит на девушку с обложки. Глаза налиты кровью, кончик носа, как у Деда Мороза, но девушка знает — Кате всё равно, как выглядит её подруга.

— Катенька, открой. Это я, — измождённым голосом проговаривает Тереза, выбрав квартиру на домофоне. Получив приглашение войти, правда, молчаливое, девушка не находит в себе сил подняться по лестнице, поэтому вызывает лифт, а, когда встаёт напротив входной двери, теряется, не зная, что сказать. Когда перед ней появляется Катя, погрустневшая после недавней ссоры, с глазами всё ещё влажными, Тереза, не отдавая себе отчёта, бросается к подруге на шею и крепко-крепко обнимает её, как никогда этого не делала раньше.

— Прости меня. Я была так, так не права, Катя! — восклицает красавица с распухшими глазами и с силой зажмуривается, отчего даже становится больно. На секунду она отстраняется, чтобы увидеть слегка оживившуюся подругу и промолвить вполголоса, и встряхнуть её легонько за плечи. — Пойдём ко мне домой. У меня как раз мама с папой дома лосося жарят, а ещё я тебе кучу-кучу своих платьев дам, а ты выберешь любое. Да хоть все, — всхлипывает девушка, улыбаясь сквозь слёзы. Её тут же захватывает в объятия Катя — крепкие, тёплые объятия — и беззаботно отвечает, обнимая подругу:

— Да ничего мне от тебя не надо, Тес. Только наша дружба… Ах да! — более обыденным тоном вскликивает Катя, выпустив счастливую Терезу из объятий. — Давай в этом году ёлку вместе украсим!

И Тереза, разулыбавшись, энергично кивает.

Третья история

Когда стакан наполняется водой почти до краев, Марина отстраняет его от крана кулера для воды и подносит к губам. Едва выпячивает их, чтобы, наконец, избавиться от ощущения пустыни во рту. Однако тут же отдёргивает от себя стакан, неприятно сморщившись. Обожглась. В который раз уже.

Создать нормальную температуру жидкости удаётся только на следующей попытке, когда Марина добавляет холодную воду. Вновь проворачивает прежние действия, но уже не отпрыгивает от сосуда, как в прошлый раз. Вода в стакане приятно греет замёрзшие пальцы. Холодно в здании что-то в этот день.

Закончив с этим, Маринка бросает использованный стаканчик в мусорное ведро неподалёку и, застегнув зелёный в полоску халат, под которым прячется забавная фиолетовая пижамка, идёт дальше по белому коридору. В очередной раз бросает взгляд тёмно-вишнёвых глаз на двери, ведущие в палаты, которые днём обычно бывают открыты. Про себя Марина отмечает, какая из палат украшена лучше всех — вот эта, например, под номером семь, так и сверкает от гирлянд, которые заботливые медсёстры разместили на стенах. Правда, складывается такое впечатление, что ещё совсем немного, и они оттуда упадут. Подумав об этом, Маринке становится неуютно, как только она представляет это. Что ж, потом снова придётся их туда вешать, а то и вовсе оставлять помещение без праздничного настроения.

После седьмой палаты восьмая, девятая и десятая кажутся не такими уж новогодними, если не считать пышной мишуры, лежащей на подоконнике. В глубине души Марина надеется, что эту мишуру так просто не оставят и решат-таки хоть куда-то её приспособить, а то от вида одиноко покоящихся украшений становится даже грустно. Впрочем, в больнице нельзя грустить лишний раз, а то так и до серьёзной депрессии недалёко. В самые первые недели, как Марина попала сюда, у неё не находилось никаких сил на то, чтобы просто улыбнуться. Правда, и со здоровьем у неё было хуже, чем сейчас. Сейчас хотя бы девочка умудрялась бродить по коридорам, когда ей это разрешали. Словно она хотела найти что-то новое в этих надоевших стенах, покрашенных белой краской, кулере с водой, стоявшего у самого окна, и виде оттуда, который открывался на детскую площадку одного из жилых домов небольшого канадского городка. Правда, никогда не находила и только лишний раз мучила себя картиной счастливой семьи, гуляющей по улице, или детей, с весёлыми улыбками, качающимися на качелях. Всё это растравливало её и так несчастное сердце, и хотелось просто окунуться в атмосферу беззаботности и радости. Но жизнь её тянулась медленно и как-то протяжно в этой пусть даже светлой, как снег, выпавший пару недель назад, но такой неродной больнице. Ни одного знакомого слова, ни одной знакомой шутки — всё только французская речь со специфичным произношением звука «р». Если в школе это было довольно интересно, — улучшать познания в языке, которому тебя учили твои родители с пяти лет, как только переехали в другую страну — то среди холодных палат и медицинского персонала, пусть даже пытающегося всегда помочь и подбодрить, это было невыносимо. Спасали только русские новогодние фильмы, которые одни были способны поднять со дна настроение пятнадцатилетней Маринки, страдающей от гепатита С, который совсем недавно распахнул перед ней новые просторы несчастий и невзгод под названием «цирроз печени». Именно на этом моменте девочка поняла, что выход ей теперь преградила огромная кирпичная стена высотой в пять, а то и более метров — толстая, кирпичная, в несколько слоёв и непробиваемая. Конечно, Марине могли помочь избавиться от неё, чтобы продолжить свой путь дальше уже без жуткой боли в правом подреберье, в состоянии постоянного опасения за свою жизнь и на строжайшей диете, но откуда у семьи Лукиных, то есть семьи Марины, могли найтись лишние триста тысяч долларов? Вот и приходится ждать какого-то чуда, втайне надеясь на щедрый подарок судьбы, коротая дни в одной из больниц уже родного канадского городка.

Маринка, оказавшись в своей палате, тут же плюхается на свою кровать, и подбирает под себя ноги, усаживаясь поудобнее. Пока рядом с ней никого нет, и поэтому можно без всяких угрызений совести включать звук на телефоне без наушников. Чуть-чуть порывшись в сохранённых видеозаписях, Марина натыкается взглядом на свой любимый новогодний фильм, смотреть который уже стало традицией не только для неё, но и для большей части населения родной страны — «Иронию судьбы». Нажав на «Play» и укрывшись на удивление мягким пуховым покрывалом, девочка погружается в атмосферу настоящего праздника, разворачивающегося на небольшом экране её смартфона. Так сильно она увлекается любимым кино, что не сразу замечает медсестру, стоящую на пороге.

— Марина! — вновь повторяет работница больницы, проглатывая, как и все французы, «р» в её имени, уже громче, и только тогда девочка отвлекается, убирая телефон на тумбочку. В глазах Марины повисает усталость, и она глубоко вздыхает, поднимаясь с постели. Губы медсестры в это время чуть дёргаются в улыбке, пока она следит за девочкой, ожидая того момента, когда можно будет её обрадовать.

Вместе они идут по узкому длинному коридору, пару раз сворачивая направо, оказываются в довольно большой палате, на стенах которой висят задорные детские рисунки, разукрашенные яркими цветами. Это кабинет, где обычно дети, лечащиеся в этой больнице, принимают различные лекарства. Марина не является исключением, поэтому встаёт в небольшую очередь из ребят, которые, как и она, пришли сюда за очередной порцией медикаментов. Дети тут разных возрастов и разных характеров. Вот, к примеру, мальчишка Понс, который младше Маринки на год, со своей компанией таких же, как он мальчишек, постоянно подшучивает над девочкой, повторяя одни и те же слова день изо дня: «Ха-ха, наркоманка. Что ж ты кололась-то грязным шприцом?» Только Марина ни разу в жизни не курила, не пила и уж тем более не «кололась». Да и в голову такое не приходило никогда.

Из-за таких людей девочка стала понимать, что нечего лишний раз разглагольствовать про свою болезнь. Лучше молчать и игнорировать таких, как Понс, если они решат что-то спросить или посмеяться. Правда, Марина тоже могла бы смеяться над Понсом, видя, как из-за своего заболевания его рвало едва ли не каждый день, но она этого не делала. Наоборот, однажды поздним вечером услышав, как он плакал в своей палате, когда все ушли на процедуры, Марина взяла за правило каждый день просовывать ему под дверь анонимные записки с ободряющими цитатами. Пусть даже Понс об этом и не догадывался, но девочке почему-то становилось легче, когда она думала о том, что каждое утро мальчик просыпается и находит в себе силы жить дальше. По крайней мере, хотелось на это надеяться.

— Марина, ты знаешь, у меня для тебя хорошая новость, — щебечет медсестра Маринке едва ли не на ухо, пока они идут обратно в палату. Девочке приятна такая забота, но скептицизм, развившийся от пребывания в больнице, не даёт и шанса насладиться этим и хоть капельку улыбнуться. Однако следующие слова белокурой медсестры мгновенно выводят Марину из состояния апатии. — К тебе сегодня твои родители заедут вечером, а я им сказала, что они и с твоим другом познакомятся. Ну, которому ты постоянно записки под дверь подкладываешь, — едва ли не взвизгивает от радости медсестра, хотя всё же сдерживается, вместо этого лучезарно улыбаясь. А вот Марине явно уже не до радости — с кем родителей знакомить? С этим Понсом, что ли? Так он, скорее, обзовёт её парой «ласковых» вместо того, что б поболтать, как ровесник с почти ровесником.