5-я волна
Шрифт:
– Кое-что ты упустил.
Я медленно качаю головой. Палата кренится, как корабль во время шторма. Сколько обезболивающего они мне вкололи?
– Ваш бывший инструктор. Кто-то из твоей группы обыскал его. И нашел вот такой планшет. – Вош демонстрирует мне серебристый прибор, в точности как у Резника. – Ты, командир группы, должен был задуматься о том, зачем у Резника устройство, с помощью которого он может уничтожить вас всех одним нажатием кнопки.
Я киваю. Мы с Рингер сообразили, что он к этому придет, так что ответ у меня есть. Вопрос в том, устроит он Воша или нет.
– Вижу только
У меня не хватает дыхания, я замолкаю, и это здорово, поскольку я сам не верю в то, что говорю. Мысли путаются, я будто в густом тумане иду по минному полю. Рингер это предвидела. В парке, пока мы ждали вертолет, она заставила меня вызубрить все ответы и только после этого прицелилась и нажала на спусковой крючок пистолета.
Ножки стула скребут по полу. Вош наклоняется ко мне, я вижу только его лицо и больше ничего.
– Это действительно необычный случай, Бен. На тебя в боевой обстановке оказывалось давление, а ты не поддался стадному чувству. Это… трудно найти более подходящее определение… не по-человечески.
– Я человек, – отвечаю шепотом.
Сердце у меня колотится так, что я боюсь, Вош увидит, как оно бьется под тонкой пижамой.
– Неужели? – спрашивает он. – Потому что в этом вся суть, да, Бен? Кто человек, а кто нет? Разве у нас нет глаз, Бен? Мы лишены рук, органов, объема, чувств, привязанностей, страстей? Если нас уколоть, разве у нас не идет кровь? «А если нас оскорбляют, разве мы не должны мстить?»
Челюсти плотно сжаты, голубые глаза беспощадны, тонкие губы побелели.
– Шекспир, «Венецианский купец». Это к разговору о тех, кого презирают и подвергают гонениям. Как нашу расу. Как расу людей, Бен.
– Я не думаю, что они нас ненавидят, сэр.
Пытаюсь сохранять спокойствие на этом непредвиденном участке минного поля. Сначала получил пулю в бок, потом меня обкололи анальгетиками, а теперь вот беседую о Шекспире с комендантом самого эффективного лагеря смерти за всю историю Земли. У любого голова пойдет кругом.
– Странный у них способ выражать свои чувства.
– Они не испытывают к нам ни ненависти, ни любви. Мы просто им мешаем. Может, мы для них – инвазия.
– Они – Homo sapiens, а мы – Periplaneta Аmericana? [11] При таком раскладе я выбираю тараканов. Их не так просто уничтожить.
Вош хлопает меня по плечу. Он очень серьезен. Вот мы и у цели. Я это чувствую. Сделай или умри, выиграешь или проиграешь. Вош вертит в руке серебристый планшет.
«Твой план – дерьмо, Зомби. И ты это знаешь».
11
Periplaneta Americana – американский таракан.
«Хорошо. Какой у тебя?»
«Остаемся все вместе. Присоединяемся к ребятам, которые засели в здании суда».
«А Наггетс?»
«Ничего ему не сделают. Почему ты так за него волнуешься? Господи, Зомби, там сотни детей…»
«Да,
но я только одному обещал вернуться».– Очень мрачная перспектива, Бен. Очень мрачная. Эта бредовая идея приведет к тому, что Рингер будет искать пристанище у тех, кого должна была уничтожить. Она расскажет им все, что знает о нас. Мы, чтобы предотвратить такой ход событий, пошлем за ней еще три группы. Но я боюсь, что будет уже поздно. И если будет поздно, нам придется прибегнуть к последнему средству.
Глаза подполковника горят бледно-голубым огнем. Когда он отворачивается, меня всего колотит. Вдруг становится холодно и очень-очень страшно.
Что значит «прибегнуть к последнему средству»?
Возможно, Вош и не купился на мою версию, но он определенно взял ее напрокат. Я еще жив. А пока я жив, у Наггетса есть шанс.
Вош оборачивается, как будто что-то вспомнил.
Черт, начинается.
– Да, вот еще что. Мне жаль, но должен сообщить тебе неприятную новость. Мы прекращаем давать тебе болеутоляющие, иначе ты не сможешь пройти полноценный дебрифинг.
– Дебрифинг, сэр?
– Бой – странная штука, Бен. Он выкидывает разные фокусы с твоей памятью. Мы обнаружили, что лекарства мешают нашей программе. Твой организм полностью очистится примерно через шесть часов.
«Я все еще не понимаю, Зомби. Почему я должна в тебя стрелять? Почему ты не можешь им сказать, что просто сбежал? По мне, так стрелять в тебя – это лишнее.
«Рингер, надо, чтобы я был ранен».
«Почему?»
«Тогда они напичкают меня лекарствами».
«И что?»
«Я смогу выиграть время. Они не поволокут меня из вертолета прямо туда».
«Куда не поволокут?»
В общем, мне не надо спрашивать Воша об этом, но я все равно спрашиваю:
– Вы подключите меня к «Стране чудес»?
Он манит пальцем санитара, тот подходит, в руках у него поднос. На подносе только шприц и крошечная серебряная гранула.
– Мы подключим тебя к «Стране чудес».
IX. Цветок под дождем
65
Вчера вечером мы заснули прямо у костра, а сегодня утром я проснулась в нашей постели. То есть не в нашей, в моей. Или в постели Вэл? Проснулась в постели, но не помню, чтобы поднималась по лестнице. Значит, он принес меня сюда на руках и уложил, только сейчас его рядом нет. – Когда я понимаю, что его нет рядом, становится немного страшно. Когда он со мной, когда я вижу его глаза цвета шоколада и слышу голос, который укутывает, как теплое одеяло, мне гораздо легче отмахиваться от всяких подозрений.
«Ой, Кэсси, ты просто безнадежна».
Уже светает. Я быстро одеваюсь и спускаюсь по лестнице. Внизу его тоже нет, зато есть моя М-16, стоит у камина, начищенная и заряженная. Я зову Эвана. В ответ – тишина.
Беру винтовку. Последний раз я стреляла из нее в День солдата с распятием.
«Ты не виновата, Кэсси. И он не виноват».
Я закрываю глаза и вижу, как он раненый лежит на земле и одними губами говорит: «Кэсси, нет». А потом к нему подходит Вош и добивает.
«Это он виноват. Не ты и не солдат с распятием. Он».