5-я волна
Шрифт:
– Ты не сумасшедшая. Можешь мне поверить.
Неправильно выбрал слово.
– С какой стати я должна тебе верить?
Впервые я слышу в голосе Рингер какие-то эмоции.
– Почему я должна тебе доверять, и почему ты должен доверять мне? Откуда ты знаешь, Зомби, что я не из них?
Наконец-то простой вопрос.
– Потому что нас обследовали и мы прошли отбор. И мы не светимся, когда смотрим друг на друга через монокуляры.
Рингер очень долго глядит на меня, а потом бормочет под нос:
– Господи, как жаль, что ты не играешь в шахматы.
Наши десять минут истекли.
Она машет мне рукой: «Уходи!»
Пуля выбивает осколок из бордюра, и этот осколок по касательной задевает шею Рингер. Плевать мне на ее протесты. Я бросаюсь к Рингер, хватаю за руку и затаскиваю на тротуар. Пока я пячусь к стене, еще одна пуля пролетает рядом с моей головой.
У Рингер из шеи течет кровь, в отблесках огня она кажется черной.
Рингер жестами показывает: «Уходим, уходим».
Мы быстро идем вдоль стены к выбитому окну и ныряем внутрь здания.
На все ушло меньше двух минут, а такое ощущение, что два часа.
Там, куда мы залезли, раньше был дорогой бутик. Его, конечно, разграбили, и не один раз. Кругом пустые витрины, разломанные вешалки и жуткого вида безголовые манекены, а на стенах постеры с преувеличенно серьезными моделями. Над прилавком выдачи покупок табличка: «Распродажа».
Рингер выбирает угол, откуда видны все окна и дверь, которая ведет в вестибюль. Она держится за шею, по руке стекает кровь. Надо осмотреть рану, но девчонка не хочет, чтобы я этим занимался. Делаю усталое лицо: «Не глупи, я должен посмотреть». Рингер сдается. Рана поверхностная. Я нахожу на демонстрационном столе кашне, Рингер его комкает и прикладывает к шее. Потом кивает на мой разорванный рукав:
– Ты ранен?
Я отрицательно мотаю головой и сажусь рядом с ней на пол. Мы оба тяжело дышим, от адреналина кружится голова.
– Я, конечно, не судья, но снайпер из него хреновый.
– Три выстрела, три промаха. Для бейсбола было бы здорово.
– Он стрелял больше трех раз, намного больше, – напоминаю я Рингер.
Из множества попыток только одна удачная – задел ногу Чашки.
– Любитель.
– Вероятно, – говорю я.
– Вероятно, – передразнивает меня Рингер.
– Он не светится, и он не профессионал. Одиночка защищает свою территорию, может, прячется от тех, за кем мы пришли. До смерти напуган.
Я не добавляю: «Как все мы». С уверенностью могу сказать только об одном из нас.
Кекс продолжает отвлекать снайпера. Выстрелы, тишина, потом снова выстрелы. Снайпер ни один выстрел не оставляет без ответа.
– Ну, тогда это будет легко, – мрачно говорит Рингер.
Я даже растерялся.
– Рингер,
он не светится. У нас нет разрешения на…– У меня есть. – Рингер кладет винтовку на колени. – Вот оно.
– Хм. Я думал, наша миссия – спасти человечество.
Рингер оценивающе смотрит на меня глазом, который не закрыт монокуляром.
– Шахматы, Зомби. Защищаешься от хода, который еще не сделан. Это важно, что он не светится в наших монокулярах? А то, что он мазал, когда мог нас всех перестрелять? Если два варианта одинаково вероятны, но один исключает другой, какой выбрать? Какой имеет значение, а какой нет? На какой поставишь свою жизнь?
Я киваю, но не понимаю.
– Ты хочешь сказать, что он все-таки может быть инвазированным?
– Я хочу сказать, что для нас безопаснее думать, что он инвазированный.
Рингер достает из ножен боевой нож. Я вздрагиваю, вспомнив ее ремарки в духе Дороти. Почему она взялась за нож?
– Что же имеет значение? – задумчиво говорит Рингер.
Теперь она абсолютно спокойна, но от этого спокойствия становится страшно, оно как надвигающийся грозовой фронт или как вулкан перед извержением.
– Что для нас важно, Зомби? Я всегда легко просчитывала такие вещи. А после инопланетных атак стала просто мастером в этом деле. Что по-настоящему важно? Первой умерла мама. Это было плохо, но важным было то, что у меня еще оставались папа, брат и сестренка. Потом я их тоже потеряла; важным стало то, что у меня осталась я. Когда дело дошло до меня, важных пунктов в моей жизни стало значительно меньше. Еда, вода, жилище. Что еще нужно? Что еще имеет значение?
Это плохо, а дальше будет еще хуже. Я не представляю, куда Рингер зайдет с такими мыслями, но, если она сейчас станет Дороти, мне конец. Возможно, потом она прикончит и всех остальных ребят из группы. Надо вернуть ее в реальность. Лучший способ вернуть человека в реальность – прикоснуться к нему, но боюсь, если предприму такую попытку, она вспорет мне живот боевым ножом с десятидюймовым лезвием.
– Важно это или нет, Зомби? – Рингер с интересом смотрит на меня и вертит в руках нож. – То, что он стрелял в нас, а не в гадов, которые стояли прямо перед ним? Или то, что он, когда стрелял в нас, все время промахивался? – Рингер поворачивает нож, кончик клинка упирается в палец. – Насколько важно то, что после электромагнитного импульса у них все работает? А то, что они орудуют прямо под кораблем-носителем: свозят в лагерь выживших, убивают инвазированных, сотнями сжигают тела, готовят нас, вооружают и посылают убивать остальных? Попробуй сказать, что это не важно. Скажи мне, что все это мелочи, что они вовсе не они? Подскажи, на какой вариант мне поставить свою жизнь.
Я снова киваю, только на этот раз следую за ее мыслью по тропинке, которая уходит в темноту. Я опускаюсь рядом с Рингер на корточки и смотрю ей прямо в глаза:
– Я не знаю, кто этот парень и почему он там засел, и я ничего не знаю про электромагнитный импульс, но комендант сказал мне, почему нас оставили в покое. Они думают, что мы уже не опасны.
Рингер отбрасывает со лба челку и делает следующий ход:
– Откуда комендант знает, что они думают?
– «Страна чудес». Нам удалось создать профиль…