5-я волна
Шрифт:
Стоящий рядом глушитель кладет руку мне на плечо и давит, но не достаточно сильно, чтобы помешать мне встать со стула.
– Почему нельзя вживить в нас имплантаты и перекачать нашу память в «Страну чудес»? Разве это не все, что вам надо знать? Не обязательно убивать его…
– Кэсси, – спокойно говорит Бен, – они все равно убьют.
– Вам не следует его слушать, девушка, – говорит Вош. – Он слабак. Всегда был слабаком. За несколько часов ты продемонстрировала больше отваги и решимости, чем он за всю свою ничтожную жизнь.
Вош кивает глушителю, и тот опускает меня на стул.
– Я
– А почему не скачаете, чтобы узнать? – спрашиваю я.
А сама думаю: «Эван жив!»
И еще: «А может, и нет».
Эван мог погибнуть при бомбежке, превратиться в прах, как все, что оставалось наверху. Возможно, Вош, как и я, не знает, жив Эван или нет.
Вош пропускает вопрос мимо ушей.
– Потому что тебе кто-то помогает, – продолжает он. – И я подозреваю, этот кто-то не такой, как наш мистер Пэриш. Он – или они – скорее похожи на… ну, скажем так, на меня. Этот кто-то знает, как спрятать твою настоящую память, чтобы обмануть программу «Страна чудес». Мы веками с помощью этой методики скрывали от вас свое присутствие.
Я трясу головой – вообще не понимаю, о чем он. Что за настоящая память?
– Птицы, их можно встретить практически повсюду, – говорит Вош и с рассеянным видом поглаживает кнопку «Ликвидация». – Совы. На первой фазе, когда мы только начали внедряться в вас, мы часто использовали защитную память сов. Их память скрывала нас от беременной матери.
– Ненавижу птиц, – шепотом говорю я.
Вош улыбается.
– Самые полезные представители здешней фауны. Они очень разные, их не считают опасными, они везде, и поэтому их не замечают. Вы в курсе, что птицы произошли от динозавров? Какая ирония. Динозавры уступили место вам, а теперь вы с помощью их потомков расчищаете путь для нас.
– Мне никто не помогает! – кричу я, и лекция Воша обрывается. – Я все сделала сама!
– Неужели? Как же получилось, что в тот момент, когда ты убила доктора Пэм в ангаре номер один, двое часовых были застрелены, еще одного выпотрошили, а четвертого сбросили с его поста на южной сторожевой башне высотой в сотню футов?
– Мне об этом ничего не известно! Я просто пришла забрать брата.
У Воша темнеет лицо.
– Ты же знаешь, что это бесполезно. Все твои надежды, детские мечты о том, что нас можно победить, – полная чушь.
Я открываю рот, и слова сами находят выход:
– Да пошел ты.
Палец Воша бьет по клавише с такой силой, будто он ее ненавидит. Он бьет так, будто у этой клавиши есть лицо, и это человеческое лицо, лицо таракана разумного, а его палец – ботинок.
86
Не помню, что я сделала сначала, кажется, завопила. Помню, как выскользнула из лап глушителя и бросилась к Вошу, чтобы вырвать его глаза. Но я не возьмусь сказать, что было раньше – мой крик или бросок к Вошу. Бен обхватил меня, чтобы удержать на месте. Это, я знаю, произошло после крика и броска. Бен потянул меня назад, потому что я сфокусировалась на Воше и на своей ненависти. Я даже
не взглянула через разбитое зеркало на брата, но Бен смотрел на монитор и видел слово, выскочившее после того, как Вош ударил по клавише.«Упс».
Я круто разворачиваюсь в сторону зеркала. Сэмми все еще жив, он ревет в три ручья, но жив. Рядом со мной Вош так быстро встает, что стул летит через всю комнату и ударяется о стену.
– Он влез в компьютер и переписал программу, – рычит подполковник, обращаясь к глушителю. – Теперь вырубит электричество. Держите их здесь. – Потом он приказывает глушителю, который стоит рядом с Сэмми: – Заприте дверь! Пока я не вернусь, отсюда никто не выйдет.
Вош выбегает из комнаты. Щелкает замок. Выхода нет, мы заперты. Хотя… Можно уйти так же, как ушла я, когда меня в первый раз заперли в этой комнате. Бросаю взгляд на решетку в воздуховоде.
«Забудь, Кэсси. Против вас с Беном два глушителя, и Бен ранен. Даже не думай».
Нет. Против глушителей – я, Бен и Эван. Эван жив. А если он жив, значит, мы еще не дошли до конца, история человечества не завершена. Ботинок не раздавил таракана. Пока еще не раздавил.
И в этот момент я вижу, как он падает сквозь решетку. Реальный таракан, только что раздавленный. Я наблюдаю за его медленным полетом, даже вижу, как насекомое подскакивает после удара об пол.
«Хочешь сравнить себя с насекомым?»
Я снова смотрю наверх и вижу тень, она подрагивает, как крылья поденки.
И тогда я шепчу Бену Пэришу:
– Тот, который с Сэмми, – мой.
– Что? – испуганно переспрашивает Бен.
Я бью плечом в живот нашего глушителя. Мой удар застает его врасплох. Он вскидывает руки, чтобы удержать равновесие, и делает шаг назад, под решетку воздуховода. Пуля Эвана попадает в мозг, человеческий на сто процентов, и мгновенно его уничтожает. Пистолет оказывается в моей руке еще до того, как его бывший владелец падает на пол. У меня всего одна попытка. Один выстрел в разбитое мною же зеркало. Если промахнусь, Сэмми конец. Я поворачиваюсь к глушителю, а он поворачивается к Сэмми.
Но у меня был отличный инструктор, самый лучший снайпер в мире; он был лучшим, даже когда нас насчитывалось семь миллиардов.
Это не стрельба по банкам на заборе.
На самом деле это гораздо проще: голова глушителя ближе, и она намного больше банки.
Тело врага еще не упало на пол, а Сэмми уже на полпути ко мне. Я вытягиваю его через дыру в зеркале. Бен смотрит на нас, на мертвого глушителя с нашей стороны, на второго мертвого глушителя по ту сторону, на пистолет у меня в руке. Он не знает, на что смотреть. А я смотрю на решетку воздуховода и кричу:
– Все чисто!
Эван один раз ударяет по стенке воздуховода. Я сначала не понимаю, а потом смеюсь.
«Давай договоримся, как ты будешь стучать, когда тебе захочется меня напугать. Один раз – ты собираешься войти».
– Да, Эван. – Я смеюсь так сильно, что даже живот болит. – Можешь войти.
Я готова уписаться от счастья. Мы живы. Но главное, он здесь.
Эван спрыгивает в комнату и приземляется мягко, как кошка. Я в его объятиях ровно столько, чтобы шепнуть:
– Люблю тебя.