50 Оттенков: До встречи с тобой

— Но прежде ты поцелуешь каждую ногу начиная от ступни и заканчивая вот здесь, — она показала на бедре совсем близко к промежности. «Да пошла ты!»

— Конечно, Госпожа.

Я сглотнул ком в горле и принялся за дело. Черт возьми, это же больнее, чем удары плетью или розгами! Болит не тело, физическая боль — ничто по сравнению с душевной. Пожалуйста, прости меня, Анастейша…

Когда я закончил с чулками, она встала с постели и велела надеть на нее корсет. Стоя за ее спиной, зашнуровывая эту штуку впервые в своей жизни, я мысленно обзывал женщину перед собой всеми возможными словами, которые только знал в своей жизни. Да и корсету тоже было адресовано несколько «ласковых» словечек, он потрепал мои нервы изрядно. Но Элена тихо стояла и ждала, пока я закончу. Но я ведь торопился, хотел быстрее вернуться домой. Пристегнув чулки к корсету подтяжками, я одел на нее юбку из латекса и обул в кожаные ботильоны. Госпожа.

— Я довольна тобой, Кристиан. Но ведь это только было начало… — она медленно раздевала меня до трусов. — Хотя, по сути, мы еще и не начинали… Руки вперед, — приказала она. Я повиновался. Со стены она взяла наручники и одела на меня. И за эти манжеты-наручники она пристегнула меня к решетке над моей головой.

Я не знал, что она предпримет. Стек? Флоггер? Розги? Плеть? Да срать я на это хотел! Пусть хоть все сразу, ради Анастейши и ребенка я вытерплю все. Все, что эта блядь захочет, только пусть ее не трогает! Я слегка потрясывал плечами пока разжигал в себе гнев, который нужен, чтобы справиться с болью.

Со стойки Элена взяла розгу из светлого дерева. Ничего так, это будет не больно… Она не один раз раньше била меня розгами, тогда мне это нравилось, мне это нужно было, чтобы понять, что я ничего не достоин. Но теперь… что теперь мне понимать? Что я должен был лучше опекать Анастейшу? Не должен был допустить того, что она случайно подписала контракт? Вот я и придумал себе причину для наказания…

— Зажми в зубах, милый, — Элена вставила мне в рот розгу, а сама ушла к стойке с плетями и взяла ту, у которой много длинных хвостов и все они кожаные. Я сглотнул. Ладно, это еще не так ужасно, как кажется на самом деле. Всего лишь флоггеляция…

И перед тем, как начать мастерски хлестать меня флоггером, она нацепила на мои соски зажимы. Черт! Это… вот же тварь! Она знает, прекрасно знает, что мне никогда это не нравилось! И теперь она играет на моих запретах. Линкольн одела их так, что я зарычал от злости и боли.

— Что? — в гневе спросила она, схватив меня рукой за лицо. — Мерзавец! Ты посмел рычать на меня? — она вырвала из моих зубов розгу и ударила меня по щеке. Грубо и сильно наотмашь. К коже сразу прилила кровь, придавая розоватый оттенок. – Ну, Грей, мне все же придется тебя проучить! Я хотела быть мягкой с тобой, но ты и твоя паршивка меня достали! — она вновь воткнула мне в рот розгу, заменяя ней кляп.

Взяв в руки длиннохвостый флоггер, она стала позади меня. Я ее не видел. Тихо. Тихо так, что я слышу лишь стук собственного сердца. Вдруг я почувствовал как кожи коснулись длинные хвосты флоггера на пояснице. Я простонал от забытых ощущений, которых не испытываю уж очень, очень давно. Сжимая трость в зубах, я старался не стонать громко, чтобы не вызвать еще больший гнев Элены. Она умело хлестала меня плетью, поднимаясь все выше на лопатки, перекрещивая удары. Хлест набирал силу, и жжение на теле возрастало стремительно быстро.

— Знаешь, а ты изменился, — она прекратила флоггеляцию и подошла ко мне. Я чувствовал ее дыхание позади себя около своего уха, но не решался повернуть лицо в ее сторону. — Ты стал мужественнее, хотя и твой болевой порог немного понизился, — она шлепнула по ягодице так, что даже через ткань боксеров удар отозвался эхом по комнате. Еще один шлепок. — Ну же, Кристиан, я хочу, чтобы каждый раз, когда я бью тебя розгой, ты говорил «Ау». Понятно?

После моего немного согласия она повесила флоггер через мое плечо между рукой, пристегнутой за решетку, и шеей, приказав ни за что не позволить ему упасть на пол. Из моих зубов она забрала деревянную розгу и отошла чуть поодаль. Я видел блеск в ее глазах, она хотела это делать, и это было просто так, по ее собственной прихоти! Хотя, если следовать правилам, то наказание идет за провинность…

Она стала бить розгой, оставляя время для каждого моего «Ау», но язык не подчинялся мне. Я не мог вымолвить ни слова, ни звука, что требовался от меня! Проклятье! Ее удары становились все сильнее, на коже стали появляться заметные следы. Черт, и как я появлюсь перед Аной в таком виде? Мне что, избегать секса целую неделю?

— Я же сказала тебе! Что ты должен говорить с каждым ударом? — шипела блондинка сквозь зубы, продолжая свои удары по груди и животу, опускаясь все ниже. Блять, нет! Но она остановилась, заметив страх в моих глазах.

— Ау, — наконец, выдавил я из себя. Она снова ударила по прессу, вызывая на коже красную полосу покраснения. — Ау…

— Ты будешь считать для меня? — она зашла за мою спину.

— Да, Госпожа, — я уже тяжело дышал. От боли, от удовольствия. Удовольствие было вызвано тем, что Анастейша сейчас дома, крепко спит и не чувствует боли. Вот, что доставляло мне наибольшее утешение в этот момент, это заставляло чувствовать меня удовольствие, которое смещало боль.

— Давай, считай! — приказала Элена.

Удар по лопаткам.

— Раз.

Еще удар, сильнее.

— Два.

Удар по боку.

— Три.

Удар по ягодице.

— Четыре, — я уже рычу от боли, но облегчение приносит имя в моих мыслях.

Анастейша… Снова удар…

— Пять…

Удар по грудной клетке. Анастейша, только ради тебя, малышка!

— Шесть…

Комочек, маленький Комочек… Ты подаришь мне счастье! Малыш, я люблю тебя…

— Семь…

Удар по бедру, слишком близко к члену, блять!

— Восемь! — выкрикиваю я.

Анастейша, малышка… Я люблю тебя!

— Проси еще! — приказывает Элена. — Умоляй меня!

— Еще, Госпожа! Еще два удара, пожалуйста! — рычу я, а у меня сводит скулы.

— Ты снова посмел рычать на меня, несносный мальчишка! — она схватила флоггер с моей шеи и хлестанула по спине так, что я прогнулся.

Снова розга. Я должен закончить считать!

— Девять!

Она бьет флоггером по груди, по прицепленным зажимам.

— Ты помнишь, что меня нужно просить? — она прижимается ко мне, я дергаюсь, но не могу пошевелиться.

— Умоляю, Госпожа! Еще раз! — мой язык уже говорит то, что меня просят. Еще один удар розгой. — Десять…

Тяжело дыша, я опускаю голову вниз, закрываю глаза и моему сознанию предстает лишь Анастейша, как она улыбается, смеется и с ней идет маленький мальчик за ручку. Ребенок поднимает на меня взгляд и я узнаю эти серые глаза — они точно как у меня…

— Кристиан? — слышу голос, но не могу открыть глаза.

— Ана? — бормочу себе под нос. Нет, это не Анастейша, моя жена дома, спит. Она в порядке, в порядке…целая и невредимая… От этой мысли я улыбаюсь…