50 знаменитых больных

Второй Сальвадор Дали (при рождении Сальвадор Филипп Яхинто Дали и Доминик) родился через девять месяцев и десять дней после смерти брата — 2 мая 1904 года. Впоследствии он вспоминал, как в детстве боялся заходить в родительскую спальню, где над кроватью висел портрет его умершего брата-двойника.

Мать Дали — типичная представительница своего класса, любящая жена и непоколебимая католичка. Вне всякого сомнения, именно она настояла на том, чтобы семья регулярно посещала церковь, — часто называла своего умершего первенца гением и брала с собой кроху Сальвадора на могилу брата. А малыш, видя на надгробном камне свое имя, испытывал глубокую тревогу и терял душевное равновесие. В итоге у Сальвадора сложилось устойчивое мнение, что родители любили вовсе не его, а старшего брата, о чем он и поведал в 1976 году в своих автобиографических «Невысказанных откровениях».

Ребенок рос в семье, где доминировали женщины: старая бабушка восседала в своем кресле-качалке, мать Дали раздавала приказания, незамужняя тетка Дали, его няня и служанки помогали по хозяйству. И в центре этого мира пребывал Сальвадор — избалованный принц, вокруг которого вращался этот хоровод женщин.

Его так называемые истерики и детские болезни (которые он позже называл ангинами) были главными событиями в пропитанной клаустрофобией жизни семьи. С очень раннего возраста у Сальвадора случались необычные припадки, когда он неожиданно и необъяснимо впадал в состояние гнева, который его вечно взвинченная мать могла успокоить лишь обещаниями, что он может нарядиться в маскарадный костюм короля. Благодарный Дали считал мать совершенством. Что же касается отца, тот стал его лютым врагом и соперником в борьбе за привязанность и чувства матери. Чтобы позлить его, Дали вплоть до восьми лет намеренно мочился в кровать, а также вызывал у себя приступы кашля, имитировавшие удушье, что заставляло отца трястись от страха.

Сальвадор рос странным ребенком. Он всегда отличался необычностью и вычурностью поведения, даже от своей младшей сестры Анны-Марии (к которой, кстати, уже юношей испытывал половое влечение). Как-то, когда он был с отцом в Барселоне, тот попросил сына купить лепешек и дал ему денег. Через некоторое время Дали-младший вернулся с двумя пустыми свертками. На вопрос, где же лепешки, мальчик спокойно ответил, что «избавился от них, потому что ему не нравится желтое» (существует довольно распространенное мнение, даже в кругу психиатров, что больные шизофренией «на дух не переносят» желтый цвет).

В школу мальчик пошел крайне неохотно. Во-первых, он не желал менять привычную для него обстановку тотального обожания со стороны женщин. Во-вторых, Сальвадор в принципе не хотел подчиняться отцовской воле. В начальных классах ребенок ровным счетом ничему не выучился. Тогда-то и начались его «скитания» из одного учебного заведения в другое. Но толку не было никакого, так как Дали повсюду вел себя как отъявленный лоботряс.

Лет с 14-ти, в период полового созревания, юноша отпустил себе волосы, крал косметику матери, густо покрывал лицо рисовой пудрой, подводил карандашом глаза и брови, кусал губы, чтобы они были яркими. Окружающие не понимали его, но он ничуть не расстраивался из-за этого, а, наоборот, кичился своей непохожестью. Свободное время Дали заполнял чтением Ницше, Вольтера, Канта, которые и вдохновили его на стихосложение (позже Дали будет утверждать, что как писатель он лучше, чем как художник, и относиться к своей литературной деятельности не менее серьезно, чем к живописи).

Когда Сальвадору исполнилось семнадцать, от рака умерла его мать. Детство закончилось. Отец отправил его в «Студенческую резиденцию», где когда-то одним из директоров был Франсиско Гойя. Именно там юноша познакомился с Федерико Гарсиа Лоркой, который стал его близким другом. В будущем Дали напишет портреты Лорки, они будут вместе путешествовать и даже поселятся в доме Сальвадора. Именно тогда сестра Дали влюбится в Лорку, но тот откажет ей, предпочтя иметь в любовниках Сальвадора.

Через четыре года после смерти жены отец Дали женился повторно — на бывшей жене своего брата. Дали счел это предательством. Так родилась одна из самых первых его художественных аллегорий, основанная на истории Вильгельма Телля, которого Дали превратил в Эдиповою отца, желающего уничтожить своего сына. Дали возвращался к этой теме на протяжении многих лет.

Если же говорить о таланте Сальвадора Дали как художника, то он проявился очень рано. Еще в четырехлетием возрасте у ребенка сформировалась привычка рисовать на скатерти и на краю детской кроватки. Удивительно то, что малыш, когда начинал рисовать, полностью погружался в это занятие и концентрировался на нем в течение долгого времени, что само по себе необычно для столь юного возраста. В возрасте семи лет мальчик увидел бюст Наполеона и стал буквально одержим этим образом («эту модель я выбрал для себя — короля»).

Как-то в классе, где рисовали с натуры, Дали развлекался, обстреливая модель катышками из глины. Когда мирно сидящий натурщик обнаружил, кто именно валяет дурака, он спустился с возвышения и резко сказал Дали: «Послушай-ка, а ты знаешь, что ты — сукин сын?» На что Дали невозмутимо ответил: «Ну да, это я уже знаю». Натурщик был настолько удивлен, что возвратился на свое прежнее место и снова принял нужную позу.

Однако, несмотря на свой очевидный талант, в 1926 г. Дали был исключен из «Резиденции». Причиной послужили постоянные стычки с преподавателями и его подстрекательство к беспорядкам в среде студентов. Хотя к этому времени на его счету уже была первая персональная выставка (в ноябре 1925 года в Галерее Делмо в Барселоне), которую публика и критика встретили благосклонно.

Тем не менее, учеба в Мадриде позволила ему познакомиться с людьми, которые оказали большое влияние на всю его жизнь. Один из них — Луис Бунюэль, ставший на пол века одним из самых почитаемых в Европе кинорежиссеров-авангардистов. В 1929 г. Бунюэль пригласил художника в Париж для работы над сюрреалистическим фильмом, где собирался использовать образы, «выловленные» из собственного бессознательного. Фильм назывался «Андалузский пес». Сегодня эта картина, снятая для того, чтобы задеть за живое буржуа и высмеять крайности авангарда, считается классикой сюрреализма. Среди самых шокирующих кадров есть знаменитая и часто цитируемая сцена, которую придумал Дали: глаз человека разрезается пополам лезвием бритвы. Разлагающиеся ослы, которые мелькали в других сценах, тоже являлись частью вклада Дали в работу по созданию фильма.

После первой публичной демонстрации фильма в «Театр дез Урсулин» Бунюэль и Дали стали знаменитыми. Два года спустя после «Андалузского пса» вышел «Золотой век», который критики приняли с не меньшим восторгом. Но потом он же и стал яблоком раздора между Бунюэлем и Дали: каждый утверждал, что его вклад в работу над фильмом больше, чем другого. Однако, несмотря на споры, их сотрудничество оставило глубокий след в жизни обоих художников и способствовало тому, что Дали окончательно стал на путь сюрреализма.

Большинство сюрреалистов того времени, таких как Андре Массон, Макс Эрнст и Хоан Миро, исследовали собственное подсознание, освободив разум от рационального контроля и позволив мыслям свободно и бесконтрольно «всплывать на поверхность», словно мыльные пузыри, без какой-либо последовательности. Это процесс получил название «автоматизма» и нашел свое отражение в создании сугубо абстрактных форм, которые представляли собой «слепки» бессознательных образов.

Подход же Дали был иным. Он рисовал образы, привычные для человеческого разума: людей, животных, здания, пейзажи, но часто сливал их, под диктовку собственного сознания, в гротескной манере, так что конечности превращались в рыб, а туловища женщин — в лошадей. В какой-то мере его манера напоминала сюрреалистический автоматизм письма, когда знакомые в ежедневном общении слова выстраиваются в предложения без каких-либо правил и ограничений, чтобы выразить «свободные», не «обработанные» сознанием, идеи. Впоследствии Сальвадор Дали назовет свой уникальный подход «параноидально-критическим методом». Как утверждал художник, он освобождался от подсознательных образов, словно сумасшедший. Возможно, он был не далек от истины, ведь его художественные образы так похожи на зрительные галлюцинации больных шизофренией.

Закончив работу над «Андалузским псом», художник вернулся домой в Кадакес, чтобы поработать над новой выставкой своих картин, которую согласился устроить осенью парижский торговец картинами Камиль Гоэманс. Сюжеты большинства картин были навеяны сложными проблемами сексуальности самого Дали и его противоречивым отношением к родителям.

В «Великом мастурбаторе» изображенная на полотне голова — это вариант скалы на побережье Кадакеса, вырастающей из массивной глыбы. Шея переходит в женскую голову, чьи губы стремятся к неясным гениталиям мужчины. Его окровавленные колени наводят на мысль о совершенном кровопролитии, возможно, кастрации. Эта картина стала вехой в творчестве Дали. В ней чувствуется и его постоянная озабоченность сексом (Сальвадор боялся женщин, но все же испытывал к ним влечение), и страх насилия, и чувство вины. На картине также присутствует нагромождение скал, которые будут сопровождать его на протяжении всего творчества, и такой типичный для Дали образ, как саранча — одно из насекомых, населяющих его кошмары. Чуть ниже женской головы находится цветок белой лилии, чей желтый пестик в форме фаллоса вырастает из мягких бледных лепестков. Для Сальвадора Дали это была глубоко личная картина, навеянная его собственным бессознательным.