50 знаменитых чудаков

Представительница седьмого поколения Суворовых, графиня Фелицитас фон Ностиц, сохранила в памяти все, что ей рассказывали о великом предке родители, даже мелкие курьезы из его жизни. «Я выросла с анекдотами о Суворове, – признается она. – Всем известно, что Суворов был чуть-чуть чудаком. Помню, папа мне рассказывал, что мой далекий предок кричал «ку-ка-ре-ку» перед началом битвы. Возможно, это ему помогало выигрывать сражения…» И это не анекдот. Перед каждым штурмом полководец издавал победный петушиный крик и вместе с солдатами шел в бой. Он и сам внешне чем-то был похож на шустрого щуплого боевого петушка, и даже дерзкий хохолок волос на голове напоминал петушиный гребень. Впрочем, разве важно, что кричать перед боем и как молиться, лишь бы бог войны был на твоей стороне. В известном анекдоте Ростопчина говорится, что однажды, в ответ на недоумение рассказчика, Суворов следующим образом объяснил свое кукареканье: «Поживи с мое, закричишь курицей».

Менее чем через два месяца после битвы при Фокшанах, 11 сентября 1789 года, тот же русско-австрийский отряд в новом сражении на реке Рымник разгромил 100-тысячную армию турок под командованием самого великого визиря. Тогда, разглядев ужасные лица янычар, Суворов приказал солдатам «не смотреть бусурманам в лицо, а колоть их прямо в грудь». Союзники признали главную заслугу Суворова в этой грандиозной победе, добытой малой кровью. Император Иосиф I пожаловал герою «графское Римской империи достоинство», а принц Кобург с тех пор называл его своим «великим учителем». Фактически победы Суворова предрешили исход русско-турецкой войны, и на него буквально посыпался дождь наград. Он получил бриллиантовые знаки уже имевшегося у него ордена Св. Андрея Первозванного, новую золотую шпагу с бриллиантами и с надписью «Победителю Верховного Визиря», орден Св. Георгия 1-й степени, а также титул графа «с наименованием Рымникский». Позднее ему были пожалованы бриллиантовые эполеты и перстень, а также должность шефа Фанагорийского гренадерского полка.

Теперь России нужна была победа, которая заставила бы Оттоманскую Порту первой искать мира, отказаться от агрессивных планов. Без взятия последней янычарской твердыни – крепости Измаил – о победоносном завершении войны нельзя было и думать. Суворов лично руководил подготовкой к штурму, так как, осмотрев сооружение, сообщил главнокомандующему: «Крепость без слабых мест». Он обучал солдат и казаков штыковому удару, «атаковал» огромные валы, сооруженные по его приказу возле села Сафьяны по образцу тех, которые предстояло взять. Турки были настолько уверены в неуязвимости Измаила, что на суворовский ультиматум о сдаче гордо ответили: «Скорей Дунай остановится в своем течении и небо упадет на землю, чем сдастся Измаил».

В течение двух дней крепость подвергалась ожесточенной бомбардировке из 600 орудий. 11 декабря 1789 года войска подошли к Измаилу, и к четырем часам пополудни крепость была очищена от турок. В рапорте главнокомандующему Суворов писал: «Не бывало крепости крепче, не бывало обороны отчаяннее обороны Измаила, но Измаил взят… Солдаты мои проявили массовый героизм, забыв чувство страха и самосохранения». Великий полководец, понимая, что за любую победу щедро заплачено солдатскими жизнями, всегда подчеркивал их бесстрашие и самоотверженность. Когда же при свидании с главнокомандующим Потемкиным тот спросил: «Чем могу наградить тебя, Александр Васильевич?», то получил неожиданный ответ: «Кроме Бога и матушки государыни, меня никто не может наградить – я не купец и не торговаться с вами приехал». Этот ответ оскорбил Потемкина, и они расстались очень холодно. Возможно, поэтому Суворов, рассчитывавший на звание генерал-адъютанта, его не получил, а был произведен в подполковники лейб-гвардии Преображенского полка, полковником которого была сама Екатерина II. Кроме того, в его честь была выбита настольная медаль. Позже полководец признавался: «Чувствую непрестанно, что я за Измаил худо награжден, сколько ни философствую».

Следует отметить, что великий полководец в отношении наград был очень щепетильным. Он всегда отмечал солдатские заслуги, но не выпрашивать же награду самому себе, тем более зная, что ты ее достоин. Императрица же зачастую щедро жаловала людей недостойных. Суворовские анекдоты той поры рисуют фельдмаршала остроумным, немного фрондирующим мудрецом – рассказывают, что Суворов не раз намекал Екатерине, что «пора бы ценить генералов за их полководческие, а не мужские, достоинства…». Но сказать, что Александр Васильевич был часто несправедливо обойденным, трудно, потому что Екатерина II благоволила к нему. Однажды после учений, на которых она присутствовала, императрица обратилась к Суворову с вопросом, чем его наградить. Вся эта шумиха не нравилась Александру Васильевичу. Он не видел ничего замечательного в продемонстрированном им своем обычном строевом учении; в то же время для него было ясно, что больше всех успеют нажить капитал на успешных маневрах сам Потемкин и облепившая его туча прихлебателей. В этих условиях предложенная награда не радовала его, и на вопрос Екатерины он дал столь типичный для него, чисто эзоповский ответ:

– Давай тем, кто просит, ведь у тебя и таких попрошаек, чай, много. – И потом добавил: – Прикажите, матушка, отдать за квартиру моему хозяину: покою не дает.

– А разве много? – недоуменно спросила императрица.

– Много, матушка: три рубля с полтиной, – серьезно заявил Суворов.

Екатерина ничего не ответила на эту выходку; деньги были уплачены, и Суворов с важным видом рассказывал:

– Промотался! Хорошо, что матушка за меня платит, а то беда бы.

Впрочем, уезжая из Новороссии, государыня пожаловала злоязычному полководцу драгоценную табакерку, усыпанную бриллиантами.

«А я за гулянье получил табакерку с 7 тысячами рублей», – иронически писал он об этом.

Но подарки царицыны Суворов все же ценил. Так, однажды зимой Екатерине доложили, что полководец разъезжает по Петербургу в одном мундире (иные говорят – в старенькой шинели). Императрица подарила фельдмаршалу дорогую шубу. Впредь Суворов продолжал расхаживать в одном мундире, а вслед за ним шел офицер, несший в руках шубу. Вступая в покои императрицы, Суворов делал офицеру знак, и тот набрасывал шубу на плечи фельдмаршала.

Любимец Екатерины князь Потемкин долго видел в Суворове невзрачного и недалекого чудака. Он всячески старался унизить его перед императрицей. В «Загробных записках» князя Н. С. Голицына был описан один из таких случаев. Однажды Суворов был приглашен к обеду во дворец. Занятый разговором, он не касался ни одного блюда. Заметив это, Екатерина спросила его о причине. «Он у нас, матушка-государыня, великий постник, – ответил за Суворова Потемкин, – ведь сегодня сочельник, он до звезды есть не будет». Императрица, подозвав пажа, пошептала ему что-то на ухо; паж ушел и через минуту вернулся с небольшим футляром, в котором находилась бриллиантовая орденская звезда. Императрица вручила ее Суворову, прибавив, что теперь уже он может разделить с нею трапезу.

А вот что мы находим в сочинении Д. Н. Бантыш-Каменского «Биография князя Александра Васильевича Италийского, графа Суворова Рымникского, 3-го генералиссимуса». Екатерина Великая, «желая вывесть Потемкина из ошибочного его мнения об уме Суворова, присоветовала ему подслушать их разговор из соседней комнаты. Удивленный необыкновенным остроумием и глубокомыслием Рымникского, князь Таврический упрекнул его, зачем он с ним не беседует подобным образом. – “С царями у меня другой язык”, – отвечал Суворов».

Авторы анекдотов выражали веру общества во всеведение Суворова. Чудачества экстравагантного полководца нужно было объяснить практическими умыслами. Полководец Суворов был цельной личностью, посвятившей себя одному делу – защите Отечества. Авторы анекдотов пытались связать чудачества Суворова с его великой миссией. А необычайное превращение недалекого, на первый взгляд, чудака, в некоторых анекдотах – даже солдафона в мудрого собеседника ученой императрицы или гениального стратега и тактика, составляющего план сражения, стало одним из центральных сюжетов суворовской мифологии. В волшебные превращения верили охотнее, нежели в право великого человека на странное, отличное от общепринятого, поведение.

Но за свое отношение к Потемкину Суворов все же поплатился: за несколько дней до официальных торжеств в Петербурге по случаю взятия османской твердыни главнокомандующий откомандировал Суворова в Выборг. Последующие полтора года выдающийся полководец занимался строительством оборонительных сооружений в Финляндии, в то время как на юге страны завершалась русско-турецкая война. В одном из писем он с отчаянием писал: «Баталия мне покойнее, нежели лопата извести и пирамида кирпичей». Во Франции бушевали революционные волнения, и легендарный Суворов обращался к императрице: «Матушка, пошли меня на французов!» Но все его просьбы и рапорты оставались без последствий. Лишь когда в Польше вспыхнуло восстание Т. Костюшко и возникла угроза разгрома русских войск, вспомнили о непобедимом графе Рымникском. Екатерина направила полководца в мятежную Польшу, сказав: «Я посылаю в Польшу две армии. Одну – из солдат, другую – графа Суворова».