56-я армия в боях за Ростов. Первая победа Красной армии. Октябрь-декабрь 1941

В ходе расследования сложившейся ситуации специальными комиссиями выяснилось, что с поля боя вынос раненых, как правило, производился своевременно. Правда, «были случаи, когда на поле боя раненые оставались по 12 часов, но в основном это было из-за губительного огня противника: раненые сами отказывались ползти и предпочитали дожидаться вечерней темноты». Из батальонных и полковых эвакуационных пунктов вывоз также производился своевременно, а главные «пробки» возникали на дивизионном уровне — в 424-м медсанбате 353-й стрелковой дивизии, 425-м медсанбате 343-й стрелковой дивизии и других медсанбатах. Особенно тяжелое положение сложилось в 429-м медсанбате 347-й стрелковой дивизии, где одновременно скапливалось сразу до 700 раненых.

429-й медико-санитарный батальон (командир — врач 2-го ранга В.А. Фокин, комиссар — старший политрук Г.М. Меретяков) обслуживал 347-ю стрелковую и 62-ю кавалерийскую дивизии, 16-ю и 78-ю стрелковые бригады, частично 64-ю и 70-ю кавалерийские дивизии. До 1 декабря он располагался в станице Ольгинской, а затем передислоцировался в Чалтырь, в здание МТС, где было сосредоточено около 100 раненых. Они не имели ни медицинского обслуживания, ни питания, находились в холодном помещении около 2 суток. В домах в Чалтыре к моменту прибытия медсанбата уже находились раненые и больные без соответствующего питания и медицинского обслуживания в течение 3—4 дней. Питались они только за счет населения. 429-й медсанбат эвакуировал раненых и больных в полевой передвижной госпиталь, располагавшийся в музыкальном училище по улице Энгельса в Ростове-на-Дону, и 3 декабря перебрался в Синявку. Здесь в 6 домах находилось до 200 человек без медицинского обслуживания и питания в течение периода до 12 суток. Медицинскую помощь оказывала им женщина-фельдшер, проживавшая в Синявке. Больные и раненые находились на станции и в момент захвата ее немецкими войсками.

С 4 декабря 429-й медсанбат испытывал постоянные затруднения при эвакуации. По обращению командира ему был передан дополнительный транспорт — санитарная машина, автобус на 12 сидячих мест и полуторка. 6 декабря медсанбату выделили дополнительно ЗИС-16 на 12 сидячих и 4 лежачих места, а затем еще 12 полуторок. Но весь транспорт удовлетворял потребности в эвакуации лишь на 20 процентов. Так и не эвакуировано осталось из-за нехватки транспорта 38 процентов раненых. Когда же медсанбат перебрался в Недвиговку к 200 раненым, располагавшимся в Синявке, добавилось еще 450 человек. Все они располагались в совершенно не приспособленном для этого и слабо отапливавшемся помещении, лежали прямо на холодном паркетном полу, плохо питались. Легкораненые самостоятельно, поодиночке или небольшими группами, добирались в Ростов — на расстояние в 40 км, без питания^{189}.

Только с 7 декабря был пущен первый поезд, что облегчило транспортировку раненых, которых до этого приходилось перевозить только автомашинами и конным транспортом. Эти поездки стали непростым испытанием и для водителей, не говоря уже о раненых. Военный шофер Г.Ф. Токарева отмечает: «Это запомнилось очень. Очень тяжелые поездки были… Зимой, вот когда освободили Ростов, начали возить с Самбека. Зимой, гололед, а там столько оврагов было, так трудно было подниматься, приходилось цепи на машину цеплять. Ужасно тяжело было».

«Заторы» возникали и в самом Ростове-на-Дону, где в период с 2 по 10 декабря в отдельные дни одновременно скапливалось свыше 3 тысяч раненых при недостаточном количестве госпиталей и коек в них. Лишь благодаря вмешательству командования армии удалось ликвидировать «пробку» 13 декабря в Синявке и Чалтыре, а 15 декабря закончить эвакуацию раненых из села Крым и других населенных пунктов. В целом с 3 по 15 декабря было отправлено из Батайска и Ростова 28 военно-санитарных поездов с 13 523 ранеными и 8 «летучек» с 1482 ранеными, всего — около 15 тысяч человек^{190}.

Значительные потери в личном составе были связаны и с неподготовленностью частей и соединений к боевым действиям в полевых условиях при низкой температуре. В изданном еще 5 декабря приказе по тылу Южного фронта № 00143 обращалось «особое внимание на профилактические мероприятия против обмораживания». В данной связи указывалось на необходимость «тщательно проверить наличие необходимого количества жиров и обеспечить ими все подразделения армии. Изжить случаи разбазаривания теплых вещей, предназначенных для укрытия раненых, закрепив их за автомашинами и возложив на водителей судебную ответственность за утрату имущества. Максимально сократить расстояние между этапами санэвакуации, а где это невозможно, использовать перевязочно-питательные пункты».

Санитарной службой фронта был разработан, распечатан типографским способом и направлен в войска целый ряд инструктивных и методических рекомендаций по профилактике и лечению обморожений в частях и соединениях^{191}. Соответствующие распоряжения принимало и командование 56-й армии. С 6 декабря армейскому интенданту было приказано «выдать всем частям из расчета: на 1 чел. по 20 г растительного масла и по 20 г комбижира для приготовления предохранительной мази от обморожения. Санитарной службе частей немедленно приступить к изготовлению указанной мази, руководствуясь инструкцией санитарного отдела армии, и выдать ее личному составу, разъяснив способ употребления».

Но личный состав ряда частей и соединений 56-й армии к наступлению декабрьских морозов так и не получил необходимой теплой одежды и обуви. В приказе по тылу 56-й армии № 035 от 6 декабря 1941 г. отмечалось, что «занаряженное для 56-й армии теплое обмундирование ожидается только к концу месяца. Армия, используя внутренние ресурсы, смогла снабдить части и соединения не полностью, но при правильном распределении полученного из армии теплого обмундирования его достаточно, чтоб одеть людей и не допустить прозябания людей». В этих условиях командование армии пыталось максимально эффективно использовать хотя бы имеющиеся «внутренние ресурсы».

Проверкой было установлено, что «отпущенные армией теплые вещи осели главным своим количеством в тылах частей и соединений и не дошли до людей, сидящих непосредственное окопах. На работниках тыла можно видеть одновременно одетыми полушубки, ватные телогрейки, валенки, шерстяные носки, свитера, теплое белье, в то время как на людях, находящихся в окопах, этого ничего нет». Командарм приказал «пересмотреть распределение теплых вещей в частях, подразделениях, соединениях в первую очередь, полностью обеспечить теплым обмундированием людей, находящихся в окопах, и только после этого разрешаю обеспечить тыловых работников и людей, работающих в помещениях». При необходимости армейскому интенданту поручалось «изъять теплые вещи во всех тыловых организациях армии».

Однако эти «реквизиции» не могли спасти личный состав частей и соединений армии, находившийся несколько суток подряд в продуваемых всеми ветрами приазовских степях на морозе на необорудованных позициях, без отапливаемых блиндажей и землянок. Всего за неделю, с 7 по 13 декабря, только в 353-й стрелковой дивизии было обморожено 103 человека. В секретном приказе войскам Южного фронта № 0159 от 22 декабря 1941 г. такие случаи объяснялись «недостаточной разъяснительной работой, проводимой среди личного состава частей, отсутствием наблюдения со стороны командного состава за применением профилактических средств против обморожения и совершенно недопустимой бездеятельностью со стороны медсостава». Своей ответственности в этом командование фронта, обрекавшее части и соединения на безуспешные атаки на морозе, не видело.

Следует отметить, что и противнику приходилось нелегко в условиях русской зимы, пусть и на юге. Еще в условиях наступления на Ростов письма, отправленные немецкими солдатами своим товарищам, близким и родным, полны упоминаний о русских морозах. «Вы не можете себе представить, как в России холодно, А еще только ноябрь», — восклицал П. Шлегельмильх. «Заснуть мы не могли от мороза. Ты можешь себе представить, когда ночью нужно спать на открытом воздухе», — вторил ему Э. Шютте^{192}.