7 проз

И тогда он снова вспомнил свой тревожный сон и понял, что казавшаяся губительной темнота была, на самом деле, счастливой подсказкой, моделью спасения. Последнее, отчаянное усилие мысли вспыхнуло надеждой; только теперь Борхеса осенило, что его враг живет постольку, поскольку он, Борхес, дает ему жить: поскольку глаз отражает и преломляет свет. За миллиметр до небытия Борхес догадался, что должен ослепнуть. Он вложил в этот жест все силы, всю жажду земной жизни и всю неготовность к иной, все свои озарения и знания, все ценности библиотек, галерей и музеев; он смог. Вязкая темнота затопила зрение. Зеркальная хватка ослабла и исчезла совсем. Борхес был слеп и свободен.

Он упал спиной на ковер, хватаясь руками за вечную черноту. Он лежал и смеялся так громко, как не смеялся никогда в жизни.

Лев Толстой

МУЖИК И ЗЕРКАЛО

Быль

В Южной Америке случай был. Было у мужика в хозяйстве зеркало. Поутру мужик любил в него поглядеться, а потом шел корму скотине задать да в поле работать. Жил мужик бобылем, в доме держал только кошку. Зеркалом, однако, сильно дорожил. Соседи меж собой смеялись - что за причуда, мол, зеркало в избе хранить. А мужик живет-помалкивает и все больше себе на уме.

Раз мужик проснулся, а кошки нет. Смотрит, кошка в зеркале сидит, молоко лакает. Пока пригляделся, а в избе уже ни топора, ни тулупа, ни книги, ни котелка - все добро мужиково в зеркале, да со двора коза с петухом в придачу. Мужик голову обхватил, потом нахмурился и погрозил кулаком зеркалу. А зеркало словно ухмыльнулось и потащило мужика за кулак. Мужик что есть мочи уперся, а уже одна нога в избе, другая в зеркале. "А видать, в зеркалах отображаться - до добра не доведет, - сообразил мужик, пропадая, видать, и впрямь дурная забава, вот чему жизнь-то учит". Собрал он все силы и выткнул себе оба глаза.

Пришли потом соседи. От зеркала одни осколки, на полу среди скарба мужик лежит, рукой наугад шарит и смеется без удержу, будто чего прозрел.

1994 - 2000, 1998

Пешая проза

Автор, преступно мало внимания уделяющий велосипедным и лыжным прогулкам, берет свое обильными пешими, стараясь при всяком удобном случае соединить эту страсть с художественным письмом и практической журналистикой.

ПРОГУЛКИ С КАРЛОСОМ К.

Смертие и бессмертие. Змейка

Многое упирается в вопрос о грядущей прикаянности-неприкаянности, успокоенности-неуспокоенности по ту сторону слов и вещей. "Предположим, ты чувствуешь, что ты бессмертен, - говорит дон Хуан, - решения бессмертного человека могут быть изменены, или о них можно сожалеть, или подвергнуть их сомнению". У бессмертного есть маневр, возможность переменить решение сколько угодно раз, если внутри бессмертия есть измеряемость в разах.

Такова разница между текстом и текздом. Текст - создан, сомкнут задней "т", заглушен - палец к губам - заднепроходным "тс". Когда на фоне структуралистского словоупотребления спорили о разнице между "произведением" и "текстом", была и такая точка зрения: текст - мертвая совокупность крючков на бумаге, произведение - крючки + одухотворение, испаряющийся от крючков смысл делает произведение на измерение шире. Но "измерение" - окаянная метафора, мистическое допущение. В случае текзда можно чисто конкретно говорить, что он на измерение больше текста, поскольку совокупность крючков в нем не ограничена крышкой истории: я могу вносить в них переполох хоть задним, хоть диагональным числом (как говорил один литературный герой, описывая линию, соединяющую вершину треугольника с серединой противоположной стороны: "Ученые остроумно называют эту линию биссектрисой").

Текзд бессмертен: даже если капризный автор запатентует окончательный вариант, никто не помешает скучающему Тютькину скопировать файл из Сети, заменить в нем "орла" на "Комсомольск-на-Амуре" и запустить лодочкой по паутине. Известен такой издательский казус - пару лет назад "Вагриус" выпустил в свет нарытый по архивам филологами Фельдманом и Одесским "полный вариант" романа "12 стульев": дескать, сначала в журнале печатался вариант с словом Троцкий, а потом цензура заставила много кусков убрать, а вот вам правильный текст. Ну что тут... Я как раз именно тогда (когда книга вышла) тоже сочинял роман. Скоро выйдет, но дело не в этом. А вот в чем: фамилию одной актрисы, например, я убрал из текста по требованию тогдашнего издателя романа, а название одного города по требованию тогдашней своей жены. И еще много чего сделал с текстом под нажимом с разных сторон. И хотя издатель уже не мой, и жена тоже, я бы очень не хотел, чтобы грядущие Одесский и Фельдман нашли случайно исходный старый файл и объявили бы его "полной редакцией". В каком виде я подписываю книгу в печать - дело моих отношений с совестью и институциями, а никаких не филологов. Они отнеслись к текзду как к тексту: вот, дескать, истинный вариант. Это я говорю со стороны, так сказать, морально-нравственной и юридической. Но изнутри тела словесности филологи как раз поддержали механизм текздомашинерии: ну, вот так может выглядеть этот роман... Только надо правду писать: не "полный" вариант, а "вот такой".

Читатель уже понял, что подоплека болтовни - банальная боязнь смерти. Как бы хочется верить, что в гробу так запросто дело не заканчивается, что дальше еще что-то хоть как-то да есть. С другой стороны, за антропоморфность держаться не приходится: и так уже многие части тела на зависть стабильно болят. Вот и пекутся румяные симулякры: душа в лире, текзд в эфире... Тьфу!

Просто всякий того хочет, чего у него нет. Смертный стремится к бессмертию: герой эпоса ладит подвиг, чтобы забраться в кувшин памяти народной, в патоку контекстуального бессмертия. У бессмертного цель смерть. Он жаждет вычеркнуться из памяти поколений, суетится, делает гадости - все прочь, в тунь. Храм (это Герострат вспомнился) должно сжигать, чтобы оказаться забытым, однако прыг-приборы работают наоборот.

"Например, сегодня мы поймали змейку, - говорит дон Хуан.
– Я извинился перед ней за то, что прервал ее жизнь так окончательно и внезапно. Я сделал то, что сделал, зная, что и моя собственная жизнь будет прервана однажды так же внезапно и окончательно".

Черное и белое. Крик бабочки

"Никогда ничего не носи в руках, - учит дон Хуан.
– Купи рюкзак".

"Но я хожу в пиджаке, - ропщет Карлос, - глупо носить рюкзак поверх пиджака..."

Дон Хуан щадит Карлоса, не уничижает европейские представления о лепости и нелепости (хорошо об этих представлениях в "Левиафане" Акунина: японец поражается, как европейцы суют в карман платок с соплями - в то время как они возмущены его привычкой сморкаться в салфетку).

"Надевай пиджак поверх рюкзака, - говорит дон Хуан.
– Пусть лучше люди думают, что ты горбат, нежели чем..."

Чем? От идеи прямого скелета отвратило открытие, сделанное Ароном Лернером (Йель) в 1959 году: он обнаружил, что в той чакре, что расположена между бровями (третий глаз) и где притаилась считавшаяся рудиментарной дурью шишковидная железа, производится некий мелатонин, гормон, близкий серотонину, который, в свою очередь, очень похож на вещество, полученное из ржаного зерна, зараженного грибком спорыньи, а потом синтезированного под поэтическим именем лизергинового синтетического диэтиламида.

Что есть пафос прямохождения? Возможность безупречного прохождения энергий корней и крон сквозь физическое тело. Но ценность ментального сквозняка уступила место тромбу третьего глаза. Тело должно искривиться, стать теллом, чтобы силовые линии засбоили в районе верхней чакры. Хтоническая витальность закручивается в шишковидной железке в тавтологию, в отрицание трансцендентальноеTM.

Ее успешно отрицает негр, черный человек. Он специалист по сжиманию энергий и выстреливанию их в горизонталь: шибче всех бегает стометровку, круче всех выполняет боксовый хрясь кулаком, в длину прыгает раза в два дальше белого. Среди прыгунов в высоту негров до смешного мало. Небель недолюбливает вертикаль. Ей неведом штанговый спорт. Преуспевая в баскетболе, она подчеркивает правило от противного: взмывая вверх, негр тут же компенсирует несвойственный жест: вколачивает шар вниз.

Делов-то всех только и есть, что в цвете. Черный - закрытость, непроницаемость. Белые одежды и белое тело разомкнуто архетипу дерева: босая ступня сосет энергию из земли, босая макушка открыта энергии космоса... Я упрямо хотел быть негром долгую штуку лет и влачил себя мимо времени согбенным знаком вопроса. Теперь я хожу к мануальному терапевту Козлову М. Ю., он пытается переконвертировать знак моей спины в многоточие хотя бы. Почему я так стал? Может быть, захотелось быть белым ввиду актуализации в России патриотического дискурса, может быть, кончился постмодернизм и неохота уже отрицать трансценденцию, может - надоела боль в спине. Мануал Козлов складывает меня на красный снаряд по имени "Анатомотор", пристегивает ремнями, и снаряд делает меня туда-сюда с натяжкой, выдавливая из телла лишнюю "л".