76-Т3
Шрифт:
Чтобы без потерь дотянуть до следующей раскачки, треугольник был вынужден провести чрезвычайное заседание и принять меры.
В ЖИЗНИ НАДО СРЫВАТЬСЯ
Зингерман нагнетал знания по динамике твердого тела. Формулы были такими длинными, что не хватало доски. Рудик, Нынкин и Климцов уже полчаса, сложив ладони рупором, манили к себе Бондаря по очень важному делу. Новичок никак не мог подловить момент для безнаказанной передислокации. Наконец, воспользовавшись тем, что механик увлекся длинным, как бычий цепень, алгоритмом вывода формулы ускорения Кориолиса, Бондарь форсировал проход
— Ты ведь у себя в Туле занимался дискотеками. Давай организуем здесь, — шепнул Рудик.
— Насчет финансов поговори с Фельдманом, — дополнил Климцов. — Надо успеть к Новому году. Пунтуса рядом не было. Нынкин поленился напрягаться и не сказал ничего.
Исполнительный Бондарь пошел к Фельдману. После обеда Фельдман замещал председателя профкома и отвечал за финансы. Бондарь бросил на него ретроспективный взгляд и потребовал денег на закупку аппаратуры. Услышав сумму, которую запросил дискжокей, Фельдман пришел в ужас:
— Ты понимаешь, что говоришь! На такой капитал можно всему потоку материальных помощей навыписывать! Все это заманчиво, я бы даже сказал прогрессивно, но не по карману нашему профкому! Половину — куда ни шло… а столько?! Я даже не знаю… — Фельдман торговался как частный предприниматель. На него иногда находило. Он начинал считать себя хозяином всего профсоюзного имущества и наличности. Симптомы деловитости проявлялись в нем все с большей силой и грозились перерасти в хроническое неуважение к простому люду.
Привстав на цыпочки, Фельдман бродил из угла в угол, то и дело закладывая руку за спину. Постоянное стремление стать повыше, как в прямом, так и в переносном смысле, привело к тому, что он научился перемещаться по плоскости на кончиках пальцев без всяких пуантов. Он проделывал это совершенно незаметно для окружающих, только походка стала пружинистой и крадущейся. С помощью столь незатейливой уловки в модернизации фигуры Фельдман прибавил три сантиметра в прямом смысле и ни вершка в переносном.
Сошлись на половине. Бондаря это устраивало, он заведомо завысил требуемую сумму вдвое, и вышло как раз то, что нужно.
Под дискоклуб профком отвел «аквариум» — стеклянный параллелепипед, притиснутый к торцу главного корпуса. По проекту помещение задумывалось как студенческое кафе, но было пущено под бельевой склад. Если бы не Татьяна, неизвестно, смогли бы перетащить в подвал расползавшееся в руках тряпье. Бондарю пришлось пообещать ей место внештатной официантки. Не сейчас, к весне.
Забелин вызвался быть мастером по световым эффектам.
Вскоре дискоклуб «Надежда» был готов к пробному приему посетителей. Объявление гласило: «По причине небезразмерности зала приглашаем не всех желающих. Билеты в профкоме. За справками никуда не обращаться».
Перед распродажей билетов Бондарь приказал Фельдману:
— Распространяй по принципу равного представительства. Чтобы дам было столько, сколько мужиков. Иначе будет провал.
— Хорошо, — сказал Фельдман и запустил в ход свой обычный трюк. В результате основная часть билетов разошлась по блату. Поток просителей не кончался. Фельдмана брали за кадык. Несмотря на изворотливость, он не мог обеспечить очередь длиною в коридор.
— Вас же пять тысяч, а зал вмещает всего полсотни!
– объяснял он и трусился. Он не выполнил указание Бондаря по паритету полов и опасался, как бы жизнь не сделала на талоне его совести очередного
Немало почитателей увела «Надежда» у «Спазмов» своим дебютом. Мелодии, от которых раздувались стекла «аквариума», были немножко громоподобнее, чем те, что возделывали Бирюк с Гриншпоном на своем музыкальном участке.
— АББА? Нет? Значит, Бонни М, — угадывал Пунтус, поправляя очки.
— Бонни М? Нет? Значит, АББА, — вступал в разговор Нынкин через полчаса.
В окрестные магазины завезли елочные украшения. Новым годом пахнуло более свежо и остро. Остатки неяркого декабрьского света пробивались в 535 сквозь призму бутылок в межрамном пространстве и рассыпались по стенам всеми цветами побежалости.
— Подлетаем к проксиме Центавра, — комментировал Решетнев, поглаживая разноцветные отсветы напитков на иллюминаторах. — С музыкой вроде наладили. Чтобы сочельник был действительно звездным, необходимо решить проблему женщин на ночь. На новогоднюю ночь, — сделал он вид, что поправился.
— Пусть Мурат смотается в педыню, — надавил Рудик.
— Слышь, мушкетер, как там у тебя дела с Нинелью? Пригласил бы ты их, что ли, всех сразу…
На такой вопрос Мурат мог ответить только письменно. Он не вникал, что за чувство возникало к Нинели. Просто загонял в мыло пару-тройку таксомоторов в день, чтобы видеть подругу из неродственного вуза непрерывно. Если свиданию мешала тренировка, направлял любовь на противника и изрешечивал его рапирами.
Ковалентная связь пединститута с Муратом установилась во время производственной практики. Немножко негритянка, Нино была с причудами. Она числилась на пятом курсе иняза, и никакой учительницы из нее уже явно не получалось. Разговаривала с Муратом только по-английски. Ему ничего не оставалось, как по подсказке Бирюка пойти на кружок дессидентов, где Карпова готовила старшекурсников к защите диплома на английском.
Защита диплома на иностранном языке — это стопроцентная защита, уверял Бирюк. Многие защищались на различных наречиях, чтобы не провалиться на русском. В дипломной комиссии в таких случаях сидят две половины — с кафедры языков и с профильной. Первая половина никогда не слышала про турбины и даже под страхом смерти не сможет отличить диффузор от конфузора. Другая — ноль в языках. Десять минут бормотания перед комиссией — и ты дипломированный специалист.
Зоя Яковлевна стала приглашать горца в гости, чтобы свести с золотушной дочерью. Мурат за хорошо сервированным столом оставался верен Нинели. Исправно съедал первое, второе, отвечал на вопросы о кавказском житье-бытье и удирал в сторону пединститута.
Через день Мурат доложил о выполнении комсомольского поручения. Чтобы не утомлять акцентом, мы приводим здесь авторизованный подстрочник:
«Все нормально. Почти все педагогши не у дел. Двоих завербовали на праздник в технологический, троих, не помню, то ли в Дом офицеров, то ли в Дом инвалидов. Остальные свободны. В новогоднюю ночь им светит пост и сухой паек. Приглашение приняли с визгом и были согласны на любые условия. Мы можем привезти всю группу, загорелась самая трескучая!»