8 марта, зараза!
Шрифт:
Грустно улыбаюсь:
— Подурнела?
— Напротив, — говорит он, и у меня внутри всё вибрирует от полузабытых низких чуть рокочущих нот в его голосе, — похорошела. Так, что глаз не оторвать. — Он скользит по моей фигуре, и мне бы расслабиться, потому что понять главное ещё невозможно, но Гектор умудряется выдать невероятное: — Ты ждёшь ребёнка?
Испуганно вскидываю на него глаза и инстинктивно прикрываю рукой ещё плоский живот:
— Как ты догадался?
Коле, вон, тест под носом не помог.
— Свет, Алла, — произносит он с каким-то трепетом и странным сиянием
Дыханье перехватывает. И это Гектор, который считает чувства и эмоции розовой чушью, говорит такие тонкие сакральные слова?
Но он усмехается и почти ехидно переспрашивает:
— Поверила?
Трясу головой, отгоняя наваждение: поверила ведь!
— Правильно, что поверила. Всё так и есть. Но ответ, на самом деле, куда банальнее — я уже давно взломал твою зарплатную карту и могу отследить каждую транзакцию. И отлично помню, что пару дней назад ты купила тест на беременность. А дальше дебит с кредитом очень просто сходится.
Зла не хватает! И теперь я уже задыхаюсь от злости.
— Ты… ты… ненормальный… Маньяк… Зачем тебе это?
И он отвечает просто и печально:
— По некоторым банковским операциям можно понять, насколько безнадёжно я тебя потерял…
Псих! До сих пор ещё следит за мной! Никак не может отпустить! Да уж, портить жизнь можно по-разному — даже незримым присутствием.
— Насмотрелся, понял — уезжай, — резко говорю я. — У меня другой мужчина и скоро будет ребёнок. Не ломай мне жизнь!
— Да я и не собираюсь, — отвечает он. — И сейчас уеду, только помогу тебе отнести эти сумки.
— Обойдусь без помощников! — взрываюсь я, хватаю уцелевший пакет и тут же айкаю от того, как ручки больно впиваются в пальцы.
— Алла, — когда Гектор говорит с таким пугающим спокойствием, по позвоночнику продирает холодком, — ты беременна! Тебе нельзя таскать тяжести! Я не позволю.
— Ты мне не указ! — фыркаю я, вскидывая голову, и обхватывая второй пакет другой рукой (меня аж перекашивает от тяжести). — Уйди с дороги!
— И не подумаю, — отвечает этот наглец, складывая руки на груди, — пока ты не поставишь сумки обратно, и я их не заберу.
— Я не поставлю! Мне не нужна твоя помощь! — невольно повышаю голос и замечаю, что соседки, которые вышли выгулять собачек — две всезнающие старушки — навостряют уши, чуя отменное шоу. Нечасто такие в нашем спокойном спальном районе. Зато какой повод для сплетен на ближайшие недели!
Гектор почти рычит:
— Ну что ж, не хочешь по-хорошему — будет по-плохому.
И шагает ко мне.
4(2)
Гектор почти рычит:
— Ну что ж, не хочешь по-хорошему — будет по-плохому.
И шагает ко мне.
Я не успеваю вскрикнуть и вообще как-то защититься как он… легко подхватывает меня на руки. И это притом, что я с двумя тяжелючими пакетами. Коля и меня-то саму еле-еле поднимает, хотя во мне-то всего сорок пять килограмм. Поэтому я уже почти забыла это ощущение невесомости
и парения, когда мужчина несёт тебя. Это чертовски приятно, но… Мне же нельзя.Я замечаю, как бабульки, ослабив поводки своих собачонок, склоняются друг к другу и перешёптываются.
Крантец! Теперь стану поводом для сплетен.
Гектор решительно идёт к подъезду, несмотря на мои ёрзанья и попытки вырваться.
— Отпусти меня немедленно! — шиплю я рассерженной кошкой.
— Нет, — отрезает он и шепчет на ухо: — Меня заводят боевые котята.
Спорить с Гектором — всё равно, что пытаться переубедить танк. За три года я успела об этом забыть.
Он взбегает по ступенькам подъездного крыльца и отрывает входную дверь. Домофонов у нас нет — народ живёт не той категории. У всех каждая копейка на счету. Мы входим в подъезд, и кое-кто морщит свой классический нос.
— Ну и вонь! Как вы здесь живёте?
Гектор — патологический чистюля. В те моменты, когда он не на задании, конечно. Одежда всегда с иголочки, на ней ни пылинки, ни соринки. В кабинете, насколько помню, стерильный порядок. У меня ещё сохранились воспоминания, как он распекал клининговую компанию, приходившую в нашу квартиру, — девчонки плакали. Он не выносит грязь, беспорядок, дурные запахи. Поэтому сейчас в его глазах почти ужас от вида ободранных и помалёванных панелей, облупившейся штукатурки и паутинных занавесей на окнах лестничной площадки.
— Алла, — он поднимается со мной на руках на первый этаж — из подъезда сюда ведёт лестница в двадцать ступеней, — так не пойдёт. Нельзя в таких условиях растить ребёнка.
Я закатываю глаза — о том, какой он зануда, я тоже успела забыть. И что мир делится на обычных людей и…Гектора.
— У нас в доме пять мамаш с грудными детьми. Растят же как-то.
— Мне плевать на других мамаш, они — не моя зона ответственности.
— А я — твоя?
— Да, ты — моя, — и это «моя» из его уст звучит так собственнически, что я на время даже теряюсь. Но потом всё же решаюсь спросить:
— Почему?
— Потому что, Алла, я — твой первый мужчина. Твой отец вручил тебя мне чистую и невинную. Мужчина ответствен за свою женщину.
…и невыносим! Где он только нахватался этого махрового домостроя?
— Ты уже не мой мужчина, а я — достаточно большая девочка, чтобы самой отвечать за себя.
Гектор только презрительно хмыкает:
— Я вижу, как ты сама отвечаешь: беременная таскаешь сумки, живёшь в трущобе, одета слишком легко для нынешней погоды. Зашибись, ответственность. О чём только твой муженёк думает?
— Он не знает, что я беременна.
— А что так? — интересуется Гектор, и я чувствую, как он напрягается: должно быть, разговоры о моей беременности задевают его.
— Положила ему под нос тест, а он не понял, что это такое, — признаюсь честно.
— Чушь, Алла! В наше время не существует мужчин, которые не знают, как выглядит тест на беременность и что означают две полоски на нём, — припечатывает этот всезнайка. — Точно так же как нет девственниц, которые бы не были сведущи в теории секса. Для этого нужно жить в полном информационном вакууме.