8 марта, зараза!

Коля гадко довольно улыбается, явно понимая намёк, — он давно уламывал меня на минет. Но после единственного неудачного опыта с Гектором, я не жаждала пробовать то действо ещё раз. А Гектор потом даже не заикался о подобном.

Боже! И сейчас Коля мне в рот… Нет-нет-нет…

Я не выдержу, мне надо что-то делать. Что-то чего я не хочу, но у меня нет другого выхода.

— Постойте, — бормочу я, — вам же нужны деньги?

Мои насильники притормаживают, переглядываются. Алчность борется с похотью. И мне сейчас на руку то, что алчность побеждает.

— Ты знаешь, где взять? — оживляется Коля, даже отпуская мою ногу.

— Д-да, — киваю. — Можно позвонить Гектору. Он поможет. Он всегда мне помогал.

— Думаешь? — уточняет Коля, доставая из моей сумочки телефон. — Ты же говорила: он уехал навсегда.

— Так и есть. Но ему же не надо приезжать. Он просто переведёт вам деньги.

— Окей, — вклинивается Юрка, — если этот твой Гектор, — как я понимаю, тот самый бывший богатей? — Коля ему кивает, подтверждая, — переведёт нам деньги за то, чтобы мы не трогали твои дырки, мы, так уж и быть, те отпустим…

Я не верю им. Но у меня нет выбора. Киваю.

Нужно попробовать. Это последний шанс.

— Как он у тебя в контактах? — спрашивает Коля, шерстящий телефонную книгу в моём гаджете.

— Его нет в контактах. Когда я уехала, что удалила все контакты.

— Как же мы позвоним?

— Я помню наизусть, — диктую цифры, Коля набирает, а я молюсь, чтобы Гектор остался верен своей педантичности и не сменил номер.

— Алла? — значит, не сменил! Его чуть хрипловатый баритон будто укутывает сейчас в бархат моё исстрадавшееся тело.

Коля нажимает громкую связь и прикладывает телефон мне к уху.

Я плачу горько-горько, вспоминая, как, буквально несколько часов назад, Гектор шептал мне невероятные нежности и носил на руках.

Острое чувство невосполнимой потери сжимает сердце. Как же я сглупила, оставив его! Ведь мама оказалась права — никто больше не любил меня, так, как он. И сейчас я чувствую эту любовь — яркую, сложную, настоящую. О такой только мечтают. А у меня она была.

— Гектор… — шепчу, всхлипывая.

— Алла, что происходит? — голос абсолютно спокойный, а раньше в нём бы звучала тревога.

— Гектор… они… они…хотят…

— Алла, быстрее и чётче, — строго чеканят на той стороне, — у меня мало времени.

— Они хотят меня изнасиловать! — выпаливаю я, захлёбываясь рыданиями.

Повисает пауза. Я пытаюсь понять, что он думает по его дыханию.

Но оно ровное.

— Кто? — наконец, спрашивает Гектор.

— Мой муж и его друг, — хнычу в трубку.

В ответ раздаётся презрительное фырканье.

— Мне нет дела до ваших ролевых игр.

— Это не игра! — кричу в отчаянии. — Они тут, оба… Они сделают это.

— Алла, — строгий ответ, — ты сама попросила меня не вмешиваться в твою жизнь. Я пообещал и привык держать слово. Так что, извини. У меня самолет.

И… отбивает звонок.

Вот так просто.

Господи, я уже и забыла, каким он бывает бессердечным.

Два монстра оборачиваются ко мне — на их мерзких мордах разочарование и жажда мести.

Они уничтожат меня. Разорвут на куски. Разотрут в порошок. И никто не придёт мне на помощь.

Я кричу, так громко, как только способна, вкладывая в этот вопль всё отчаяние, весь страх, всю боль…

Будто мой крик может остановить неизбежное.

4(6)

Входная дверь у нас старая, хлипкая, ещё деревянная. На металлическую Коля так и не расщедрился. И вот сейчас она просто разлетается в щепы, падает, сорванная с петель от резкого удара.

И когда оседает пыль, прорисовывается высокая фигура в чёрном. Он сжимает пистолет. И смотрит… таким взглядом можно забивать гвозди. Я его уже вижу, а Коля с Юрой ещё не оглядываются. Юрка вовсю лапает меня.

И только голос, ледяной, от которого по стенам бежит изморозь, заставляет их обернуться.

— Убери. Лапы. От. Моей. Женщины. — Чеканит Асхадов.

И меня накрывает дежа вю — пять лет назад он вот также стоял посреди родительской квартиры и направлял оружие на насильников. Такой же прекрасный и совершенный, будто ангел мщения. Тогда я влюбилась в него до звёзд в глазах.

Сейчас — улыбаюсь сквозь слёзы. Снова люблю — только ещё ярче, пронзительнее и настоящее. И злюсь. На себя. За то, что не поверила в него. За то, что по-прежнему не знаю его. За то, что не поняла: те слова он мог сказать только в одном случае — если уже стоял за дверью. И была наказана за неверие.

— Эй, чувак, ты вообще кто? — хорохорится Коля, хотя явно видно, что напуган не на шутку. — И почему вваливаешься без стука?

— Я постучал, — спокойно отвечает Гектор и кивает на лежащую на полу дверь.

Коля нервно икает.

А вот Юрка бычится, выпячивает грудь, сжимает нож, которым срезал с меня одежду, и буром прёт на Гектора:

— Ты чё такой борзый!

Он пытается напасть, но Гектор вырубает его парой приёмов — очень техничных, отточенных, чётких, как в кино.

Когда Юра в отключке падает на пол, у Коли начинает трястись нижняя губа:

— Мужик-мужик, я понял, ты крутой. Забирай её, — кивает на меня. — Только не убивай, пожалуйста, не убивай.

Канючит, воет, утирает сопли рукой.

— Немедленно развяжи её, — указывает на меня, и Коля кидается выполнять. Руки дрожат, он не может справится с узлами, помогает себе зубами, бормочет: «Щаз-щаз-щаз»…

А мы с Гектором смотрим друг на друга. И от его взгляда — ласкающего, тёплого — отступает боль и в затёкших руках, и в ударенной голове. Слишком сильно счастье и понимание: спасена! Снова спасена! Им!

Спасибо, что не послушался.

И не надейся.

Коля кое-как распутывает меня, руки безвольно падают вдоль тела.

Гектор убирает пистолет и бросается ко мне, подхватывает на руки, сажает на диван, убирает волосы с лица…

Мне так хочется его обнять, прижаться и не отпускать.

Но Коля, заметив, что мы заняты друг другом, тихой сапой движется к выходу. Гектор замечает его попытки, поднимается во весь рост, возвышаясь над беднягой на целую голову.