90-е: Шоу должно продолжаться 13

Да нет же, черта с два!

Сэнсей всегда был тем человеком, которого я воспринимал как друга и наставника что ли. Не самого, может быть, близкого, в силу разных городов. Просто он не был «моим птенцом», как я думал про «ангелочков». Но точно был тем человеком, которому я бы точно помог спрятать труп.

Ну да, ну да. Тот самый мем, от которого меня неизменно бомбило. «Настоящий друг — это тот, кто поможет тебе спрятать труп». И начинается измерение линейкой всех окружающих друзей на «настоящесть». Подготовил ли пилу, есть ли у него три пакета… Корявая история. Настоящий друг — это не тот, кто тебе что-то там должен. Настоящий друг — это тот, которому ТЫ поможешь спрятать труп.

И вот сейчас я смотрел на Сэнсея и понимал, что вот он как раз и есть тот человек.

И что пофиг мне, сколько там прибыли извлечет из него хитрожопый и оборотистый Василий, и достанется ли из этого потока хоть что-нибудь мне.

Но вот в чем я точно был уверен, так это в том, что Василий в дело Сэнсея включится со всем возможным рвением.

— Ты замолчал, — прервал повисшую паузу Сэнсей. — Сложные мысли?

— Уже нет, — покачал головой я и подмигнул. — План все еще остается в силе. Ты сейчас идешь в спальню, накрываешься одеялом и засыпаешь. А утром я довожу тебя до Василия и оставляю вас наедине. Обсуждать проценты, рабочие часы и прочие важные и нужные вещи.

— А ты? — спросил Сэнсей.

— А меня уже ангажировала Наташа, у нее там какая-то сумасшедшая идея, которую нужно срочно-немедленно обсудить, иначе мир рухнет, — засмеялся я.

— Ты же понимаешь, что я тоже в деле? — серьезно спросил он. — Люблю сумасшедшие идеи и все такое… А то у меня создалось ощущение, что ты… как бы это сказать? Пытаешься от меня отделаться.

— Как раз наоборот, — улыбнулся я. — Ты сегодня уже задевал тему денег и дружбы. Я все взвесил и понял, что ты мне больше нравишься другом, а вовсе не курицей, несущей золотые яйца. Так что буду не против, если всю прибыль из твоей сложной жизненной ситуации извлечет Василий. А я буду втягивать тебя в сумасшедшие идеи, трепаться о высокой философии на кухне и заниматься прочими вещами, которыми обычно занимаются друзья. Как-то так, если по-простому.

— Я ведь уже говорил, что в тебе есть что-то демоническое, да? — Сэнсей расправил плечи и расслабленно откинулся на спинку стула.

* * *

— Луна-парк сюда приезжал, — сказал Бегемот, пиная валяющийся на дорожке фантик. — Мне лет семь тогда было, что ли. Или меньше…

— Да, точно, — Света остановилась рядом со статуей пионерки с собакой. Почти целой еще, только рука отломана. — Жвачки «Педро», комната страха. Конфетки эти странные, кисленькие.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Наташа.

— Серьезно? — удивился Бегемот. — Мне кажется, что в луна-парке тогда вообще все были! У нас весь двор туда точно ездил, и пацаны, и девчонки. И взрослые тоже, хоть и делали вид, что только из-за детей сюда едут!

— А, понятно, — Наташа хмыкнула. — Меня в такие места не водили никогда.

— А я там колечко выиграла, — Света погладила пальцем ствол старого дерева, на котором когда-то давно вырезали ножом «Любка+Сережа». Здесь явно раньше стояла скамейка. Но в этот раз ее или не вынесли со склада. Или увезли в какое-то другое место. — Там был такой аттракцион, где нужно было шарики бросать. Много шариков сразу. Они попадали в лунки с номерами, а потом ведущий смотрел, что выиграла эта комбинация. Обычно были пакетики вот с теми самыми квадратными кисленькими конфетками или жвачка. Но там еще стояли игрушки всякие. А мне выпало колечко с розовым камешком. Мне все девчонки во дворе завидовали. До сих пор дома хранится…

Парк «Юбилейный» от нашего «Буревестника» был совсем даже недалеко. Пацаном я там неоднократно был, и среди моих тогдашних друзей этот парк котировался выше остальных. Он был здоровенный, диковатый, там было полно укромных полянок и непролазных джунглей. Ну и карусели всякие тоже были, не без того. Только вот этой весной он так и не открылся. Карусели так и остались стоять неподвижно, их даже на зиму никто не потрудился законсервировать. Никто не озаботился всякими мероприятиями и народными гуляниями на праздники. В общем, забросили его. И, насколько я знаю, таким он и простоит до начала двухтысячных. Заново за него возьмутся уже где-то в две тысячи десятом только. Вернут ему былую славу, блеск и величие.

— Жутковато тут, — сказал Бегемот, когда мы дошли до перекрестка двух асфальтовых дорожек, рядом с которыми была клумба с еще одной скульптурной композицией в центре. Тут было три пионерки. И пострадали они гораздо больше, чем та, первая. Так что может третья пионерка — это вовсе даже пионер. Просто макияж им нанесли одинаково вульгарный, кто-то постарался и раскрасил статуи в духе, так сказать, падших женщин. Помада красная, глаза до ушей, чулки сеточкой.

— Ой, я тебя умоляю! — скривилась Наташа. — Ты еще вспомни всякие рассказки про то, что по ночам здесь статуи ходят по дорожкам и пьют кровь случайных прохожих.

— Я не слышал ничего такого, — Бегемот на всякий случай убрал руку от одной из статуй. И сделал шаг назад.

— Серьезно? — Наташа посмотрела на него своими инопланетными глазами, и губы ее едва заметно дрогнули. — А между прочим, это правда! У нас один препод жил на Глушкова, а мама его — на старых Черемушках. И ему удобнее всего было ходить к ней и от нее через парк. Однажды она ему позвонила поздно вечером, что-то ей плохо стало. Он подорвался и побежал. А уже темно было, парк тогда еще закрывали на ночь. Он через забор перелез, потому что обходить получилось бы очень долго. А там на заборе табличка висела «Проход через парк в ночное время опасен для жизни». И вот на этом самом перекрестке слышит он детский голос: «Дяденька, проводи меня к выходу, я потерялась!» Он смотрит, а там девочка-пионерка, вся белая, будто ее мукой обсыпали. Ему стало девочку жалко, он говорит: «Ну ладно, пойдем, только быстрее, а то я к маме тороплюсь…»

Наташа остановилась и критически осмотрела открывшуюся нам площадку со сценой и лавочками. Эстрада была жизнью побитая, конечно, но на вид вполне целая. Доски не сгнили, даже краска еще не совсем облупилась.

— А дальше что было? — нетрепеливо спросил Бегемот.

— Что дальше? — Наташа посмотрела на него недоуменно. Потом хлопнула себя по лбу ладошкой. — А, дальше! Ну, его сожрали, конечно. Вот те три пионерки. А утром, когда дети пришли в парк кататься на каруселях, они увидели, что у всех трех красные-красные губы. Вот как сегодня.

Последнюю фразу Наташа произнесла таким тоном, будто размышляла она вовсе не о судьбе несчастного препода, сожранного кровожадными пионерками, а прикидывала, подойдет эта вот парковая эстрада для ее идеи или нет.

— Это правда была такая история? — Бегемот опасливо оглянулся на оставленную за спиной скульптурную композицию.

— Блин, Дюша, ну конечно же нет! — выдержав паузу, прыснула Наташа. — Я только что все придумала.

— Наташа, блин! — с облегчением выдохнул Бегемот. — С тобой не соскучишься…

— Да и вообще сейчас день, так что не бойся, статуи пионерок боятся солнечного света, — немного подумав, добавила она. — Видишь, даже мамаши с колясками их не боятся.

Бегемот снова напрягся, но потом мы все вчетвером рассмеялись. Заставив вздрогнуть мамочку, катившую мимо нас своего малыша.

— Вообще я вас по делу сюда позвала, а не страшные истории рассказывать, — заявила Наташа и решительно направилась к сцене.

Глава 4