90-е: Шоу должно продолжаться 14

Я присел на край стола, слушая рассказ Астарота. Он продолжал болтать, иногда разгоняясь до торопливой почти неразборчивости, помогал себе, махая руками. То голос его начинал звучать степенно и размеренно, будто он каждое слово обдумывал. Жан записывал. А я смотрел то Астарота, который остался только в промокшей насквозь от пота футболке с самодельной надписью «Ангелы Сатаны». Памятной еще с самого начала. У меня самого была такая же, но я ее… Кажется, я ее тогда Кирюхе отдал. То переводил взгляд на Жана, который спешно записывал чуть ли не каждое слово за Астаротом. То смотрел на стеллаж с кубками и вымпелами. Награды юношеского «Локомотива». И подумал: «Награда ведь не становится менее ценной из-за того, что у кого-то есть другая, круче?»

Но отвечать я сам себе не стал. Вопрос повис в воздухе посреди как будто пустой в этот момент головы.

В какой-то момент я понял, что Астарот начал повторяться, и рассказ его пошел по второму кругу.

— Так, остановитесь! — я помахал руками между Жаном и Астаротом. — Я вам на всякий случай напоминаю, что вокруг нас с вами сейчас происходит настоящий, всамделишный рок-фестиваль. Книга — это, конечно, хорошо. Но давайте вернемся в реальность!

— А? — хором встрепенулись оба-двое.

— Пойдемте колбаситься, говорю! — засмеялся я. — «Ангелы» уже отстрелялись, но это же не значит, что нужно весь остальной концерт пропустить, сидя вот тут. Жан, ты услышал все, что хотел?

— Да! — быстро закивал он, прижимая к себе исписанный блокнот. — Саня, спасибо, что согласился!

— Мне надо грим стереть, — Астарот встал и заглянул в огрызок зеркала, висящий на стене. — Блин, жесть какая!

* * *

Известные группы сменялись неизвестными. Драйвовый скрежещущий металл — этническими свиристелками. Концерт длился и длился. Солнце давно уже закатилось, но здесь, на стадионе, все было залито ярким мечущимся светом. Что-то шло по плану, а что-то с накладками. Заминку с заменой вышедшей из строя группы никто, кажется, даже и не заметил. Мы успели и поорать со своей вип-трибуны, и спуститься в толпу на стадион. Я даже в какой-то момент осознал себя посреди толпы, держащим Еву на своих плечах.

А потом мы снова выдыхали на своей вип-трибуне, пили херши, воду и пиво. Снова орали охрипшими уже голосами. Потом я выдал Астароту подзатыльник, чтобы он не орал, ему еще выступать и выступать. Он возмутился, но послушно закрыл рот. И дальше показательно махал рукам, поджав губы. Раз сто, наверное, я крутил в голове мысль, что я уже слишком стар для всего этого дерьма. А потом вскакивал и мчался отплясывать на резиновой дорожке стадиона вместе с другими такими же скачущими и орущими подростками.

К моменту выхода на сцену Сэнсея и «Цеппелинов» я успел трижды потерять и обрести обратно голос, выучить и снова забыть десяток каких-то безумных кричалок, донести незнакомую девушку, подвернувшую ногу, до передвижного травмпункта и даже, кажется, наговорить что-то в камеру прямого эфира.

— Спасибо, Новокиневск! — раздался из всех динамиков громкий шепот Сэнсея. И я понял, что голос у меня опять есть. Хотя минуту назад был убежден, что сорвал его теперь уже окончательно. Но нет, надо же!

И мы снова обнимались, пели хором вместе с Сэнсеем, а потом суматошно искали зажигалки, чтобы пополнить огоньками в своих руках звездное море, колышущееся в чаше стадиона…

А потом мы шли по ночной улице, растянувшись шумной вереницей. Я держал в руке влажную ладошку Евы. Когда встречался с ней глазами, чувствовал, как меня накрывает волна нежности. Ее коса растрепалась, белая рубашка завязана узлом под грудью, а аристократично-бледные обычно щеки заливал румянец. Первыми в нашей веренице топали «ангелочки», которые всей гурьбой тащили на руках над головами хохочущую Надю. Она совершила стратегическую ошибку, и пришла сегодня в новых туфлях. И закономерно к концу вечера ходить без слез уже не могла. А замыкающими колонну шли Жан с Ириной. Чуть приотстав что-то активно обсуждали, радостно размахивая руками.

«А нас немало… — подумал я. — И это еще нет рядовых журналистов журнала „Африка“, актеров и сотрудников „Генератора“. Хех…»

Колонну я обогнал уже на территории завода. Чтобы открыть входную калитку в наш клуб.

Внутри было тихо и темно. На секунду мелькнула в голове дикая мысль, что мне все приснилось. Что сейчас включится свет, а тут все как было — монтажные столы, хлам всякий свален, разруха заброшенного цеха, все такое. Но это было помутнение только на секунду. Неудивительное, впрочем, в реальность сегодняшнего дня вообще было чертовски сложно поверить. Меня несколько раз накрывало этим вот: «Только бы не проснуться на самом интересном месте!» Я даже сам себя за руку щипал периодически, чтобы убедиться, что я в самом деле не сплю. И это я сам по доброй воле прыгаю, ору, подпеваю и качаюсь, обнявшись то со знакомыми, а то с какими-то совершенно левыми людьми.

— Как здесь тихо… — шепотом сказала Наташа. И кажется ее шепот было слышно даже под потолком.

Глава 8

— Подождите! — вскочила со своего места Света. — Дайте я тоже скажу!

Гомон и смех затихли, снова воцарилась тишина. Все посмотрели на Свету, и она тут же смутилась.

— Ой, я только хотела… Блин, теперь мне неудобно! Я вот вообще не умею на публику выступать, зачем полезла?! — Света зажмурилась и попыталась снова сесть.

— Нет-нет, теперь уж говори! — опередил меня Астарот, подскочил к Свете и удержал ее в вертикальном положении. — Давай сегодня каждый что-нибудь скажет, все-таки особенный день…

— А чего это только сегодня-то особенный? — возмутился Бельфегор. — У нас каждый день особенный!

— Боря, помолчи! — Ева отвесила Бельфегору шутливый подзатыльник. — Да, Света, давай, жги! Какая же тут публика? Это всего лишь мы, твои друзья!

— И мы тебя любим! — подключился Бегемот. — Особенно я люблю, конечно!

Он тут же покраснел до кончиков ушей.

Все снова засмеялись, потом замолчали.

— В общем, я хотела сказать… Ребята, это так здорово, что вы у меня есть, — Света глубоко вдохнула и зажмурилась. — Знаете, я же в рок-клубе давно очень работала, но там все было как-то по-другому. Совсем не так душевно, мне все время казалось, что я какая-то активистка пионерская или что-то вроде того. Я делала вроде все то же самое, следила, чтобы все документы были в порядке, и чтобы… В общем, как-то так получалось, что я когда к кому-то подходила, они так на меня смотрели, ну… Как на муху назойливую что ли. Вроде как, они тут все творческие люди, а я лезу в их хрустальный внутренний мир со своей скучной администрацией… А теперь все совсем по-другому. Я… Блин, ребята, я пару дней назад так устала, что у меня даже засыпать получалось с трудом. А сейчас вот мы с вами собрались вместе, и я, мне кажется, уже готова горы свернуть. Бумажные, ха-ха… Блин, я не знаю, как бы это сказать… Мы с вами — это какое-то чудо из чудес. Вот. Я даже не представляла, что такое бывает! Все, Саша, можешь меня отпустить, я сказала, что хотела.

— Светик, ты офигенная! — Астарот порывисто обнял Свету и чмокнул в макушку. — А остальные просто дураки, что этого не понимали!

Астарот выпил не то, чтобы особо много. И не то, чтобы его прямо как-то особенно развезло. Просто он находился в состоянии какой-то эйфории, совершенно для себя нетипичной. Он со всеми обнимался, громко и много говорил, признавался в любви к месту и не к месту. Так трогательно!

Все заговорили разом и принялись чокаться стаканами. Я потянулся к тарелке с неровно порезанным пирогом. Как-то вдруг понял, что мой молодой растущий организм от всей сегодняшней буйной активности чертовски проголодался.