90-е: Шоу должно продолжаться 14

А мысль так и повиснет в голове, пришпиленная отмазкой «подумаю об этом после фестиваля».

Тогда я вообще остановился. Хрень, реально. Мне же в самом деле не девятнадцать, как Вове-Велиалу, чтобы я отмахивался от каких-то там проблем. Пора додумать мысль, прийти на ее счет с самим собой к единому мнению и как-то… стратегию что ли выработать.

Под развесистым тополем, пушащимся белыми сережками, стояла старая массивная лавка. Когда-то предназначенная для созерцания фонтана. Сейчас от фонтана в крохотном скверике остался один бортик, но скамейка на месте.

Я сел, закинул ногу на ногу, покачал кроссовком.

И принялся изо всех сил думать. Ну, в смысле, накидывать в голову мыслей по обозначенной тетей Мартой проблеме.

Мусора на эту тему, кстати, как выяснилось, в моих воспоминаниях хватало.

Память услужливо подбросила разные эпизоды.

Пьяные откровения Кирюхи, моего давнего хорошего приятеля, которого болезненный развод размазал по стене буквально, и тот мне в пьяном философском настроении выдавал наставления никогда не жениться, потому что чертов штамп в паспорте превращает любимых женщин в стерв.

Вот на встрече с однокашниками зашел разговор про жизнь семейную, и все наперебой принялись делиться своими… гм… проблемами.

А вот мой школьный приятель Андрюха решил сделать девушке, с которой они уже год вместе жили, предложение. Кольцо купил, ресторан, все дела. Встал на одно колено при всем честном народе… Ну, любовь же у них, все хорошо, вот романтический жест во все поля. Сейчас, мол, она умилится, скажет счастливое «Да!» И весь ресторан будет рукоплескать. А она посмотрела на него странно и говорит: «Ты сбрендил что ли? У нас же нормально все, какая свадьба, на хрен?!»

И расстались они через месяц, в общем. Он не смог ей простить вот этого вот прилюдного позора, вынес ей мозг, она тоже в долгу не осталась. Короче, не задалась семейная жизнь.

Подвыпивший мужичок плюхнулся на другой конец лавки без приглашения. Кепончик на затылке, в руке — бутылочка пивасика, на лице — неожиданная для девяностых улыбка. Он даже вроде мотивчик какой-то мурлыкал себе под нос.

— Что нос повесил, пацан? — подмигнул он и сделал глоток пива из бутылки.

— Пааапрашу! — я важно поднял палец. — Не повесил, а серьезную мысль думаю!

— У тебя, значит, есть мысль, и ты ее думаешь, — хохотнул мужичок. — Молодец, уважаю…

На несколько секунд мужик перестал улыбаться, лицо стало тоскливым. Даже где-то безысходным. Потом он снова посмотрел на меня.

— А мне вот домой надо, а я тут с тобой сижу, — сообщил он, обращаясь даже как будто и не ко мне вовсе. Потом все-таки посмотрел на меня, лицо его снова просветлело. — А у меня дочка вот твоих лет. Такая же лахудра. На фестиваль какой-то со скандалом сегодня упорола, мать бесится. Я ведь чего тут сижу-то? Домой приду, скандал будет, как пить дать! Надька ведь у меня — ух! — бой-баба. Чуть что не по ее, так она сразу…

Что именно «сразу» делает его Надька, мужичок не сказал. Глаза его тут же стали мечтательными, рот расплылся в улыбке.

— А что, девушка-то у тебя есть? — вдруг спросил он. — Я вот честно скажу, всегда спросить хотел, но мне как-то таких парней не попадалось. Чтобы вот волосы как у девок.

— Есть девушка, — кивнул я.

— А чего не женишься? — мужик тут же подался вперед, на лице азарт и энтузиазм.

Я фыркнул. Надо же, сговорились прямо!

— Я тебе вот что скажу, парень! — мужик принялся активно жестикулировать рукой с бутылкой. — Жениться надо! Не получится в первый раз, получится во второй. Потому что жена — она что? Она опора, друг, товарищ и… Хотел сказать брат, ха! Надо жениться! И все тут! А то девушка — она что? Хвостом круть! И умчалась. А ты останешься как дурак. С волосами своими!

Мужик засмеялся, довольный собой. Одним глотком допил содержимое бутылки и бросил ее в урну рядом с лавочкой.

— Домой мне надо, вот что! — сказал он, но не поднялся. Посмотрел на меня. — Надька меня ведь там ждет! Скандал будет!

Вот теперь он встал и двинулся из сквера к пешеходному переходу. На полдороге вдруг вернулся и протянул мне руку.

Я удивился, но ее пожал.

— Хороший ты парень! — заявил он. Снова развернулся и припустил рысцой к переходу, чтобы успеть на мигающий зеленый.

Я смотрел ему вслед. Хех, не иначе — знак судьбы. Такой вот, пьяненький, абсурдный. Какой есть.

В голову снова влезла мысль о том, что нужно с Евой обсудить этот вопрос, узнать ее мнение. А то вдруг в ее планы совершенно не входит замужество, а тут я со своим предложением… И вообще, как-то тупо же предлагать руку и сердце, потому что тетя Марта так сказала. Или вообще пьяный мужик на улице.

Тут я не выдержал и рассмеялся. Парочка старшего школьного возраста, мирно шествовавшая мимо скамейки, шарахнулась. Девушка что-то прошептала парню, и они резко ускорились.

— Ты, Вова-Велиал, фигню всякую думаешь, вот что, — сказал я сам себе вполголоса. — Обсудить, по полочкам разложить… Это что еще за скучная рационализация? Предложение — это же романтика, волшебство и цветы. Чтобы как в кино сказочном.

— А если она откажется? — спросил я у себя же, но другим тоном.

— Откажется — значит откажется, — философски заключил я. — Подарю букет первой встречной девчонке, зайду в случайный бар, возьму вискаря и нажалуюсь на жизнь бармену. Ну, как полагается в таких ситуациях…

На душе правда стало легко. Что я, в самом деле? Необязательно относиться к свадьбе с серьезным лицом тети Марты. Свадьба — это же весело! Это повод собрать друзей и родню и закатить празднование на весь Новокиневск и окрестности. С рок-концертом и танцами до рассвета.

Я решительно поднялся. Досада на тетю Марту, которая лезет не в свое дело, улетучилась. Сменилась на мысленное: «Спасибо, прицел поправил!»

Я ускорился и почти бегом помчал к «Фазенде».

* * *

Площадка перед входом сегодня была весьма многолюдной. Одна компашка курила, замкнув кружочек. На кучу битых кирпичей сидел парень с гитарой и неумело, но с энтузиазмом ее терзал. И несколько недорослей такого же вида ему активно подпевали и подхлопывали. Рядом с деревом обжималась парочка, еще несколько — прогуливались вокруг. В общем, тусовщики были везде — на островках травы посреди глинистого пустыря, на скамейках ближайших домов, на поребриках тротуара… Даже те, кто был на некотором отдалении, было понятно, что они тоже «наши».