90-е: Шоу должно продолжаться 7

— Ну, это нормально, — усмехнулся я, устроился с ней рядом и обнял девушку за плечи. — На самом деле, не худший вариант по нынешним временам.

— Да я даже не в том смысле, что это плохо… — сказала Ева, доверчиво прильнув ко мне. — Просто… я как-то привыкла думать, что папа такой наивный, к жизни не приспособленный. Рассеянный, после того, как мама… ну… Я всегда о нем заботилась. Думала, что он ранимый. А сейчас… Сейчас даже не знаю, что думать. Получается ведь, что все было наоборот. Он все это скрывал, чтобы меня не шокировать. Смешно. Как будто мы вдвоем танцевали осторожный танец, чтобы друг друга не обидеть. А на самом деле это было совсем не нужно.

— Люблю тебя, — сказал я, прижимая ее к себе еще крепче. Пожалуй, в первый раз вижу такую реакцию. Я был морально готов, что после признания отца она вспылит, устроит скандал, еще и мне по щам достанется за участие в заговоре молчания. Но ничего подобного не случилось. Положение вещей Еву явно удивило, даже, можно сказать, шокировало. Но за этим не последовало упреков и обид, даже мысленных. Ну, то есть, она выглядела чуть замкнутой и отстраненной, но не как человек, который лелеет собственные обиды. Даже как будто теплее стала относиться к отцу. Без этого вот: «ты меня обманывал все это время!»

— А ты… — Ева завозилась, устраиваясь поудобнее. — Ты видел, как проходят эти самые съемки?

— Нет, конечно, — я покачал головой. — Настолько далеко мое любопытство не простирается. Я всего лишь присматриваю за его актерами в свободное от работы время.

— Он попросил тебя мне ничего не говорить? — спросиля Ева.

— Ага, — кивнул я и поцеловал ее в макушку. Замер, все еще ожидая упрека. Ну не может же быть, чтобы было так все хорошо.

— Знаешь, мы в академии как-то обсуждали секреты и тайны, — задумчиво сказала Ева. — Получается, что тот человек, которому доверяют некий секрет, оказывается под гнетом двойной ответственности. За себя и того парня. И еще и виноватым перед теми, кому этот секрет не рассказал, хотя мог.

— Надо же, какие мудрые мысли у вас преподают, — удивился я.

— Да нет, это было не на занятии, — улыбнулась Ева. — Это мы просто так болтали, потом. Когда сидели в кафе после. Зашла тема о том, что хранитель тайны — персона со всех сторон уязвимая. И как бы он не поступил, все равно найдется тот, кто посчитает его виноватым.

— Но ты не считаешь? — уточнил я.

— Ни за что, — покачала головой Ева. — Получается, что тебе можно доверить тайну, и ты ее точно никому не расскажешь. Раз даже мне не рассказал про отца.

— Кстати, я же не спрашивал, — оживился я. — А как там вообще твои успехи? Поездка в Питер твои занятия не сильно нарушила?

— Ну, я только одно пропустила, — пожала плечами Ева. — И мне разрешили посетить один внесессионный семинар бесплатно. А вообще — хвалят. Говорят, что после второй сессии меня, возможно, возьмут работать на телефон доверия.

— А тебе самой как, нравится? — спросил я. — В том, что у тебя все получится, я не сомневался ни разу.

— Не знаю, — Ева отстранилась и посмотрела мне в лицо. Взгляд был серьезным. — То есть, в принципе, мне нравится, но кое-что смущает. Помнишь, я говорила, что у меня есть ощущение, что это секта? Наверное, я была все-таки неправа, но все равно… Знаешь, что меня немного настораживает? Вот прошло одно занятие. Мы там учились понимать значение взгляда. Ну, там, если человек смотрит вверх и вправо, то это человек думает о будущем или выдумывает. Вниз влево — проговаривает про себя ответ, прежде, чем сказать его вслух… И мы все вроде как все еще такие же новички, чтобы научиться это все моментальн срисовывать, нужны долгие тренировки. А все прямо сразу надуваются чувством превосходства. И как будто есть мы, и есть все остальные. И остальные эти по определению хуже и тупее.

— Эффект тайненького знаньица, — усмехнулся я.

— Что? — нахмурилась Ева. Но тут же лицо разгладилось. — А, ну да. Наверное. Мы знаем что-то, чего вы не знаете. Но ты же, например, знал про глазодвигтельные реакции?

— Нет, — признался я. Действительно, не знал, во всяком случае, меня специально никто этому не учил. Навык считывания с лиц был исключительно приобретенной штукой. Отточил, когда работал телохраном, а потом, когда стал директором, довернул и усугубил. Плюс — природная наблюдательность. Пожалуй, если сейчас меня взяться чему-то такому учить, то я стану чертовски тормозным. И то, что раньше доходило до меня за какую-то долю секунды, в время беглого взгляда, начнет шевелить скрипящие шестеренки в голове: «Таааак, он смотрит вправо и вниз, а это значит… Хотя стоп, для него же это лево как раз…»

— Но тебя ведь никто не заставляет так думать? — спросил я.

— Дело в другом, — серьезно сказала Ева. — Я всегда считала себя особенной. Единственной и неповторимой, и все такое. А сейчас как будто со стороны смотрю, как все вот так же считают. И мне… не очень.

— Ты и правда особенная, — сказал я, снова прижимая девушку к себе. — Единственная и неповторимая.

— Эй, Вовчик! Ты не спишь еще? — раздался из прихожей голос дяди Гоши. — Выходи давай, прощаться будем!

— Сейчас вернусь, — прошептал я Еве и вышел в прихожую. Дядя Гоша стоял у двери, уже полностью застегнутый и в шапке.

— Слушай сюда, — доверительно сказал мне он, когда я вышел. — С конопатым проблем быть не должно, он вроде паренек сообразительный, у него дома мамка одинокая и дом покосившийся, так что как только деньги почует, вцепится в работу, как миленький. А вот второй…

— Сева, — подсказал я.

— Ну да, Сева, — кивнул дядя Гоша. — Чую я, с этой маминой конфеткой мы еще хлебнем лиха. Так что приглядывай внимательно, он тот еще жук.

— Есть что-то, что я должен знать? — спросил я.

— Короче, этот Сева — дюже балованный, — хмыкнул дядя Гоша. — Батя у него — председатель колхоза, а мамка — какой-то там депутат. Отправили его в прошлом году в наш универ поступать, так он все деньги пропил, экзамен проспал, а сочинение написал такое, что его преподы друг другу как анекдот зачитывали. Мы ему отказать хотели, но он так умолял, так просил… В общем, веры этому парню нет, и ты приглядывай. Особенно слушай, с кем он по телефону сговаривается и о чем. Ходили слушки, что когда с экзаменов вернулся, он всех девок в деревне триппером наградил. Так вот нам такого допустить никак нельзя, ясненько?

— Понял, — кивнул я.

— Ну вот и ладушки, — дядя Гоша хлопнул меня по плечу. — Я там тебе в блокнот расписание их съемок сунул. Ну, на случай чего, ты понял, да?

— Да понял я, понял, — усмехнулся я. И меня опять разобрал смех. Триппером, значит. Блин, сходить что ли в кожвен, сделать копию с его карточки… Ну так, чисто для прикола. Не будущего шантажа ради, а так, просто.

Наташа всплеснула длинными руками и так резко села на край сцены, что показалось, что она рухнула. Ссыпалась, как скелет, из которого выдернули все «крепежи».

— Что-то не то! — сказала она, уперев в лоб оба кулака. — Чего-то не хватает!

— Да круто все выходит! — возразил Бес, опуская меч. — Мы раньше вообще так не заморачивались, просто мечами махали, и всем нравилось!

— Так потом мы еще и играть будем нормально, — неуверенно сказал Бельфегор. Который на репетиции просто стоял, чуть пританцовывая. А рот его обожаемого поливокса выполняли две поставленные рядом табуретки.

— Но ты же понимаешь, что что-то все равно не то! — Наташа резко повернулась к нему. — Будто чего-то не хватает. Мы вроде все правильно делаем, но получается скучно совсем.

— Мы вообще-то не клоуны, — сказала Эланор.

— А может, зря? — хмыкнул с места я.

— Что? — хором спросили все участвующие в театральном движе толкиенисты.

— Да так, подумалось, что если сделать чуть все шоу чуть безумнее, то может получиться что-то интересное, — я вскочил с первого ряда и запрыгнул на сцену. — Забрал у одного из парней меч, взвесил его в руке. — Бес, вот смотри, какая мысль… Если сначала всем прохожим сделать картонные маски такие плоские с нарисованными лицами. А когда один из них начинает биться с демоном и ему проигрывает, то сначала падает, а потом срывает маску с лица…