90-е: Шоу должно продолжаться 9

— Дюша, раз уж ты здесь, позови к нам Свету, — сказал я. — А то тут внезапно пара рабочих вопросов назрела…

— Ну вот нифига! — запротестовал Бегемот. — Вам, блин, волю дай, вы даже во сне свои рабочие вопросы будете обсуждать! У вас для этого есть офис, вот там и работайте! А сегодня мы новоселье празднуем!

— Блин, справедливо! — картинно вздохнул я. — В общем, Кристина, давай завтра в офисе обсудим все, лады?

— Если я часам к двенадцати приду, нормально? — спросила Кристина. — А то у меня утром есть пара дел еще…

— Годится, — кивнул я. — В четыре у нас там концерт, но мы успеем.

«Ангелочки» стояли на сцене без своей полной амуниции. Вариант «лайт», так сказать. Без рогов, крыльев и плащей, джинсы, футболки и кожаные жилеты проклепанные. А в зале «Буревестника» потихоньку собирался народ. Зрители в этот раз были необычные. Первые ряды кресел мы убрали, чтобы освободить место для колясок. И еще нам пришлось соорудить из досок импровизированный пандус, чтобы эти самые коляски могли заехать в кинотеатр.

Неоднозначные чувства у меня вызывало сегодняшнее мероприятие. Особенно по началу, когда стали съезжаться самые первые гости. По некоторым было сразу понятно, что они инвалиды — у них отсутствовали конечности, например. Кто-то пришел с сопровождением. А по кому-то было не очень понятно, чем именно этот человек болен. Я поймал себя на том, что стараюсь не смотреть на них. Иррациональное такое чувство, страшноватое. Хотелось сделать вид, что я чем-то страшно занят и нырнуть в глубокие подсобки, чтобы не видеть человеческой немощи.

Но поддаваться этому желанию я, конечно же, не стал. Тем более, что несмотря на свои недуги, наши сегодняшние гости производили впечатление гораздо более счастливых людей, чем многие из тех, кого несчастья обошли стороной. Они много улыбались. Шутили. Легко общались друг с другом. Кивали приветственно, когда ловили на себе твой взгляд.

И все это создавало удивительную такую атмосферу… Мне даже сравнить ее было не с чем, разве что…

У меня было одно детское воспоминание, про дом отдыха. Кажется, он принадлежал заводу, на котором отец тогда работал. Обычный такой советский дом отдыха, фанерные домики с комнатами на шесть кроватей, сортиры с дырками в полу, столовая со столами, как мне тогда казалось, до горизонта. Танцплощадка, на которую я в силу юного возраста, ни разу не попадал во время танцев. Пионерлагерь, только для взрослых. Делать мне там было решительно нечего, так что я почти все дни напролет торчал в бильярдной с мужиками. А они катали шары и разговаривали. О чем-то, вообще не помню, о чем именно. И у меня было очень похожее ощущение тогда. Вроде как, я не внутри этого дружелюбного сообщества, но приношу какую-то пользу. Шары из луз складываю на полочки.

Я встряхнулся, засмеялся и подошел к Грише, кресло которого стояло рядом со сценой.

— Вова, я хотел насчет микрофона с тобой поговорить, — сказал Гриша.

— А что не так с микрофоном? — нахмурился я. — Ты же уже выступал на этой сцене…

— Да нет, речь не обо мне, — махнул рукой Гриша. — Есть одна девушка, она очень талантливая, но наотрез отказывается петь в микрофон. Как ты думаешь, если она без него споет, это будет совсем плохо и не слышно?

Я повернулся к залу, в котором потихоньку рассаживались сегодняшние зрители. А возле главного входа суетились парни со здоровенной камерой. Надо же, телевизионщики с ГТРК. Молодцы, девчонки, у меня вроде была мысль, что неплохо бы это мероприятие в официальной прессе осветить, но я отвлекся на всякие другие дела. Но Ирина и Света и сами отлично додумались. Уверен, вон та элегантная дамочка — корреспондент «Новокиневской правды». А вот тот очкарик в клетчатом костюме — из местного приложения «Комсомолки». Да, точно, я его уже видел где-то…

— Думаю, это отличная фишка, Гриша, — сказал я. — Ты просто попросишь зал затихнуть и послушать. Можно даже свет выключить и свечи раздать…

— Свечи? — Гриша задумался. — А пожара не устроим?

— Ради такого случая я сам притащу огнетушитель и буду бдить, — пообещал я.

— Очень волнуюсь, вот что, — признался Гриша. — Мне кажется, вы зря решили, что я должен быть ведущим. У меня же совершенно нет такого опыта, я вообще уже не помню, когда выступал на публике…

— Никаких возражений не принимаю! — отрезал я. — Никто лучше тебя с этим не справится, тут я с девчонками согласен на все сто.

— Вот мы с тобой местами и поменялись, Володя, — грустно улыбнулся Гриша. — Я сегодня полночи не мог уснуть, и все повторял все твои советы. И про человека из публики, и про то, что чтобы не бояться выглядеть глупо, нужно сразу как-то облажаться, а потом все пойдет легче.

— Я разве так тебе говорил? — засмеялся я. — Но в целом, ты верно меня понял. Да расслабься, все будет хорошо!

В этот момент со сцены зазвучал какой-то удивительно нежный перебор. Свет в зале медленно погас, освещенной осталась только сцена с «ангелочками». Играли они какую-то новую песню, во всяком случае, я ее раньше не слышал. Медленную, протяжную. В чем-то даже величественную.

Прямо настоящая рок-баллада.

— В дом приходит тишина

Гаснут свечи

И тумана пелена

Светлый вечер

Думать можно только об одном

Снег не тает

Даже шелест ветра за окном

Затихает… — Астарот пел, прикрыв глаза. Завершив фразу он протянул руку Наде, та шагнула вперед и поднесла к губам микрофон.

Когда они успели это написать и отрепетировать? Такая пронзительная песня, даже мурашки по коже побежали. Песня-сюрприз. Или это Света с Ириной за моей спиной с «ангелочками» сговорились?

Я поискал глазами Ирину, но взгляд мой быстро вернулся обратно на сцену. Не хотелось сейчас ни о чем думать. Хотелось слушать музыку. Песня была о светлой печали, без какой-то истории, просто песня-настроение, песня-эмоция.

И это было… удивительно хорошо.

Звучало как будто немного по-новому. Словно тизер второго альбома. В голове даже сами собой зашевелились мысли и образы, но пока без конкретных деталей.

«Офигеть, они выросли…» — подумал я, когда «ангелочки» замолчали, и зал разразился аплодисментами.

— Это была группа «Ангелы С», — сказал Астарот в микрофон. — И больше мы не будем занимать эту сцену, и призываем на нее тех, кому посвящен сегодняшний вечер!

Парни положили инструменты и направились к краю сцены. Астарот, Бегемот, Макс и Бельфегор спрыгнули вниз, подхватили кресло Гриши и подняли его на сцену обратно.

И я, блин, чуть не прослезился в этот момент! Так трогательно все это выглядело!

— Добрый вечер, друзья, — сказал Гриша, подкатив к микрофону. — Я надеюсь, вы меня простите, если я буду смущаться и заикаться, потому что очень волнуюсь. В первую очередь хочу сказать спасибо ребятам, которые спели такую красивую песню. Ох… Ну вот я уже и забыл слова! У меня ведь такая речь была заготовлена, я ее сегодня полночи учил! Эх, пойду повторять за кулисы, а пока предоставляю микрофон дуэту Маши и Сережи Самойловых. Встречайте!

Из-за кулис вышла пара. Хрупкая маленькая женщина катила перед собой инвалидное кресло. Мужчина, уже в годах, с седыми висками и бородой, держал на коленях аккордеон.

Народ захлопал, кто-то даже засвистел. Судя по всему, парочка была вполне известной.

— Здравствуйте! — очень детским, практически мультяшным голосом сказала женщина. — Сейчас мы споем вам несколько французских народных песенок…

Я еще раз посмотрел на зал. Блестящие глаза. Кто-то что-то шепчет друг другу. Кто-то смотрит на сцену, не отрываясь. Заметил в дверях Наталью Ильиничну. Она стояла, привалившись к косяку и промакивала уголки глаз платочком.