93 дня для тебя…

– Из-за чего ты взбеленился, можешь объяснить? Я тебя просто не понимаю. Ден-придурок меня поцеловал, когда я об этом не просила, а наоборот ругалась с ним. А ты вместо того, чтобы дать ему по роже, меня бросаешь? Это как называется, Антон?

– Кать, я не стану встречаться и уж тем более жить с девушкой без моральных принципов.

– То есть я, по-твоему, потаскуха, что ли?

– Заметь, это не я сказал.

– А кто?

– Ка-тя, – потирая лоб, длинно выдохнул Антон и вышел из кухни. Я за ним. Он нашёлся в спальне и уже начал раздеваться. – Я устал. Давай отложим ссору до выходных.

– В субботу мы собирались к твоим родителям.

– Вот даже не заикайся о них, – прошипел он.

Вопреки недавней усталости Антон подскочил ко мне за секунду и встал так близко, что наши носы почти прикасались, и принялся выговаривать яростно, злобно:

– Забудь обо всех «мы», о моих родителях и обо всём остальном. Отныне ты сама по себе, я сам по себе. Можешь бежать к своему первому парню и целовать его сколько захочешь, ко мне не смей приближаться.

– Антон, – писк вышел жалобным. Я не собиралась плакать, но грудь вдруг начала трястись, а вздохи стали свистящими и жадными. – Я же не виновата, что он полез.

Антон заметил выкатившиеся слёзы и отступил на шаг, а я воспользовалась случаем, чтобы утереть влагу. И лишь сейчас вспомнила, что даже не умылась по возвращении в квартиру и ни разу не взглянула в зеркало. Страшно представить, на кого я была похожа.

– Он может и полез первым, Кать, – сказал Антон. И посмотрел на меня с такой обидой и тоской, что моё сердечко болезненно забилось в невидимых варварских тисках. – Но ты целовала его в ответ…

Я молча таращила глаза. Истерика, мысли, слова – всё закончилось в один момент. Я просто не знала, что думать, что говорить. Как расценивать «я целовала Дениса в ответ»? Откуда чёрт побери мне знать. Неужели кому-то под силу определить, как именно целовалась пара? Да что такого особенного можно рассмотреть, когда двое людей прижимались губами, переливали слюни и дышали парами друг друга.

Лично мне для понимания нужны слова, лучше вразумительный набор фраз, ещё лучше крепкий, добротный рассказ с подробными описательными уточнениями. Прикосновения – это дымка, иллюзия, тающая с первым исчезновением самого касания. Исчезая, тепло чужого тела забирает с собой всё, что родилось: влечение, надежды, разочарования, предвкушение, негодование, планы на будущее.

Трогая кого-то, можно думать о сексе (не обязательно с тем, кого целуешь или касаешься), о недавней ссоре (опять-таки с кем угодно), об открытой банке маринованных огурцов в холодильнике, о запахе изо рта – своего или партнёра, о предстоящей защите диплома, о напоминании «не забыть позвонить маме». Думать, говорить, совершать поступки, целовать или щупать кого-то – настолько несовместимые понятия, что ставить между ними знак равенства… невозможно.

Брови хмурились, что я потёрла морщинку на переносице, но ничего дельного в голову не приходило.

– Такси вызвать или сама справишься?

– Сама, – ответила Антону на автомате, без раздумий. Потому что в голове крутился поцелуй с Денисом и мне никак не удавалось припомнить, чувствовала ли я что-то в тот момент.

Я очнулась из ступора, когда оказалась на улице. Город накрыла ночь, фонарь хорошо освещал дорожку к подъезду, но кто бы пролил свет на события? Снова села на лавочку и похлопала по карманам джинсовой куртки. Ключи от квартиры Антона остались в ключнице на крючке. Я повесила их выверенным до автоматизма действием. Зато отыскала ключи от собственной квартиры. Иначе пришлось бы унизительно возвращаться к Антону.

Всю ночь я не сомкнула глаз, прокручивая на повторе сцену с Денисом и последующую реакцию Антона. Но так и не поняла – где, в каком месте повела себя неправильно. Лекции в институте прошли мимо. На телефонные звонки я не отвечала, потому что ждала одного-единственного. Но тот, кто был нужен больше всех, не звонил.

До утра субботы оставалось полтора дня. Только как их прожить, если каждые десять минут я проверяла телефон, чтобы убедиться – сообщений нет, пропущенных звонков тем более. Антон не вёл страницы в социальных сетях. Он вообще считал опубликованную на добровольных началах личную жизнь на дурацких страничках, с дурацкими постами о том, кто, как, где и кого, в каких позах и как часто, величайшей глупостью. Мы переписывались в личном чате, я знала, что у него есть ещё один для коллег и единомышленников, но мне вход был закрыт в сопровождении банальных объяснений – это по работе, там скука смертная и десятиэтажный отборный мат.

Я набрала сообщение «Привет, скучаю». Стёрла. Он ответит – сходи поцелуй Дениса, чтобы развеяться. «Привет, как дела?» – стёрла ещё быстрее. Зачем я буду что-то писать, если человек послал меня прямым текстом. Да пошёл он! Ну подумаешь, парень бросил, с кем не бывает. Раз в жизни случалось с каждым, в крайнем случае через одного.

Тем же вечером.

– Ма-ам, я не могу без него… У-у-у, люблю я его, понимаешь?

Больше часа я выла белугой, а мама елозила по монитору своего ноутбука пальцами, пытаясь дотянуться до меня, чтобы обнять, поддержать и утереть слёзы… Или врезать как следует.

– Доченька. Я очень хорошо тебя понимаю. Милая, все люди проходят через влюблённость и расставания. Нет на земле человека, кого миновала бы эта участь. Надо потерпеть.

– А как терпеть, ма-ам? – Я протёрла свой ноутбук салфеткой, потому что он перепачкался мокрыми разводами.

– Ох, Катюш. Как-как, обычно терпеть. Так же, как все терпят. У тебя экзамены скоро, выпускные. Помнишь?

– Да ну их эти экзамены. Надоело. К чёрту учёбу, к чёрту всех.

– Ты мне психи не показывай. Мы с тобой как договаривались? Ты лично обещала и на колени падала, что закончишь два вуза. А теперь в кусты? Подумаешь, парень тебя не понял, и что с того… Из-за такого же обалдуя, как ты сама, отправишь свою жизнь на помойку? Чего стоят обещания, если с первыми трудностями ты поджимаешь лапки и сдаёшься.

– Ничего себе первые… Я не сплю, не ем, а только и делаю, что учусь. Читаю, зубрю, снова читаю, снова зубрю. И никто не задумывается, какой ценой мне это даётся.

– Ой, брось. О цене заговорила. На парня времени хватало, и ты не жаловалась.

– Он не мешал.

– Ну-ну. Мне-то не ври. Скажи ещё, что вы от зари до зари книги читали да о высоких материях рассуждали.

– Не скажу. Но Антон всегда интересовался моими успехами и помогал чем мог. Ночью даже бутерброды готовил и кофе варил. – Недавно закончившиеся слёзы потекли с новой силой. – У-у-у, ма-ам, он мне раньше кофе в постель, а теперь «забирай свои вещи». Ма-а-ам!

– Тише дочка. Соседей всех перепугаешь воплями. Ну, будет. Знаю, тебе тяжело. Но надо держаться. Ты же у меня вон какая сильная выросла. А ещё умница, красавица. Я тобой очень горжусь. И Пьер тобой гордится. Он всем коллегам рассказывает какая у него падчерица золотая.

– Толку-то. Антон не считает, что я золотая. Небось змеёй подколодной называет теперь. А раньше котёнком называл.

– Значит так. Раз ты не в состоянии взять себя в руки, я вылетаю первым рейсом. Соберём твои вещи, съездим в деканат, попробуем договориться об отсрочке экзаменов. И вернёмся вместе в Париж. Встретишься здесь с друзьями, развеешься, и жизнь наладится. Решено. Давай прощаться. Я побегу собираться.

– А? Что? Куда?

– Не думаю, что возникнут проблемы с билетами. В крайнем случае полечу лоукостером.

– Мам, ты, конечно, приезжай, я тебе всегда рада. Но не поеду с тобой, ты только не обижайся.

Я неловко вытирала влагу под носом и ругала себя последними словами.

– Ну и что тебе делать одной? Мы с Пьером поддержим тебя, с нами всяко полегче будет, а там по тебе никто не скучает.

«А вдруг… Вдруг кто-то всё же скучает…, и мы помиримся».

– У меня есть Танюха.