94, или Охота на спящего Единокрыла
Шрифт:
— Ладно, дай ему… ну, скажем, процентов пять. Но имей в виду, — строго напомнил Учитель, подтверждая наше горькое предположение, что от скидок на этом свете одно лишь зло, — Раз сумма будет меньше, то и процент твой тоже уменьшится!
— Да ладно уж, — великодушно смирился я, — Тут главное, чтоб согласился он…
— Согласится. Нормальная скидка. Давай, раскручивай. Если что, я пока здесь, в офисе…
— Ну что, уточнил? — спросил Мебельный человек, когда снова сел против меня.
— Да. Пять процентов скидки, — произнес я Главные Слова своей жизни (ну, во всяком случае, на тот момент).
— А что ж не десять?
Я лишь посмотрел на Мебельного затравленно-просящим взглядом.
—
— Начальство — оно везде одинаковое… — не нашел я ничего лучшего ^ля произнесения в этот торжественный миг…
…Оборотнян прибыл быстро. Можно даже сказать — поспешно, хотя время ожидания его мне все равно показалось вечностью. Ничтоже сумняше, он выписал контракт прямо москоустаровском образце, а затем в сопровождении торговцев черным и красным деревом исчез где-то в хитросплетении шкафов, кроватей и диванов. Вернулся он минут через десять, и его традиционная деловая сумка, как мне почудилось, выглядела изрядно потяжелевшей…
— Ну, всё окей, — доложил Мастер. — Порядок! Рублями, правда, дали, но ничего…
— А процент мой? — набравшись смелости, требовательно спросил я, имея также в виду, что раз рублями, то дожидаться размена «соток», очевидно, нет никакой нужды.
— Ты прям здесь, при них, что ли, решил разделить? — округлил глаза Оборотнян, — Погоди. Тем более, мне сперва в саму газету нужно съездить, с ними рассчитаться… Ладно, раз туда все равно ехать, подожду у них, пока они макет сделают. Будешь еще работать сегодня?
— Не, хватит, — сказал я, тщетно силясь воспаленным мозгом перевести стоимость «восьмой» в рубли по курсу, а затем умножить на семь-двадцать пять, дабы осознать причитающуюся мне часть содержимого сумки, — На «войну» съезжу.
— Давай. Тоже дело хорошее, — подмигнул мне Маэстро на прощание.
«Жаль, конечно, что не выйдет прямо сейчас к кафедре на такси подкатить! — подумал я, — И Армеец как раз сегодня быть обещался… Впрочем — ладно. Все и так идет неплохо. Прав, прав был Старина — работай, трудись, и Успех сам неминуемо и закономерно постучится в твою дверь. Эх, парни — и как же я вас всех люблю! Даже Оборотняна…»
— Этот твой тебе звонил, — сказала мама, когда я, счастливый, но довольный, поздним вечером пересек порог родного дома, — Мейер Абрамович, что ли…
— Роберт Аронович, — поправил я, — И что?
— Ну, как и в тот раз: попросил перезвонить, если не сегодня, то тогда уж завтра…
Я лишь воздел очи к небесам. О, Провидение — ты опять шлешь мне ВСЁ в один день! Хотя, конечно, именно ради таких дней мы и… (ну и так далее).
«Пролонгация» — вот зачем звонил Роберт Аронович! И это, вне всяких сомнений — Она! То волшебство, что всегда сулил нам Оборотнян в качестве Истинной цели. Пролонгация — сиречь, продление процесса, когда клиент, на личном опыте осознав, наконец, всю практическую пользу размещения рекламы в газете «The Moscow star», начинает давать в неё рекламушку безо всяких уже усилий и напоминаний с твоей стороны, планомерно наращивая как частоту, так и площадь объявлений — вот это что!!! «Пролонгация»… пролонгация!
В ту ночь автор впервые с начала кампании уснул спокойно и безмятежно. По свидетельству очевидцев, во сне он улыбался и даже совсем по-детски пускал слюни…
Утро следующего дня выдалось добрым в самом искреннем смысле этого слова. Пробудившись, автор сладко потянулся и сощурился ласковому апрельскому солнышку. Затем степенно, как и полагалось новоиспеченной звезде рекламного небосвода, отзавтракал глазуньей из трех яиц, мягчайшей горбушкой аккуратно промокнул остатки со сковороды
и запил всё это дело крепким кофейком. И лишь затем, растягивая удовольствие и тщательно обтерев руки об тренировочные штаны, неспешно набрал нужный ему телефонный номер.— А, Миша! — раздался в трубке столь желанный голос, — Добвое утво, вад Вас слышать!
«А уж я-то как рад! — подумал я, — Ну давай же, старик, не томи…»
— Миша, у меня двя вас не очень ховошая новость! — сообщил Роберт Аронович все тем же радостным голосом, отчего автор не сразу среагировал в должном объеме, — К сожалению, за все тви дня я не зафиксивовал ни одного звонка по Вашей газете!
«Экая жалость. Похоже, «пролонгации» не будет… — сказал сам себе автор, — Эх, ведь и говорили же мне и Старина, и Оборотнян — позвони сам хоть раз, а еще лучше друзей попроси, чтоб видимость создать… Да вчера за всеми хлопотами околомебельными так и позабыл, эх… Ну да ладно. В принципе, и так всё идет очень даже непло…»
— …Миша, да, к сожавению, дева обстоят именно так. И тепевь, по закону векламы, вы довжны вевнуть мне впустую потваченные мной деньги!
Немедля свежеоткушанная яичница вперемешку с кофеем едва не пошли у автора носом, и пол закачался у него под ногами. Потребовалось секунд тридцать, чтобы кое-как осмыслить обрушившееся на него откровение.
— Миша, Вы здесь? — заботливо поинтересовался Роберт Аронович.
— Здесь, — прохрипел я.
«Как это — «вернуть»??? Ну ладно, допустим. Допустим, всё это так, хотя о существовании подобного Закона джедай Оборотнян ни разу ни одним словечком не обмолвился со своими верными падованами. Хорошо, а «пятнашка» моя, честно заработанная потом и кровью — ее тоже, что ли, получается «вернуть»???»
(«Закон о рекламе РФ», прошу заметить, вступил в силу в 2006 году, то есть двенадцать лет спустя после описываемых событий. Хотя и в нем столь варварской нормы прописано не было. Умерла, что называется, так умерла — прим. авт.)
Да, но то все-таки закон О рекламе. От словосочетания же «Закон Рекламы» не на шутку веяло чем-то суровым и неизбежным. Типа «Закона джунглей». Или еще хуже — зловещими сицилийскими omerta и silenzio stampa! «Закон Рекламы», ооо! Здесь было отчего впасть в отчаяние…
— Я как бы это, Роберт Аронович, — залепетал я, в липком страхе трепеща как осиновый лист, — Я уточню… Если есть такой Закон — то тогда уж, конечно…
— Миша, ну а как же нет ? — раскипятился Роберт Аронович, — Как же нет?! Ведь двести доллавов — и ни одного, ни одного даже самого зававящего звоночка! А Вы так квасочно, так убедитевьно мне все вассказывави, что я исквенне вам по-вевил! Звоните мне тогда, когда сможете подвезти, я буду с нетевпением ждать!..
Дрожащей рукой я набрал номер Центра. Разумеется, второй день подряд Фортуна не могла быть развернута ко мне одной и той же стороной — Оборотняна на месте не было. Кое-как покидав в рюкзак самое необходимое, тем самым придав верному аксессуару статус «тревожного чемоданчика», я, зябко передергивая плечами, несмотря на почти летнее тепло, вылетел на улицу…
…В итоге, после полутора часов мучительного ожидания, заполненных наблюдением самых апокалипсических картин расплаты, я услышал по-кошачьи мягкие, но в то же время решительные шаги Мастера — и стремглав кинулся прямо на него.
— А, здорово! — приветствовал меня Оборотнян, — Хорошо, что ты появился. У меня как раз к тебе…
— «Хорошо» — это не то слово! — перебивая, заорал я, — Серег, слушай, тут мне этот мой звонил… ну ты понял, короче… Он говорит, что… он, короче, сказал… В общем, он это… он хочет деньги обратно получить!!! Прям домой мне звонит и требует!!! На «Закон Рекламы» еще какой-то ссылается…