9х18

Пять дней они жили на озере, пока Ука не выдержал и не пришел домой пешком, весь в слезах. Пришел и попросил отца Юры поехать и забрать тех двоих, пока они друг друга там не поубивали. Он, правда, про трактор, уже к тому времени утопленный, ничего не сказал. Не решился.

В общем, все вроде обошлось, и тех домой доставили, и трактор вытащили из озера. Неизвестно, конечно, в подробностях, как там все это происходило и сколько они в итоге поймали рыбы, но до слуха людей дошло, что выпито было все взятое с собой. Еще до постороннего слуха дошли некоторые подробности той рыбалки. Известно было, что трактор они утопили, когда играли в войнушку. Да, нужно помнить, что это были еще совсем юные существа с детскими умами в головах своих. Юра проезжал на тракторе по Петрухе, который бросался под просвет колес, как под танк, с гранатой-бутылкой, а потом, когда трактор проезжал, Петруха вставал на ноги и с криком «ура» бросал гранату в воображаемый танк. А драка, после которой Ука убежал за помощью в деревню, началась с того, что Петруха забрался высоко на дерево, по какой-то неведомой причине, но факт был в том, что Юрий – друг его – это дерево спилил под корень вместе с Петрухой. Петруха упал в болото. Этого хватило, чтобы начаться драке. Они, кстати, часто между собой дрались. Им нужен всегда был подогрев в виде общего врага, тогда они с удовольствием били ногами это третье лицо, а если такого не подворачивалось рядом, то всю спесь свою они направляли друг друга. Приходилось их постоянно разнимать. В этих драках было что-то очень сильное, тут выражались какая-то братская привязанность друг к другу, любовь. Но все и в этот раз обошлось. Все вернулись, все живы. Синяки зажили. Родители простили. Трактор достали, отремонтировали.

Осенью Юру и Уку забрали в армию. Петрухин через полгода сел в тюрьму. Сейчас я знаю, что и у Юры, и у Уки сложились судьбы благополучно. Оба сегодня законопослушные граждане своей страны, специалисты в своих профессиях, положительные семьянины. Надо отметить еще один интересный факт, что после армии оба успели поработать в милиции. Эта информация меня тогда очень развеселила. Не заладилось только у Петрухи. Он, я слышал, отсидел два срока и живет сейчас в нашей деревне. Встретил его однажды: он как-то сконфуженно со мной поговорил, как будто стеснялся своего слегка «запьянцовского» лица и беззубого рта. Но надо сказать, справедливости ради, что Петруха хоть и не смог выбраться в цивилизацию и остался в деревне, пропив и прокутежив всю свою жизнь, все-таки остался кем-то таким, особенно стержневым из нас, тем, каким я знал его в нашей юности. И если бы мне нужно было выбирать из троих друзей уже сейчас, по прошествии многих лет, себе напарника, чтобы с ним идти в разведку – ну, если бы так случилось, – я не задумываясь выбрал бы именно этого неудачника Петруху. И я бы на сто процентов не ошибся в своем выборе. Собственно, про это я и хотел сказать в отступлении о друзьях, что не всегда внешнее благополучие нашей жизни сохраняет в нас личностный человеческий стержень.

Но слава Богу, что я тогда покинул деревню и уехал в Питер, а он меня принял в свои суровые, но спасительные объятия – мой духовный отец и воспитатель Петербург. Город таинственных свершений; город вечного мрака, в котором зарождается огнь и свет нашей жизни. Наставник мой, как я благодарен тебе! Как я люблю тебя! Мой город. Самый любимый и самый лучший город на свете. Спасибо тебе, Петербург, за все. За то, что принял меня в свой игровой состав.

Смена жизненной парадигмы проходила сложным путем, этот процесс не закончился и по сей день. Но все началось со спорта. За спортивной жизнью вслед поменялось все.

Я нестерпимо захотел жить по-доброму. Светлеть начало в моей вдруг откуда-то взявшейся, поднявшейся из недр глубин потребности к спорту и совершенству в нем. Потом спорт привел меня к более широкой потребности. Потребности учиться! Школа в поселке для меня прошла мимо. Хотя я теперь подозреваю, что мое желание учиться и по сей день заложено с моей юности, тем, что в школе я совершенно не учился. Моя хулиганская натура, превратившая весь образовательный процесс в школе в фарс, сыграла для меня спасительную роль в этом деле.

Дорогие мамы и папы! Если вы хотите добиться того, чтобы ваше дитятко прожило свою жизнь на оценку «два», заставьте его в школе учиться на «пять». Именно заставьте. Результат будет диаметральный, но стопроцентный.

Добиться в жизни нет, не счастья, – об этом человек не думает, и я никогда не думал, и я не понимаю до сих пор окончательно этого слова – счастье. Результата! Счастье – это производное состояние. Результат твоей цели дает тебе ощутить кайф от жизни, от проделанной работы. И чем выше достигнутая тобою цель, чем труднее было ее достичь, а высокие цели всегда достигаются с трудом, тем полноценнее плод – радость от жизни. В этом ощущается чувство собственного достоинства, чувство того, что ты – человек. Во что бы то ни было добиться результата! Маленькие шаги – результаты – рождают большие пути. Но прежде мечта, прежде уметь заглянуть в будущее через свое сердце, через мечту, а потом только идти вперед, неукоснительно внимая своему сердцу. Но тут важно правильно расставить приоритеты и определить полярность направления, поставить + или –. Опять эти балашовские приоритеты.

Колледж

И вот я стою у железной двери спортивного зала, где проходят тренировки по волейболу, на пороге своей новой жизни – это было осенним темным вечером. Все светлое и лучшее зарождается темными вечерами, когда наступает осень в душе, когда заблудился в потемках жизни и душа ищет выход к свету, к смыслам. К себе. На закатах приходят рассветные мысли. Именно закат – вечер, уходящее солнце – освобождает место для нашей мечты. Закат ставит точку в пройденном пути и тут же рождает заглавную букву предстоящих дел, встреч радости и любви. У серой двери, ведущей в рай галовских грязненьких мячей, обшарпанных стен и разметки 18х9, стали собираться подростки, местные волейболисты. Я волновался и переживал. Волейболисты! Кто они? Питерский волейбол по отношению к нашему деревенскому – это «небо и земля». Хотя у нас волейбол был самым распространенным видом спорта и традиционно любим всеми от мала до велика, все равно это был провинциальный волейбол. В деревне все провинциальное. Хотя провинциальное не означает худшее, как выяснилось для меня потом. Провинциальное – это там, где больше жизни, быта, уюта. В противоположность профессиональному, вышколенному, городскому, совершенному, а значит, обесцвеченному и обезжиренному. Начисто вымытому. А там, где все слишком чисто, высоко и совершенно, часто холодно и неуютно. Даже страшно. Как в космосе, холодно и темно. Поэтому провинциальное – это пусть и несовершенное, но зато теплое и человеческое. Пусть и неказистое. Даже смешное. Провинция – это земля, а город – небо. На небе высоко и совершенно, а на земле уютно и тепло. Традиция и любовь к этой игре были основаны еще с советского времени, когда летом все мужское население собиралось у сельского клуба, где располагалась волейбольная площадка и до самой ночи устраивались баталии кожаным со шнуровкой сбоку, не очень круглым мячом. Играли все. В нашем селе волейбол всегда был в почете. Но какой это был волейбол? Замечательный: веселый, азартный, любимый всеми. Не профессиональный – народный волейбол.

Отец привел меня к этой народной игре, когда еще я и в школу не ходил. Он брал меня с собой на игры, на соревнования. Отец был заядлым волейболистом-любителем, два раза в неделю всю осень, зиму и весну они с друзьями играли в школьном спортивном зале. А позже, когда мой рост трансформировался до нужной высоты, я стал и сам участвовать в этих играх. Потом играл за район, и в юношеских, и в мужских составах. Был на высоте среди своих. Но с первых дней учебы в спортивном техникуме я сразу понял, что хоть и играл в волейбол с детства, но все же уровень питерских спортивных школ совершенно другой. Поэтому при встрече с одногруппниками по колледжу— ребятами преимущественно из волейбольного клуба «Экран» – осознал весь свой путь, по которому мне предстояло пройти, чтобы догнать ровесников, воспитанных в спортивных школах Питера.

Спортсмены, которых я встретил у двери спортивной школы, куда я пришел попроситься, чтобы меня взяли в состав этой секции, были волейболистами немного другого формата, чем товарищи по учебе в техникуме. Тут были волейболисты из звездной «золотой» лиги – самые великие. Самые настоящие. Впервые на своем пути в Питере вершину идеи этой игры я встретил в колледже двумя неделями раньше. Это не просто волейболист оказался – это был феномен, особая порода – факт жизни. Когда ты заглядываешь в горнило идеи и смысла какого-либо явления, в самую его суть, всегда можно обжечься от прямого попадания энергии на тебя. Вот и я чуть не обжегся от этой энергии, на которой зиждется вся идея не только волейбола, но и всего мирового спорта.

Глядя на этого ходячего носителя идеи волейбола, я сначала, честно сказать, чуть не разочаровался вообще в спорте как таковом: когда увидел его, идущего ко мне по двору колледжа быстрым шагом. Я же только потом понял, в чем тут смысл, тайна. А сначала при приближении этого человека я почуял что-то неладное, но в этот же момент так же ясно, как белый день, осознал, что вот именно этот экземпляр человека станет моим товарищем на долгие годы, а может быть, и на всегда. Я с детства притягиваю к себе самый неказистый и внешне неудачный сорт людей. Но именно эти существа впоследствии становятся моими верными друзьями на всю жизнь. И именно в них, как выясняется теперь, я прочитываю сокрытую тайну жизни и смысл существования всего человечества, да что уж там – всей вселенной, всего мироздания.

– Привет, я слышал, ты на кафедре спортивных игр в группе 103? – с ходу заявил незнакомец.

Он сказал это с такой отвратительной дикцией, что мне пришлось читать смысл произнесенных слов по его губам.

– Дай-ка закурить, есть? – продолжал незнакомец.

– Нет, – ответил я.

– А-а-а, понятно.

Тогда он достал пачку сигарет и закурил свои. Я ничего не сказал, так как понял по его поведению и виду, что это не самая большая странность, которая может от него исходить, и что меня ждет веселое общение с этим типом. Хотя по измятости и толщине пачки сигарет, из которой он достал свое курево, я все же догадался о его прагматичном подходе. А он еще и волейболистом оказался – труба. Он мне так и сказал тогда: «Я, Андрей, волейболист, понимаешь».

– И давно ты занимаешься волейболом? – спросил я.

– Всю жизнь, – ответил он, растягивая отсыревшую сигарету.

Всю жизнь! Вот так.

* * *

В колледже физической культуры и спорта, куда я поступил, у меня был целый год только один товарищ, с кем я общался в техникуме, – вот этот волейболист. Оказывается, я теперь в этом убежден, что самые настоящие волейболисты – это самые неказистые по меркам спорта люди, как Серега. Встреть его где-то случайно, никогда бы и в голову не пришло, что этот человек волейболист. И вообще спортсмен. Но он так любил этот спорт, оказывается, как и я любил его, – безгранично! И в этой любви к нашей игре мы были самыми настоящими волейболистами. Красивыми, прыгучими, быстрыми и взрывными. Чудесными. Мы мечтали быть такими. И мечты наши были настолько сильными, искренними, что, наверное, на подобных мечах вот таких, как мы – несовершенных, провинциальных, – стоит весь мир, вся его красота и сила. Мне так думается.