A and B, или Как приручить Мародеров

Девушка с затянутыми в узел черными волосами и белом халате склонилась над склянкой с золотистой жидкостью. Ремус не видел ее лица, но знал, что сейчас ее зоркие глаза неотрывно наблюдают за мельчайшим изменением окраса, а слабое подергивание руки с палочкой — результат пишущего заклинания. Рабочий журнал, помятый и толстый, лежал подле нее и с каждой секундой заполнялся новыми рядами чисел, которые для Ремуса были просто цифрами, а для Эмили Паркер — еще одним шагом к прорыву.

Ремус скромно примостился на колченогом стуле сбоку от рабочего стола Эмили, сложив руки на колени и продолжая наблюдать, как она работает. Халат был коротким и не скрывал ее тонкие ножки в черных чулках (по крайней мере, Люпин представлял себе, что это чулки). Эмили была на каблуках, и это было довольно странно, потому что представить себе Эмили Паркер, которая решила бы нарядиться на работу в неудобную обувь, он не мог. Здесь просто не было никого, перед кем она могла бы похвастаться своей точеной фигуркой, и эта мысль несказанно успокаивала Ремуса. Он безумно ревновал ее, после того как они официально расстались.

Ремусу пришлось ждать достаточно долго, прежде чем Эмили разогнулась, безжалостно отправила содержимое пробирки в раковину и стянула с рук белые перчатки. То, с какой тщательностью и сосредоточенностью она проделывала все манипуляции, завораживало Ремуса. Она никогда не была особенно аккуратной, но когда дело касалось науки, Эмили не было равных. Вокруг царил немыслимый хаос из летающей посуды, но в этом хаосе был известный Эмили порядок, и ни один самый неказистый и бессмысленный здесь предмет не смел ослушаться своей хозяйки. Со своими инструментами она всегда находила общий язык, в отличие от людей.

Эмили обернулась. Она посмотрела на Ремуса безо всякого удивления и вообще — без каких-либо эмоций.

— Здравствуй, — выдохнул он и попытался улыбнуться, но холод, исходивший от нее, убивал всякую надежду. — Я скучал по тебе, — выпалил он ни с того ни с сего, и ее лицо смягчилось.

— Здравствуй, Ремус, — устало ответила она, вновь отворачиваясь.

Эмили теперь выглядела очень солидно и весомо. Все ее мрачные вороньи тряпки остались позади, уступив место взрослому изяществу. У нее был большой чистый лоб, внимательные темные глаза и зачесанные в хвост волосы без торчащих «петухов» и свисающих локонов. Белоснежный халат целителя Мунго очень ей шел. Иногда она снилась в нем Ремусу, и тогда ему приходилось по целому часу проводить под ледяным утренним душем, прежде чем выйти из дому.

— Как твои успехи? — спросил он у ее спины.

— Я близка к завершению, — ответила спина, убирая ингредиенты в прозрачные именованные ящички. — Ровно как и Северус. Не знаю, кто из нас быстрее добьется зелья, которое позволит вам контролировать трансформацию, но рано или поздно мы оба придем к успеху.

Вам — то есть, волкам.

— Откуда тебе знать, насколько Пожиратель Смерти близок к прорыву? — Ремус неотрывно наблюдал, как она вытирает руки белыми салфетками и идет к своему столу, деловито цокая каблучками, словно только и делала, что дефилировала каждый день.

Эмили опустилась за стол, сложила перед собой руки и пронзительно взглянула на Ремуса. Тот ответил неизменной улыбкой, и она нахмурилась.

— Доклады из Аврората, отчеты от Дамблдора, — ворчливо ответила Эмили. — Северус воссоздал тот рецепт, что я когда-то сварила в поместье Мальсибера для Люциуса и продолжает дорабатывать его, проверяя результат на провинившихся волках Фенрира. Судя по тому, что с ними происходит, мы идем одной и той же дорогой.

— И ты знаешь это, так как тоже ставишь эксперименты на волках, но из Мунго.

— Именно так, Ремус.

Люпин сжал зубы. Он знал, каким образом оборотни попадают сюда. Это были дети, подростки, иногда взрослые волшебники, которых покусали волки Фенрира при очередном налете. Они были невинны и отчаянно не хотели быть теми, в кого их превратили. И тогда к ним приходил глава отделения в мудрых очках-половинках и хлопковом длинном халате и рассказывал, что уже сейчас ведутся исследования, что ученые близки к успеху, и что единственное требуемое от пациентов — оказать содействие. Согласиться быть подопытными, иными словами.

— Ты не одобряешь это, я знаю, — верно растолковала его молчание Эмили. — Но других путей нет, Ремус. Те оборотни, что работают на нас, слишком ценны для Ордена, Аврората и Министерства. Я не могу поить экспериментальным зельем их.

— Были уже смертельные исходы? — просто спросил Ремус.

— Более или менее, — ровно ответила Эмили, не дрогнув. — В основном они погибают не от зелья, но от того, что оно делает с их сознанием. Но количество летальных исходов снизилось в последние месяцы.

Снизилось. Ремус хмыкнул.

Именно поэтому он никогда не представлял себя на месте исследователя, хотя многие преподаватели и говорили, что у него есть все задатки. Он был слишком человечен, чтобы быть ученым.

— Меня отправляют к Сивому в стаю в качестве двойного агента, — сказал он, поднимая ясные глаза на Эмили.

Эмили вскинулась, ее глаза остро блеснули и в глубине их высветилось беспокойство и тревога любящей женщины. Ремус внутренне вспыхнул от радости и злорадства.

На выпускном балу, как раз после экзаменов, которые они оба сдали на «Превосходно», Эмили сказала, что заканчивает эти отношения, потому что не любит его. Ремус понимал, что она идет дорогой мести за себя и за Беату, и просто не хочет втягивать в это кого-то, кроме себя. Он объяснял ей, что поможет ей, кричал на нее, ругался, пытался вразумить, но она с каменным лицом твердила «не люблю», так уверенно, как умела только она.

И однажды это стало невыносимо. Он наконец-то сделал вид, что поверил.

— Зачем? — ее голос дрогнул, она побледнела, и Ремус с отвращением почувствовал, что рад этому, как бы мерзко это ни было.

— Я единственный оборотень, которому Дамблдор полностью доверяет. Я «сын» Сивого. Есть шанс, что меня примут, если я правильно сыграю свою роль, и тогда я смогу поставлять данные напрямую с той стороны, а в лучшем случае даже разрушу стаю изнутри. Впрочем, на последнее я особо не рассчитываю.

— Или тебя просто убьют.

— Или убьют, — согласился Ремус, и лицо Эмили стало непроницаемым.

— Когда?

— Послезавтра.

Вот и все.

На этот раз это было его прощание.

Ремус отдавал себе отчет, что с такого задания он может просто не вернуться. Он надеялся, что защита Эмили хотя бы сейчас даст слабину и она покажет свои настоящие эмоции, но она словно примерзла к своему стулу, уставившись на собственные руки, иссушенные от работы с реактивами.

Все те годы, что прошли после выпуска из школы, они продолжали видеться. Сначала было отчаянно сложно быть рядом с ней, но не иметь возможности по-настоящему к ней прикоснуться. Потом он решил тешить себя надеждой, что однажды, когда закончится война, Эмили оттает, но она лишь глубже уходила в свои бесконечные исследования, будто пряталась в них ото всех.